Йенсен вопросительно посмотрел на больного.
— Когда мы расходились, я пошел вместе с товарищем и его женой. Мы хотели зайти в помещение союза и закончить работу над афишами, которую начали накануне. Товарищ под мышкой нес свернутый красный флаг.
Больной замолчал. Казалось, он пытался собраться с мыслями. Йенсен выжидающе смотрел на него. Слышно было, как внизу, в камере, кашлял арестованный.
— Наш союз помещался в подвале жилого дома в районе Эстер. Чтобы добраться до места, необходимо переправиться на пароме через канал, если, конечно, вы не на машине. Вы ведь знаете, пешеходам запрещен проход по мостам и туннелям. На пароме было мало народа, и никто не обращал на нас внимания. Мы сидели и разговаривали. Все трое пришли к единому мнению, что происшедшее следует рассматривать как весьма обнадеживающий факт. Когда паром остановился, мы спустились на берег и отправились дальше пешком — помещение союза находится всего в нескольких кварталах от пристани. По дороге нам нужно было пройти через район, где расположены дома высокооплачиваемых служащих. Вы знаете, это в…
— Да, я знаю, какой район вы имеете в виду.
— Мы молча шли по тротуару. Улица была пустынной, если не считать двух пожилых людей, которые остановились у одного из подъездов. Я решил, что они живут в этом доме и собираются войти в подъезд. Мужчине было лет под семьдесят, женщине примерно столько же. Оба были отлично одеты — типичные представители высшей буржуазии старой школы. На мужчине было черное пальто, серая фетровая шляпа и галоши, в руке он держал зонтик с серебряной ручкой. Конечно, я не запомнил бы всех этих деталей, если бы не то, что произошло через несколько секунд.
Он замолчал и покачал головой.
— Я до сих пор этого не понимаю, — сказал он наконец. Непостижимо!
— Ближе к делу, — напомнил Йенсен.
— Как только мы с ними поравнялись, мужчина прошипел: “Подонки вонючие!” Мой товарищ, который был ближе всех к нему, не сразу понял, а может, просто не поверил своим ушам. Он остановился и сказал очень вежливо: “Извините?” Тогда мужчина посмотрел на него и громко, отчетливо произнес: “Проклятый сброд! Как только вы осмеливаетесь здесь показываться!” Мой товарищ по-прежнему ответил вежливо: “А разве мы с вами знакомы?”
Тогда старик схватил его за пиджак и крикнул: “Еще не хватало, чтобы я знался с проклятыми социалистами!” Тут старуха — а я уже сказал, что она была весьма дряхлой, — завопила на всю улицу и начала вырывать у моего друга свернутый флаг. Казалось, оба они обезумели. Старухе удалось вырвать флаг, она бросила его на землю и принялась топтать ногами. Затем размахнулась и с криком “Красная потаскушка!” изо всех сил ударила жену моего друга сумочкой по голове. Старик тут же поднял свой зонтик, взял его наперевес, как ружье, и изо всех сил начал тыкать моего друга в грудь. Тот упал на колени, тогда старуха схватила его за волосы и все норовила пнуть в лицо. И все время оба не переставая ругались и плевали на нас.
Взглянув на Йенсена, мужчина нервно потер подбородок.
— Я буквально остолбенел. Ведь это пожилые люди, мы не могли ответить им тем же. Наконец, жена моего товарища оттолкнула их, отняла флаг и мы пошли прочь. Старик вдогонку нам продолжал кричать.
— Вы не помните, что именно?
— “Всех вас надо прикончить!”
На мгновение наступила тишина. Затем больной продолжал:
— Тогда я ничего не понял, да и сейчас не могу понять, что случилось. Но после этого произошло множество других столь же необъяснимых случаев. Нам все-таки удалось выяснить, кто были эти люди. Оказалось, ушедший на пенсию директор банка и его жена. Оба из аристократической семьи. Разумеется, он был реакционером до мозга костей, но всегда отличался выдержанностью и был очень воспитанным человеком. Во всяком случае, так говорили.
— Когда состоялась следующая демонстрация?
— Ровно через неделю. На сей раз она была очень оживленной. Опять собралось много народу, больше, чем в прошлый раз. Они кричали, пытались нарушить ход демонстрации. Полиции пришлось вызвать подкрепление. Несколько человек на автомобилях врезались прямо в ряды демонстрантов. Человек десять участников демонстрации было ранено, а одного малыша лягнула полицейская лошадь. Все-таки мы довели демонстрацию до конца и закончили ее митингом. Мы по-прежнему считали, что эти события следует рассматривать как положительное явление. И поэтому решили чаще организовывать демонстрации, выбирая различные дни недели, чтобы сбить с толку противников. Пресса и телевидение также подняли кампанию против нас. Но прошло несколько дней, и все как по уговору снова перестали нас замечать. Даже в хронике не писали ни единого слова. Газеты снова сплетничали о жизни кинозвезд и других знаменитостей. И это в то время, когда рушилось все общество!
— Почему вы так считаете?
— А разве все происходившее не говорило об этом?
Йенсен не ответил.
— К тому же выявилось еще одно тревожное обстоятельство.
— Какое?
— Среди членов нашего союза было много врачей и студентов-медиков. В начале сентября они исчезли, и никто их больше не видел. Кстати, один из них привез меня сюда. Это полицейский врач вашего участка. Когда мы начинали расспрашивать о них, то неизменно получали один и тот же ответ: “Они уехали для участия в медицинском конгрессе”. Жене моего товарища, которая работала в Министерстве юстиции, удалось выяснить, что их арестовали. Но мы не знали, верить этому или нет.
Йенсен промолчал.
— Очевидно, так оно и было, потому что исчезли почти все врачи, сочувствовавшие социалистическим идеям.
Затем прошел слух, что они были арестованы по приказу тайной полиции.
— У нас нет тайной полиции, — сказал Йенсен.
— Лжете! — последовал категорический ответ. — Я точно знаю, что тайная полиция существует. Во всяком случае, существовала. Женщина, которая работала в министерстве, сумела это узнать. Она подчинялась непосредственно министру юстиции. По-видимому, ее основной задачей было составлять списки людей, чьи политические взгляды не устраивали руководящую верхушку.
Йенсен закусил губу. Затем спросил:
— Что вам известно о выражении “Стальной прыжок”?
— “Стальной прыжок”?
— Да.
— Никогда о нем не слышал.
Больной поморщился и сказал:
— Снова начинают болеть ноги.
— Хотите таблетку?
— Да.
— Ответьте мне только на последний вопрос. Как прошла следующая демонстрация?
— Настоящая свалка. Хаос. Потасовки. Множество полицейских, но они ничего не делали для нашей защиты. На нас сыпался град камней и пустых бутылок. Было много раненых как с одной, так и с другой стороны. К счастью, на этот раз с нами не было детей. Фашисты — так мы начали их называть — совсем обезумели. Это было 10 октября, за три недели до катастрофы.
Он откинул голову и сжал губы.
— Но не только фашисты начали сходить с ума. Другие тоже вели себя очень странно. Жена моего товарища, например… Можно таблетку?
— Сейчас. Скажите только, что случилось с женой вашего товарища?
— Потом расскажу. Потом. Бога ради, дайте таблетку!
Йенсен отложил в сторону записную книжку. Взял пробирку, вытряхнул из нее белую таблетку и
