Глаза ночи

боль в груди, то странное ощущение в области сердца, которое убедило его в том, что он любит ее. Джейсон глубоко вдохнул и задал вопрос:

— Бренвен, ты что, беременна?

Она была так изумлена, что не могла выдавить из себя ни звука. Ее глаза расширились, она еще крепче охватила свои колени и уставилась на своего мужа. На его лице было написано самое невероятное выражение!

— Ты ждешь ребенка? — настаивал он.

Она не была беременна; на прошлой неделе у нее прошли месячные. Она была в смятении.

— Т-ты бы был против, если бы это было так, Джейсон?

— Черт побери! — взорвался он, вскинув свою большую голову. В лучах солнца, падающих в окно, его рыжевато-каштановые волосы вспыхнули красными искрами. — Я не знаю! — Он положил ладони на стол и, оттолкнувшись ими, поднялся на ноги.

Он пошевелил плечами, потер шею и снова посмотрел на свою жену. Как ей удавалось так свернуться в таком ограниченном пространстве? Она была… так прекрасна.

— Нет, — медленно сказал он и понял, что этот ответ стал для него самого открытием, — я бы не был против. Наверное, мне понравилось бы быть отцом. Основать династию. Так ты поэтому плохо себя чувствуешь, Бренвен? Я слышал, что беременность вызывает тошноту, и некоторые женщины поначалу сильно теряют в весе. Конечно, они потом набирают гораздо больше!

Он подмигнул ей; он действительно подмигнул! И впервые за последние несколько месяцев он посмотрел на нее с неподдельным интересом. Бренвен осторожно сказала:

— Я еще не уверена. Еще слишком рано, чтобы можно было что-то сказать. Я обещаю, что как только я точно узнаю, что у нас будет ребенок, я сразу же скажу тебе, Джейсон. Я так рада, что ты не будешь сердиться!

— Сердиться? Конечно, нет. Как может рассердить меня малыш, растущий внутри у моей прекрасной Бренвен? — Он наклонился и нежно поцеловал ее. — А сейчас, хотя мне ужасно этого и не хочется, мне все же придется ненадолго уйти в офис.

— Я знаю. А мне нужно заниматься.

Она помахала ему рукой на прощание, и он вышел из комнаты, но тут же снова вернулся и поцеловал ее еще раз. Она не могла поверить такой его нежности и заботливости.

Дверь за Джейсоном закрылась, и на этот раз Бренвен услыхала его шаги в прихожей, звук открываемой, а затем закрываемой двери и шум отъезжающего автомобиля. В ее мозгу проносились новые мысли. Почему бы не родить ребенка? Похоже, это сделает Джейсона счастливым, а это уже само по себе укрепит их брак.

Ее мысли пошли дальше: если у меня будет ребенок, то я больше не буду чувствовать себя так одиноко в этом доме, который так и не стал моим. Ребенок заполнит эту болезненную пустоту внутри.

Чем больше она думала об этом, тем лучше себя чувствовала. Вскоре ребенок стал для нее не просто мыслью, но всепоглощающей мечтой, жгучим желанием.

Надежда на рождение ребенка повлияла также и на Джейсона. Возможность отцовства умерила его похоть и снова сделала умелым и заботливым любовником, каким он был в самом начале их совместной жизни с Бренвен. Он мог бы и вовсе воздержаться от секса, если бы она попросила его, но она не сделала этого; напротив, почти трогательно искала его внимания. Джейсону, конечно, не нужно было знать о том, как часто образ Уилла Трейси вставал перед ее закрытыми глазами, когда Джейсон вонзался в нее, или как Уилл преследовал ее в снах. Бренвен была убеждена в том, что забеременеет, и она также убедила себя в том, что в своей беременности сможет забыть Уилла. Наконец она сможет почувствовать настоящую любовь к своему мужу, как только он станет отцом ребенка, которого она будет носить внутри. Она наслаждалась заботливостью Джейсона. В эти две недели они были счастливее, чем за все время, прошедшее после их медового месяца.

— Когда ты узнаешь наверняка? — спросил Джейсон. Он с удовлетворением заметил, что здоровье Бренвен в последнее время улучшилось, и поздравил себя с тем, что стал причиной этого. Он посмотрел, как она лежала в постели рядом с ним, а ее черные волосы разметались, как веер, по подушке, и почти ощутил желание не покидать ее. Почти.

Бренвен открыла глаза.

— Когда я узнаю наверняка насчет ребенка?

— Угу. — Джейсон накрыл ее простыней и одеялом, заботясь о ней и о своем семени внутри нее.

— Это требует времени, Джейсон. Доктор считает, что сначала нужно пропустить два периода месячных, а столько времени еще не прошло.

— А, — он был разочарован, — но ты уверена. Я имею в виду, что ты ведь знаешь, как ты себя чувствуешь. Женщина может сама почувствовать это, не так ли?

— Думаю, что да, — сказала Бренвен. Это была правда; она подсчитала дни и следила за тем, чтобы они как минимум раз в день занимались любовью в «период плодовитости». И все же она продумала, что говорить в том случае, если, несмотря ни на что, все же не окажется беременной.

— Ты очень хочешь ребенка, правда?

— Да, — признался Джейсон. На его угловатом лице было написано что-то, похожее на жадное желание.

— Тогда не волнуйся, — улыбнулась она. — Сейчас, после того как я узнала, что ты хочешь ребенка так же сильно, как и я, все стало совсем по-другому. Если выяснится, что это ложная тревога, мы просто будем пытаться и дальше.

— Да, конечно.

Джесон откатился от нее и устремился взглядом в потолок. Сейчас наступил момент, чтобы сказать ей. Он надеялся, что узнает о ребенке до отъезда, но если нет, то нет. Он уже полностью устроил свои дела здесь, включая и фальшивую медицинскую справку. Внезапно он испугался того, что ему придется оставить Бренвен одну. Может быть, взять ее с собой, чтобы он мог наблюдать за ней, следить, чтобы она заботилась о себе и о его ребенке? Но конечно же, он не мог сделать этого. Он обратился к потолку, потому что просто не мог в этот момент смотреть на нее:

— Бренвен, мне снова надо уехать. Я уезжаю послезавтра, и меня не будет три месяца.

Смысл этого заявления не дошел до нее сразу, поскольку она уже привыкла к его постоянным отъездам и приездам.

— О, ну что ж, ты, конечно, приедешь на Рождество.

— Нет, не приеду. — Он оперся на локоть и украдкой посмотрел на нее. — То, что я должен сделать, требует моего полного отсутствия в течение трех месяцев. Никаких разъездов взад-вперед.

— Джейсон! — Внезапно она поняла, что он сказал, и села на постели, подперев спину подушкой. — Ты раньше никогда не уезжал так надолго! И Рождество, его ведь надо проводить с семьей. Мы должны быть вместе!

— Извини, — мрачно сказал Джейсон.

Бренвен нахмурилась. Она не понимала, что происходит. Джейсон никогда, насколько она могла припомнить, не произносил этого слова раньше. Он никогда ни перед кем, включая и ее, не извинялся. Это был его принцип, как он сам однажды сформулировал: никогда не извиняйся, никогда не объясняй.

Какая-то часть Джейсона действительно просила прощения, и эта часть также хотела объяснить что-то. Он сам не понимал этого. Он взвешивал в уме, о чем и сколько можно было бы безболезненно ей рассказать.

— Бренвен, мне предстоит самая важная работа из всех, какие мне когда-либо приходилось выполнять. Я понимаю, что ты не знаешь многого о моей работе…

— Джейсон, — сухо сказала она, — это невероятное преуменьшение! Я не знаю ничего о твоей работе. И ты сказал мне, что я никогда ничего не узнаю!

— Но ты задумывалась над тем, чем я занимаюсь? — Соблазн рассказать ей больше, чем он мог себе позволить, был сильным, очень сильным.