Солсбери. «Я сброшу Шекспира из Стрэтфорда с его пьедестала… — утверждал Максвелл, — это так же точно, как то, что я сижу перед вами». Он потратил на исследование семь лет и более 10 тысяч долларов личных средств, однако широкой поддержки его теория не получила. Все же в 1916 году ему удалось опубликовать книгу «Человек под маской».
Посещение Драйзером столицы родного штата прошло практически не замеченным широкой публикой, если не считать интервью с ним, опубликованного (не без помощи Максвелла) в газете «Индианаполис стар».
Нью-Йорк встретил писателя обычной для лета жарой, Драйзер сразу же погрузился в многочисленные хлопоты: продолжал работу над сборником «Бей, барабан!», вел переговоры с издателями, тщетно пытался заработать деньги, продав оригиналы двух своих романов. «Как я слышал, Драйзер находится в чертовски тяжелом положении, — писал в августе 1919 года Менкен. — Его «Двенадцать мужчин» расходятся недостаточно быстро, чтобы он мог жить на доход от их продажи, и у него нет никаких других средств к существованию».
Глава 10
ЛУЧ СОЛНЦА В ПОДЗЕМЕЛЬЕ
Сентябрь выдался необычно пасмурным и прохладным, под стать погоде было и настроение писателя. В эти дни «душевной пустоты» Драйзером, по его признанию, владела «давящая тоска, близкая к отчаянию». Он долгими часами не подымался из-за письменного стола в небольшой квартирке в Гринвич- Вилледж. У него уже вошло в привычку во время работы не отвечать на телефонные звонки и никому не открывать дверь. Поэтому, когда серым ветреным сентябрьским днем неожиданно раздался звонок у двери, писатель несколько минут раздумывал, отворить ли дверь. Звонок повторился. «Я встал, — вспоминает писатель, — накинул на себя синий китайский халат, который всегда лежал у меня под рукой на случай, если окажется необходимым придать себе более импозантный вид, и подошел к двери. При этом я заметил, что надел халат наизнанку, а это, как известно, является самым бесспорным предзнаменованием неотвратимых перемен. Я не знаю случая, когда бы эта примета не оправдалась».
Писатель открыл дверь и увидел перед собой высокую, прекрасно сложенную, красивую молодую женщину с «такой молодой, радостной, невинно-простодушной улыбкой, какой (так мне показалось в ту минуту) я не видел ни у кого уже много лет…». Так состоялось знакомство Теодора Драйзера с Элен Пэтжес Ричардсон, приходившейся ему дальней родственницей (бабушка Элен была родной сестрой матери Теодора). Знакомству этому суждено было внести большие изменения в личную жизнь писателя: Элен стала верной подругой до конца его дней. Ее появление в своей жизни Драйзер сравнивал с лучом солнца, неожиданно проникшим в подземелье.
Элен родилась и выросла в штате Орегон в довольно состоятельной семье, в которой главенствовала бабушка. Шестнадцатилетней девушкой она вышла замуж и начала пробовать свои силы в театре. Ни семейная жизнь, ни театральная карьера ей не удались, и она оказалась в Нью-Йорке, где работала секретарем у небезызвестного финансиста Уильяма Э. Вудворта, впоследствии снискавшего себе известность и в качестве автора ряда биографий видных американцев. Вудворт высоко ценил творчество Драйзера. Элен вспоминает, что одно время к каждому своему письму он просил ее «добавлять один и тот же постскриптум: «Если вы еще не читали «Двенадцать мужчин», достаньте эту книгу и прочтите». Разумеется, я тотчас же купила себе эту книгу и прочла ее. Мне она показалась просто замечательной — все двенадцать мужских портретов были так непохожи друг на друга».
Случайно узнав, что Элен приходится Драйзеру дальней родственницей, Вудворт крайне изумился.
«Позвольте, — сказал он, — почему же вы с ним не познакомитесь? Если бы он был моим родственником, я бы пошел к нему, не задумываясь. Так решение познакомиться с Драйзером, — вспоминает Элен, — случайно подсказанное мистером Вудвортом, привело меня к решающему моменту в моей жизни».
Элен в эти дни собиралась покинуть Нью-Йорк и уехать в Калифорнию, чтобы снова стать актрисой. Она поделилась своими планами с Драйзером. Его тоже тяготил Нью-Йорк, он только что сдал издателям книгу «Бей, барабан!» и жаждал перемен. Его всегда привлекало кино, он хотел для него работать. Одна кинокомпания предложила оплатить ему поездку в Калифорнию. Возможность лично познакомиться с Голливудом выглядела весьма привлекательной, особенно с такой спутницей, как Элен. В конце сентября 1919 года Драйзер и Элен на пароходе отплыли в Новый Орлеан. Здесь их поджидало первое испытание — Теодор заболел лихорадкой. К счастью, Элен оказалась весьма внимательной сиделкой, ее заботами Теодор скоро был поставлен на ноги, и они отправились дальше — сначала в Сент-Луис, а оттуда в Южную Калифорнию.
Три последующих года Драйзер и Элен прожили в окрестностях Лос-Анджелеса, города, который на первых порах поразил их «своей заурядностью» и который Драйзер назвал «городом бездельников, сидящих со сложенными руками». Драйзер так скоропалительно покинул Нью-Йорк, что друзья длительное время ничего не знали о его местопребывании. Но и теперь, обосновавшись в районе Лос-Анджелеса, он никому не давал своего адреса, а просил писать ему на центральный городской почтамт, где он снимал «абонентный ящик № 181».
Элен скоро начала сниматься на второстепенных ролях в нескольких голливудских фильмах. Кино в эти годы переживало период расцвета, около 35 миллионов американцев посещали кинотеатры по меньшей мере раз в неделю, интерес публики ко всему связанному с кинокомпаниями и киноактерами был чрезвычайно высок. Драйзер уловил этот интерес и написал для журнала «Шэдоулэнд» серию статей «Голливуд, его мораль и нравы», в которых доказывал, что и в этой отрасли «индустрии культуры» все подчинено интересам большого бизнеса. В журнале «Мак-Колс» была опубликована его статья «Голливуд сегодня», показывающая, по свидетельству Элен, «Голливуд с черного хода».
Но свое главное внимание во время этого периода жизни в Калифорнии писатель уделял созданию новых крупных произведений — он здесь закончил вторую часть своей автобиографии «Книга о самом себе», работал над инсценировкой «Гения» для Лео Дитрихштейна, написал рассказы «Оливия Бранд» и «Эстер Норн», включенные впоследствии в сборник «Галерея женщин».
«Вот уже годы я раздумываю над томом (рассказов) под названием «Галерея женщин», — писал Драйзер Менкену. — Боже мой, что за труд! Если я напишу его правдиво, то духи пуритан восстанут из могил и поднимут дьявольский шум на улицах».
Подобные опасения писателя нисколько не были преувеличенными. Он знал, что Самнер не сложил оружия, по его требованию был подвергнут аресту президент книгоиздательской фирмы «Харперс», обвиненный все в том же грехе — нарушении морали. Самнер добился также запрещения романа «Юрген» известного в те годы писателя Джеймса Кейбелла, хотя роман этот был весьма высоко оценен американской критикой. «Если язык книги непристоен, — твердил Самнер, — или же он намекает на непристойности, то это является нарушением закона, независимо от литературных или художественных достоинств опубликованного произведения». А для Самнера и его сторонников непристойным являлось все, что выходило за рамки их ханжеского кодекса морали.
Конечно, Драйзер решительно восставал против требований этих новоявленных моралистов. «Лицемерие моралистов и религиозные теории убивают жизнь, — подчеркивал писатель. — Они — раковая опухоль, ужасные образования, которые должны быть удалены, прежде чем они уничтожат саму жизнь…»
Да и сама жизнь эта, как он наблюдал ее в Америке, наводила писателя на весьма грустные размышления. Чарльз Бони из газеты «Нью-Йорк глоб» задал Драйзеру вопрос о том, не видит ли он в послевоенной Америке «признаков интеллектуальной свободы».
«В глазах американцев, как молодых, так и стариков, спасение мира заключается в росте бизнеса и во все более широком распространении догматической религии, благо оба они так идеально сочетаются… — отвечал на этот вопрос писатель. — Все, что остается делать американцу после того, как он пустил по миру своего соседа, — это верить в бога и избегать достоверных данных о жизни. Чем меньше он знает о жизни
