...Машина резко сворачивает, шоссе начинает спускаться к морю. Несколько витков серпантина — и уже видна небольшая площадка с бетонными входами в КП. Теперь это музей. Как гласит надпись, здесь до 10 сентября 1942 года помещался КП Новороссийской военно-морской базы, с 10 сентября — вспомогательный пункт управления Новороссийского оборонительного района, с 19 февраля до 16 сентября 1943 года — вспомогательный пункт управления 18-й армии. КП был оборудован фундаментально: бетонные ходы врезаны вглубь скалы, они ведут в помещения, где и сейчас стоит скромная военная мебель. Решение создать этот запасной КП оказалось прозорливым: он сослужил верную службу советским штабам вплоть до освобождения Новороссийска!
Осенью 1942 года был создан Новороссийский оборонительный район, который должен был собрать в кулак все силы армии и флота. Командному пункту на 9-м километре было суждено превратиться из запасного в действующий. Именно сюда 8 сентября поступил приказ любой ценой закрыть брешь, образовавшуюся на восточной окраине города. Были собраны все наличные силы и поставлен заслон у балки Адамовича — между двумя цементными заводами. Один из батальонных штабов расположился в большегрузном товарном вагоне, стоявшем на заводских путях.
Так этот вагон вошел в историю. Батальонному штабу здесь пришлось оставаться недолго: вагон был разбит артиллерийским огнем и оказался на переднем крае. На этом рубеже встала 318-я стрелковая дивизия. Она держала оборону на поистине историческом рубеже до того момента, когда началось освобождение города.
«Включить Новороссийск...» I
Гитлер иногда бывал на фронте — чаще всего на его южном фланге. Так, он прилетал к генерал- фельдмаршалу фон Рейхенау зимой 1941/42 года, когда его дивизии дрогнули под ударами советских войск. Прилетал он в 1942 году я к фельдмаршалу Листу, когда был недоволен слишком медленным продвижением войск на Кавказе. Но его приезд в Запорожье 19 февраля 1943 года на совещание с руководством двух групп армий — Манштейна и Клейста — имел особые причины.
Войска Клейста откатились с Кавказа и командующие группой армий, армий и корпусов буквально бомбардировали генштаб и самого Гитлера вопросами: на какой же линии обороны им надо остановиться? Каких размеров должен быть создаваемый плацдарм? И в особенности: должен ли быть в него включен Новороссийск?
Попутно замечу: эта линия обороны в советской военно-исторической литературе получила название «Голубой». Однако в документах вермахта она именовалась иначе — «Готская голова» («Готенкопф») или «Готская позиция». Фридрих Форстмайер говорил мне, что название «Голубая линия» упоминалось на первичной стадии. Затем в штабах вермахта стали применять термин «Готенкопф» или «Готская позиция». Кстати, все кодовые обозначения штабники черпали из столь милой сердцу Гитлера древнегерманской мифологии: оборонительные линии назывались именами Вотана, Гернота, Хагена, Зигфрида...
Вопрос о конфигурации «Готской позиции» в те дни имел далеко не формальное значение. Это был вопрос о принципиальных намерениях: оставаться здесь надолго или рассчитывать на быстрый отход? Начались ожесточенные споры: так, генерал Руофф выступал за «малую позицию», Клейст — за «среднюю», а Гитлер — за «большую». Эти три варианта обсуждались не день, не неделю, а почти целый месяц, после чего фюрер решил встретиться с командующими в Запорожье.
Обстановка для Гитлера была критической: его расчеты один за другим перечеркивались новыми советскими ударами. Манштейн боялся, что без войск из «кубанского резервуара» он не удержит Донбасс. В свою очередь, Руофф предсказывал, что на Кубани все еще «грозит второй Сталинград». Таким образом, вопрос о конфигурации линии обороны приобретал стратегическое значение. В первую очередь следовало решить: включать ли Новороссийск в эту новую линию?
Совещание в Запорожье 19 февраля не принесло полной ясности. Фельдмаршалам как будто бы удалось склонить Гитлера к признанию возможности ухода из Новороссийска. Но по-настоящему обсудить вопрос не удалось: Гитлеру пришлось преждевременно покинуть Запорожье, ибо здесь он едва не попал... в плен.
Несколько отвлекаясь от нашей основной темы, я приведу любопытный рассказ адъютанта фюрера Отто Гюнше:
«Гитлер на своем самолете «Кондор» под эскортом истребителей вылетел в Запорожье. Его сопровождали генералы Иодль, Буле, адъютанты, врач Морель и камердинер Линге. Он взял с собой также секретаршу Шредер и двух стенографов для записи протокола совещаний, которые он намеревался проводить в Запорожье. Но уже на следующий день после приезда Гитлеру пришлось спешно покинуть Запорожье. В этот день около 11 часов утра Гитлер принял приехавшего к нему из Днепропетровска инженера Брукмана, руководившего работами по восстановлению Днепрогэса. Брукман был известен в Германии как строитель зданий для партийных съездов в Нюрнберге. В Днепропетровске он фигурировал в качестве руководящего работника строительной «организации Тодт». Гитлер приказал Брукману разрушить Днепрогэс, если придется отступать. Затем Гитлер ушел на совещание.
Вскоре к Линге, который находился в кабинете Гитлера, прибежал взволнованный адъютант фюрера Белов.
— Надо скорее укладываться! — закричал он.
— Что случилось?
— Русские танки появились у аэродрома. Надо спешить!
Линге начал лихорадочно собирать вещи. В это время в комнату вошел Гитлер. Он очень нервничал и стал сам подавать Линге вещи для упаковки. Когда чемоданы уже укладывали в автомобиль, Белов доложил Гитлеру, что русские танки прорвались не к тому аэродрому, где стояли самолеты Гитлера, а к другому, восточнее Запорожья, и отброшены назад Гитлер облегченно вздохнул».
Но ни Клейет, ни Руофф «облегченно вздохнуть» не могли. Хотя в Запорожье они получили согласие фюрера на прекращение попыток ликвидировать Малую землю, в конце февраля — начале марта вопрос о Новороссийске встал с новой остротой. Войска советского Северо-Кавказского фронта возобновили наступление: 22 февраля снова пошла в бой 18-я армия, а 56-я армия завязала бои за Абинскую. Немцы, боясь окружения, отошли. 22 марта была освобождена Славянская. Что же было делать с Новороссийском?
20 марта Гитлер снова прилетел в Запорожье и фельдмаршалы услышали о его намерении, зафиксированном в таких строках: «Желательно включение Новороссийска в позицию «Готенкопф»; во- первых, для политического воздействия на Турцию, во-вторых, для того, чтобы держать советский Черноморский флот подальше от побережья Крыма»[35].
Но споры на этом не кончились: решение было принято лишь 23 марта. А пока лихорадочно взвешивали «за» и «против». Так, 15 марта штаб 17-й армии изложил доводы в пользу отхода из Новороссийска, считая, что для удержания города нужно дополнительно 7 дивизий, а их нет в наличии. Руофф докладывал: «В этом случае (при продолжении обороны. — Л. Б.) надо ликвидировать плацдарм южнее Новороссийска. Но где взять для этого силы?»[36].
На следующий день Руофф продолжал развивать свои аргументы: для обороны «большой линии» нужны три немецких корпуса и один румынский, для обороны «малой линии» — лишь один. Далее он сопоставлял все возможности на тот случай, если Новороссийск не сдавать:
«Выгоды: сковывание большого количества советских сил, ограничение дееспособности русского флота, облегчение обороны Крыма, выгодное политическое воздействие.
Недостатки: сковывание собственных сил в предстоящих боях, психологическая нагрузка на румын, необходимость подтягивания авиации, осложнения с подвозом (надо ежесуточно доставлять 1270 тонн грузов), необходимость скорейшей ликвидации плацдарма противника южнее Новороссийска»[37].
Все ждали окончательного решения Гитлера. Цейтцлер на настойчивые запросы отвечал, что не может ничего сказать, пока в ставку не вернется фюрер. 28 марта Цейтцлер сообщил, что Гитлер снова отложил решение. И лишь вечером пришла телеграмма: «Фюрер решил, что 17-я армия должна удерживать
