историю. Зоолог рассказывал, будто о кролике такие знаменитые люди, как Плиний и Аристотель, писали, а однажды император Болеарских островов Август вынужден был призвать солдат на борьбу с кроликами…
— О зайце такого не писали, — согласился Лесной царь. — Помню только книгу немца Дитриха Винкеля, в детстве когда-то читал, ну и Брэма, конечно. До войны, между прочим, отличное издание вышло в Детиздате. В одном томе, а чего там только не было!
— А другие твои лесные приятели как? — спросил Царевич. — Навещают?
— Серьезные звери перевелись, вот такие остались, как этот зайчишка. Эти навещают, — сказал Лесной царь. — К слову, зайчишка этот по имени Русак не глупый парень…
— Ну уж и не глупый, — сказал Царевич. — Да мало ли на свете таких зайцев! Какой у них ум!
— Этого не говори, сын, — не согласился Лесной царь. — Из того же Винкеля помню, что у зайцев из их чувств, несомненно, выше всего стоит слух: он достигает здесь такого развития, как у немногих других животных, и без сомнения лучше, чем у всех других грызунов. Так что мой придворный Русак…
— И откуда ты, папа, все это знаешь? — удивился Царевич.
— Мы все учились понемногу, — пошутил Лесной царь.
Отец и сын замолчали.
А вокруг птицы лесные поют, и шуршат прошлогодней листвой ежи. На полянах пчелы жужжат, и ясно видимые в лучах солнца паучки плетут паутину. Муравьи тянут щепки и соломки к стволу старой ели, и жужжат какие-то безобидные мушки.
— И все же хорошо! — признался Царевич. — Хорошо у тебя тут!
— Костюм у тебя, вижу, хороший, это — да! — заметил Лесной царь. — Небось опять в ателье шил, как в прошлый раз? Дорого… Бросаешься ты деньгами, сын!
— Нет, пап, это готовый, венгерский, — сказал Царевич. — И не дорого. Может, тебе купить костюм? Я куплю!
— А где ты его на мой размер купишь? Буду уж ходить в своем, домотканом. С моими-то общественными нагрузками тут, в лесу, проще.
— Сейчас, между прочим, папа, — сказал Царевич, — у нас на проспекте Мира магазин есть повышенной размерности — «Богатырь». Скажи, посмотрю…
— А водонепроницаемые там есть, в твоем «Богатыре»?
Царевич стушевался. Да, об этом он не подумал, что отец еще и Водяной по совместительству. А в обычном костюме, пусть он и размером подходит, в воду не полезешь…
— Молчу! — признался Царевич.
— То-то и оно! Ну, а экзамены не завалишь? — спросил Лесной царь.
Они еще о чем-то говорили — Лесной царь и Царевич.
И понятно. Мало ли разговоров у отца с сыном, тем более, когда они так давно не виделись!
ГЛАВА ВТОРАЯ
Пионерский лагерь переезжал из города в начале июня. Ехали, как обычные пионеры: на городских автобусах, впереди — мотоциклист с флажком, позади колонны — мотоциклист с флажком, и на автобусах — флажки, а в переднем кто-то из взрослых даже в горн без конца трубил, чтобы поддержать общее настроение после прощания с родителями.
Впрочем, для пионеров, может быть, это и здорово, а для них…
У них в автобусе взрослых больше, чем во всех вместе, во всей колонне! Как будто они в детском саду еще. Особый октябрятский автобус! Один на все нормальные!
— Не укачивает?
— Не укачивает?
— Если что-то захочешь, пожалуйста!
— Только скажи!
— Ты что-то бледненький!
— Признайся, тебе не плохо? Не плохо?
Они еще от города не отъехали, а взрослые уже замучили их своими приставаниями.
Больше всех старалась самая молодая из взрослых — тетя с длинной, толстой, почти до пояса висящей косой.
— А может быть, ты просто что-то хочешь? — вдруг прозвучало на весь автобус.
Это — она. С косой.
Все замерли. Прижались к своим сиденьям и стали внимательно смотреть в окна.
— Я лично не хочу, не знаю как другие, — сказал кто-то из ребят.
— Ах, вы наши милые клопики! Ну, ничего, ничего!
И опять в автобусе воцарилась тишина, и только взрослые хлопотали, о чем-то переговариваясь между собой.
Вскоре их, кажется, укачало.
— Ты хочешь ехать? — спросил сосед соседа.
— Не знаю. А ты? — спросил сосед.
— Тоже не знаю…
— А что такое клопики? Чего это она?
— Не знаю. Наверно, клопы. Эти, которые человечной кровью питаются…
— Смешно!
— А тебя как зовут? — спросил сосед соседа. Тот самый, что знал, чем клопы питаются.
Другой сосед почесал нос:
— Меня — Биба зовут! Нет, вообще-то меня зовут — Женя Косточкин, но так вышло, что я, понимаешь, раньше всех слов, там — «папа», «мама», сказал «Биба». А по телевизору как раз передавали футбольный матч с киевским «Динамо». Папа у меня — болельщик, обрадовался. «Смотри, говорит маме, узнает лучших игроков! Гениальный парень у нас растет!» Так и стали звать меня Бибой. Я даже доволен, это лучше, чем какой-то «Косточкин», как в школе…
— Слушай, здорово! — подпрыгнул другой сосед. — Как у меня!
— А тебя как?
— Меня, понимаешь ли, — Кузя! И тоже по телевизору! — воскликнул Кузя. — Я вместо «мамы» и «папы» перво-наперво «Кузя» сказал. А по телевизору как раз матч по хоккею был, и в нем Кузькин играл. А папа у меня — заядлый болельщик! Ну, он, конечно, обрадовался, кричит маме: «Смотри, как наш сын в хоккее разбирается! Только что Кузькин шайбу забросил, а он уже одобряет, Кузя — говорит. Гениальный парень у нас растет!» Так я и стал Кузей. А в школе меня тоже по-другому: Винтиков Витя…
— Чудно! — сказал Биба. — Как в сказке, а там как: ждешь, ждешь и все так получается, как ждешь. Я люблю сказки. А ты?
— Я тоже, — согласился Кузя. — Но есть еще одна штука, сейчас все о ней говорят, теле… Ну, в общем, как по телевизору, но только это что-то другое. Вроде ты задумал и я тоже задумал. Мы с тобой в разных местах, а думаем совершенно одинаково.
— Помню, помню, — сказал Биба. — Кажется, телепутия? Да?
— Нет, не телепутия, — возразил Кузя. — Теле… Теле… Сейчас! Телематия! Да, телематия или телепатия. Кажется, так! У нас с тобой так получилось, как эта теле… Не скучно в лагере будет! Раз мы оба по телевизору…
— И верно, здорово! — согласился Биба. — Значит, мы с тобой вроде как родственники? Давай, когда в лагерь приедем, вместе ляжем, рядом. Согласен?
