припрятала, когда вместе с полицией врывалась в дом Таормины, помнишь, того типа, который два года назад убил свою сожительницу, богатую норвежку. Я сунула отмычку за корсаж, благо платье было не слишком открытое, и полицейские ничего не заметили. Так вот, для меня не составило труда отомкнуть замок в комнате 2120. На этаже не было ни души, даже роботы-коридорные отправились послушать речь Первого Гражданина. Номер ничем не отличался от остальных. Но вдруг я увидела на полу возле кровати странный ящик сантиметров сорок в длину, похожий скорее на гигантское яйцо, чем на сейф. Я схватила его и обнаружила, что он состоит из двух совершенно одинаковых половинок, из двух, если так можно выразиться, скорлупок. Открыть сейф моей отмычкой было легче легкого. Вероятно, господа ученые после тридцати лет работы и заседаний чувствовали себя в полной безопасности. Яйцо с легким треском разломилось пополам. Внутри я нашла нечто вроде записной книжки. Ее страницы, пропитанные каким-то зеленоватым составом, были испещрены непонятными значками и цифрами. Все это я сфотографировала своей камерой. Потом спустилась в другом лифте и вернулась на террасу. Первый Гражданин все еще говорил, я отсутствовала всего каких-нибудь семь-восемь минут.
— Это непростительное легкомыслие! — воскликнул Лауро. Если не ошибаюсь, ты совершила целых четыре преступления при отягчающих вину обстоятельствах. Не говоря уж о том, что ты нарушила элементарные законы гостеприимства.
— Ваша честь, защита выдвигает серьезные процессуальные возражения. Судья не в состоянии продолжать слушание дела. У него совершенно сонные глаза, он непричесан и вдобавок осмелился предстать перед дамой в весьма неприглядном виде.
Герта засмеялась, подошла к Лауро совсем близко и обняла его.
— Прошу тебя, не будь злюкой и помоги бедной Герте. Ведь мы друзья, не так ли?
— Друзья, друзья… что я, по-твоему, должен делать?
Герта звонко поцеловала его в щеку и бросилась к скамье, на которой лежала камера.
— Дорогой мои, ты должен расшифровать эти снимки.
Она открыла стереокамеру и вынула пять зеленых листков, испещренных какими-то пометками.
— Вот фотоснимки, но я в них ничего не смыслю. Похоже на египетские иероглифы. А тут чертежи.
Лауро взял фотоснимки и стал их рассматривать. Внезапно его глаза расширились от ужаса. Он прислонился к стене, не отрывая взгляда от снимков. На первом из них среди множества всяких расчетов и пометок явственно проступали контуры города и план подземной пещеры, обнаруженной его зондом.
— Что с тобой? — воскликнула Герта. — Тебе плохо?
Лауро упал на диван и снова уставился на проклятое изображение. Он не в силах был произнести ни слова.
Герта налила в стакан виски, и Лауро осушил его одним глотком, даже не заметив, что часть жидкости пролилась на рубашку.
— Я так и знала! Да, да, знала! Эти непонятные значки скрывают что-то ужасное. Они пугают тебя. Ты сразу побледнел. И не вздумай утверждать, будто я ошиблась. Я хочу знать всю правду.
Лауро лихорадочно пытался как-то увязать снимки с результатами своих наблюдений.
Чем же тогда занимается Чрезвычайная комиссия? Выполняет секретное правительственное задание? Ну, конечно, так оно и есть. Но пещера, как могли ее вырыть на такой глубине? И почему все это окружено непроницаемой завесой тайны? Ведь работы по Плану Спасения ведутся на средства мирных жителей трех планет! Это отнюдь не военный план. Но тогда против кого же он направлен?
Сразу возникают десятки “почему” и “зачем”, и предположения никак не укладываются в стройную систему.
Герта поняла, что за всем этим кроется нечто чрезвычайно странное. Она постарается все разузнать и раздует на страницах газет сенсацию. Черт бы побрал журналистов! С ней надо поговорить серьезно, слегка приоткрыть истину и надавать кучу обещаний. Тем более, что это ему ничего не стоит.
— Послушай, Герта, тебе выпал редкий случай. Я говорю, разумеется, о твоей карьере репортера. Тут пахнет сенсацией. Если мне удастся во всем разобраться, тебя ждет не меньший успех на экранах всемирного телевидения, чем знаменитых актрис и участников полета на Сатурн. Но если ты не послушаешься моего совета и самостоятельно продолжишь расследование, то лишь погубишь дело. Корреспонденты утренних газет, которые пока, будем надеяться, ничего не знают, набросятся на твои новости, словно голодные собаки на кость, и тебе уже ничего больше не достанется. Ясно?
— Откровенно говоря, не очень. Но это не важно. Скажи только, что я должна теперь делать?
Лауро сунул фотоснимки в карман.
— Они мне понадобятся для дальнейшей работы. Возможно, я смогу кое в чем разобраться. Знаешь, я до смерти хочу спать, мне нужно немного отдохнуть. Тебе тоже не мешает выспаться. Ложись-ка на диван, одеяло вон в том ящике. Я лягу в другой комнате. Там кресло-кровать, и я отлично устроюсь. Завтра мы продолжим наш разговор; вернее, сегодня — ведь уже половина шестого. Спокойной ночи.
Герта улыбнулась ему и стала снимать синтексовые чулки. Лауро посмотрел на нее, вздохнул, потряс бутылку. Пустая. А жаль, еще один глоток виски не помешал бы. Он потушил свет и ушел спать в свою комнату. За окнами занималась белесая заря.
Стереогазета передавала экстренный выпуск: рухнуло здание муниципалитета. Дневной выпуск вышел под огромными красно-черными шапками и был целиком посвящен новой трагедии.
Сидя в кресле-кровати, Лауро укрепил стереогазету на обычной подставке. Впрочем, при желании он с тем же успехом мог бы прикрепить ее к стене или разложить на столе.
На девяти полосах огненными буквами вспыхивали заголовки: “Страшная катастрофа! Обрушились здания на улице Фарсетти! Тридцать шесть убитых и сто шестьдесят раненых!” А подзаголовок гласил: “Героическое поведение Первого Гражданина. Пренебрегая смертельной опасностью, он покинул здание последним. Советник по делам спорта, у которого не оказалось спасательного пояса, выпрыгнул с двенадцатого этажа и бесследно исчез в иле Канале Гранде. Не угрожают ли нам новые подземные толчки? В городе паника”.
Затем на семи полосах шло подробное описание трагического события, а под конец один за другим — снимки ужасной катастрофы: великолепные цветные стереофотографии и короткий цветной фильм о различных фазах обвала. На экране берег в районе Карбон раскололся, точно гнилой орех, и исчез в воде, увлекая за собой моторные лодки и гондолы, стоявшие на причале у здания муниципалитета. Затем возник фасад здания, снятый снизу; по нему быстро ползла огромная трещина. Внезапно здание разломилось надвое, и трубы, кирпичи, камни лавиной обрушились на людей, выбегавших из центрального подъезда. Объектив с потрясающей точностью запечатлел все фазы обвала. Вот люди со спасательными поясами выпрыгивают из окон и па миг повисают в пустоте. Было видно, как депутат Винченцо Гастальди, неловко осенив себя крестным знамением, прыгнул с балкона.
“На предстоящих выборах, — подумал Лауро, — этот снимок Религиозная партия Единства Трудящихся (РПЕТ) наверняка использует, чтобы околпачить избирателей”. Снова замелькали патетические заголовки: “Траур на всех планетах. На Луне собирают деньги в фонд помощи пострадавшим. Рабочие Пояса Астероидов в знак скорби прекратили на месяц работу. Кто виноват в трагедии? Документированные обвинения. Партия Роботов против земной научно-технической интеллигенции и правительства. Власти пренебрегли предупреждением рабочего-робота. Ведется парламентское расследование”. После серии стереофотоснимков было передано интервью с роботом 431/Н/11, который решительно заявил: “На полу зала заседаний давно появилась трещина, но муниципальные власти не придавали этому никакого значения”. Лицо интервьюера в тот миг, когда он протянул роботу микрофон, озарилось торжествующей улыбкой.
В статьях подробно рассказывалось, как произошел обвал, но уже во втором выпуске газеты этому событию отводилось всего четыре полосы. Главное же внимание уделялось футбольному турниру — стереогазета полностью показала матч между сборной всех планет и футбольным клубом Тибета. В третьем выпуске стереогазеты о рухнувшем здании муниципалитета говорилось уже совсем немного, а на первой полосе красовался гигантский заголовок: “Великая певица говорит: “Я хочу родить еще шестерых, а затем снова вернусь на сцену””. Остальную часть полосы занимала реклама. Жизнерадостный Валерио Мандера, ослепительно улыбаясь, обещает: “Биосолнечные печи — это вечное лето на Лагуне”.
