— А Ивэ и Харальд?
— Они пытаются сохранить мир и хоть какой-то порядок на рубеже и собирают племена варваров, чтобы атаковать Репрок, на тот случай если бы Лаодран все-таки добилась своего.
— Вот и кухня… Видишь?
— О! Отлично… просто прекрасно… А то, этот ненасытный Борг пожрал из вредности все, что было на столе в пиршественной зале.
— Почему ты думаешь, что из вредности? - засмеялась Ника.
— Ну, он ведь не любит, когда грубо нарушаются законы гостеприимства, а сэр рыцарь был груб и очень настаивал на том, чтобы лорд Дорган покинул замок.
— И он его покинул? - затаив дыхание, поинтересовалась Ника.
— Не знаю! - замахал рукой маг, крайне возмущенный приемом, оказаным его другу. - В последний раз я видел его, когда он поднимался за вами в верхние покои… после той недостойной, безобразной сцены… А дворф тогда все сожрал… все, что было на столе… только представьте… Вы куда?
— Мне сюда… мне непременно нужно сделать одно дело… а, кухня прямо перед вами… - пробормотала Ника, скрываясь за дверью каморки Криспи.
— Но разве… мы не вместе… - удивился маг.
Он постоял перед дверью, погрузившись в раздумье над странным поведением этой девочки, но так и не смог объяснить его себе. Вздыхая и качая головой, маг размашисто пошагал на кухню.
Привычно обойдя конторку, Ника открыла нишу потайного хода. Она рассчитывала этой ночью найти приют в деревне у Хоуги. Ей нужно было выдержать всего лишь ночь, одну ночь. Она столько прошла, вынесла, пережила и наконец достигла цели. Неужели теперь, когда осталась одна ночь, а это всего лишь несколько часов, все сорвется. Завтра… Завтра для нее все закончится, так или иначе. И последним тяжким испытанием был Дорган. Ну зачем, зачем он здесь? И где он может быть сейчас?
Гермини говорил, да и она сама видела, что Дорган ушел к винтовой лестнице. Но там она его не встретила. Скорее всего он шел к барону и теперь дожидается у его покоев, чтобы поговорить с ним и, возможно, испросить разрешения остаться на эту ночь в Репрок. Навряд ли барону понравится принимать у себя эльфа, но барон все же умеет быть благодарным. Да и Доргана не так-то просто выставить, если эльф сам этого не захочет, а значит ей нужно бежать из Репрок.
В деревне, подальше от замка, она пересидит эту ночь, а на рассвете отправится на опушку к хижине Лиз. Хотя она не видела причины почему должна ждать целую ночь и почему бы ей не отправиться туда прямо сейчас? Она привычно отогнала, уже в который раз настойчиво заявившую о себе мысль о том, что быть может эти несколько месяцев и были ее настоящей жизнью, что этот мир и есть ее дом, и здесь ее настоящие друзья и ее единственная большая любовь… не даром ведь мать Петра говорила ей, что важно вовремя остановиться и оглядеться вокруг. Тогда придет понимание того, что может быть в том, что ты сейчас здесь, свершается, какая-то высшая справедливость, исправляется некая чудовищная ошибка, и что не твоя в том воля, а воля Высшего провидения. Покорись ей! Но нет! Лучше промчаться по своей и чужим судьбам, как сайгак по кукурузе, ничего не замечая, ломая и топча все вокруг, чем смириться с тем, что идет вразрез с твоим желаньицем.
Ну, хорошо! Пусть она не права, но у каждого должен быть выбор, в том числе и у нее, а его-то она была лишена.
Наконец ее вытянутая рука уперлась в камень, закрывавший вход и Ника подтолкнув его, открыла проем выхода. Ее лица коснулся холод влажной звездной ночи. Ника с наслаждением вдохнула воздух, пахнущий мокрым снегом и шагнула из потайного хода, столкнувшись лицом к лицу с Дорганом.
— От меня убегаешь? - насмешливо проговорил он.
Откинутый капюшон, белизна длинных волос, темное напряженное лицо. И тут Ника бросилась на него.
У хижины Лиз
Поймав ее, и стиснув в объятиях, Дорган пятился к дереву. Задыхаясь, перебивая друг друга они яростно целовались. Не выпуская Нику, эльф, вместе с нею опустился на землю в мокрый снег. Ночь для них, едва начавшись, тут же закончилась, промелькнув словно горячечное, бессвязное видение.
Доргану приходилось нелегко, сдерживая страстность Ники, казалось забывавшей обо всем. Она же раздражалась. По ее мнению, он думал о каких-то пустяках: то все время, пыталсь прикрыть ее, разгоряченную, от ночного холода; то умудрялся уследить за тем, чтобы она не оказалась на земле, а в самый неподходящий момент его вдруг начинало волновать, чтобы она излишней горячностью не навредила себе. Ее же оскорбляла его трезвость и рассудочность в подобные минуты.
Сквозь ночь уже просачивался бледный рассвет, а Дорган так и не сомкнул глаз, постоянно укрывая своим плащом раскрывавшуюся Нику. В конце концов он растормошил ее, тесно прижавшуюся к нему.
— Вставай, нам пора. Ты замерзнешь, а моей магии уже не хватает, чтобы согревать нас.
Закутанная в плащ Доргана, полусонная Ника, едва поспевая, шла за ним. Она равнодушно отметила, что они не вернулись в замок, а идут по лесу и она зная куда ведет ее Дорган, думала об этом лениво и отстранено. Эльф ни разу не обернулся на нее и только когда они вышли к деревне, его отчужденность стала для Ники настолько очевидной, что она окончательно проснулась.
Она не понимала причины такого отчуждения. Что случилось? Ведь этой ночью она так щедро отдавала ему себя, так отчаянно любила, а он на все ее порывы отвечал чудовищной сдержанностью.
— Ты меня больше не любишь? - спросила она его в спину, не дав себе труда подумать над его поведения чуть подольше, и тут же возненавидела себя за свой вопрос.
Он прозвучал почти так же, издевательски, как у Лаодран которая вчера спросила об этом же Ригана. Дорган остановился и медленно повернулся к, попятившейся от него, Нике. Он тяжело смотрел ей в глаза, его лицо исказила черная мука.
— Зачем ты это делаешь? - тихо спросил он.
Ника готова была умереть тут же, на месте - так ей стало горько и стыдно. Спрашивать его, который сам ведет ее к Зуффу, о любви… Это было так, как если бы палач спрашивал того, кого собирался казнить: любит ли он его… Не дожидаясь ее ответа, эльф отвернулся и пошел дальше, а Ника разбитая и раздавленная своим поступком, коря себя за свое ничтожество, вся глубина которого открылась ей только сейчас, брела за ним.
Почему рядом с Дорганом она становилась бесчувственной и все время невольно причиняла ему боль. Почему он никак не может увидеть, что она, по сравнению с ним, нелюдем, жалкая никчемная личность. Нике вдруг стало страшно.
Они молча прошли деревню, в которую вернулась жизнь. Из открытых дверей хижин валил дым - хозяйки разжигали свои очаги. В загонах мычали коровы. Эльф и его жена прошли просыпающуюся деревню и снова углубились в лес. За ними мрачно следили темные стены замка Репрок, видимые ото всюду.
Больше они ни словом не перемолвились между собой. Каждый из них по своему готовился к предстоящему. Ника к разговору с Зуффом. А Дорган собирал все свои душевные силы, чтобы вынести, последнее, тяжкое испытание разлукой.
Ника терзалась: что она могла сказать тому, кому обязан своей жизнью и тем, что наконец достигла своей цели? Доргану не нужна была ее благодарность. Все, что он делал для нее, он делал для себя тоже. Ее слова, покажутся ему равнодушными и холодными, и будут совсем не теми, что он желал бы услышать от нее, и снова причинят ему боль.
Дорган понимал, что уже ничего нельзя сделать. Что он мог сказать Нике? Опять то, что любит ее? Но она знает об этом даже слишком хорошо и его признание только связало бы ее волю. Он не смог удержать ее и значит один виноват в том, что все рушиться. Хотя, видит Аэлла, он бился за нее до конца.
На опушке, у хижины Лиз царило оживление. Горели костры, вокруг которых сидели солдаты сэра
