все труднее и труднее. — Гордое выражение его лица смягчилось. — Я люблю тебя. Ты любишь меня, Бренвен?

Они сидели лицом друг к другу в противоположных углах дивана, и лишь их глаза соприкасались друг с другом. Бренвен сказала:

— Я люблю тебя, Ксавье. За тридцать пять лет своей жизни я поняла, что существует несколько видов любви. Мое чувство к тебе уникально. Я никогда никого не любила — и, я думаю, не полюблю — так, как люблю тебя. Я перестала анализировать это и просто приняла этот факт уже много месяцев назад.

Четко очерченные губы Ксавье искривились в иронической улыбке.

— Я вижу это огромное слово, которое висит между нами в воздухе. Это слово но… Скажи его, Бренвен. Открой мне то, что у тебя на сердце, я должен знать это.

Она отвела глаза в сторону:

— Все не так просто. Есть многое, чего ты не знаешь. Например, ты не знаешь, что после развода с Джейсоном я решила, что больше никогда не выйду замуж.

Ксавье наклонился к ней, положив руку на спинку дивана. По его мнению, ее бывший муж был просто отвратительным типом. Только от взгляда на него у Ксавье начинали бегать мурашки по спине. Он не мог вынести мысли о том, что Бренвен была за ним замужем, мысли о том, что они должны были делать вдвоем.

— Это было до такой степени плохо?

Бренвен кивнула и повесила голову. Волосы скрыли ее лицо.

— Я говорила тебе, что у меня больше не будет детей? Я говорила тебе, что, когда я потеряла своего ребенка, что-то случилось и, чтобы спасти мне жизнь, врачи вынуждены были вырезать мне матку?

— Нет. Ты говорила мне, что потеряла ребенка, но не рассказывала всего остального. — Он протянул к ней руку, взял ее за подбородок и повернул ее голову так, чтобы она смотрела прямо на него. — Я сочувствую твоей боли, но если я женюсь на тебе, то не потому, что мне нужны дети, а потому, что мне нужна ты.

— Не надо, Ксавье, — прошептала она, чувствуя, что он собирается поцеловать ее, — пожалуйста, не надо.

Она быстро поднялась с дивана и отошла. Она охватила себя руками и с трудом сглотнула, почувствовав, как ее заполняет огромная, сладкая печаль. Затем она повернулась лицом к нему, кофейный столик стоял между ними. Выражение его губ чуть было не заставило ее онеметь. Она снова сглотнула и спросила:

— Ты помнишь, как несколько недель назад, когда я сказала тебе, что хочу уехать ненадолго, ты захотел поехать со мной, чтобы, как ты сказал, «посмотреть, к чему это приведет»?

Ксавье нахмурился. К чему она клонит? Он ответил:

— Конечно, помню.

— И я поехала одна. А когда я вернулась, наша дружба продолжалась, как прежде. Так как же ты перешел от желания оказаться наедине со мной, чтобы посмотреть, к чему это приведет, к тому, чтобы просить меня выйти за тебя замуж, как тебе удалось самостоятельно перейти от одного к другому и за такой короткий промежуток времени?

— Я борюсь со своими чувствами к тебе вот уже много месяцев. Да каких месяцев — лет! Конечно, мне хотелось уехать вместе с тобой, но… ну, это не было необходимо. Я знаю, что я люблю тебя. Я знаю, что, если ты выйдешь за меня замуж, я оставлю сан. Я долго не был в этом уверен, но теперь я уверен.

Бренвен набрала в грудь побольше воздуха. Она ненавидела себя за то, что собиралась сделать, но это было необходимо.

— Не надо использовать меня, чтобы решить свои проблемы с Церковью, Ксавье.

Его лицо потемнело, как она и ожидала. Но, по крайней мере, он не взорвался.

— Ты так думаешь? Ты сомневаешься в том, что я по-настоящему люблю тебя?

— Нет, я не сомневаюсь в том, что ты любишь меня, и тем не менее уверена и в том, что сказала только что.

И в этот момент Ксавье охватил гнев, бурный и ужасный, как ураган.

— Проклятье! — воскликнул он, с грохотом ударяя кулаком по кофейному столику. Толстая свеча подпрыгнула и погасла.

Он поднялся с дивана величественно, как громовержец, и засверкал на нее глазами.

— Как ты осмеливаешься говорить, мне такие глупые, самодовольные вещи?

Бренвен закусила губу, но не сдвинулась с места. Она молчала. Она ждала, пока Ксавье не пройдется несколько раз по комнате, чтобы утешить гнев. Наконец он встал перед ней, сунув руки в карманы. Внезапно налетевший шторм остался позади.

— Извини, — сказал он. — Ты просто слишком хорошо знаешь меня.

— Не нужно извиняться, — мягко сказала Бренвен.

— Ты права, знаешь.

— Я так и думала.

Ксавье улыбнулся, но его улыбка была какой-то усталой, и в ней было ясно видно страдание. Он протянул руку и кончиком пальца провел по золотому ободку в волосах у Бренвен. Потом посмотрел ей прямо в глаза и честно сказал:

— Я не знаю, что делать.

Бренвен вздохнула. Она обняла его за голову и прижала ее к своей груди.

— Может быть, я смогу помочь тебе, по крайней мере хоть немного. Я люблю тебя, Ксавье Домингес, самым необыкновенным образом. Ты исключительный человек. Я надеюсь, что мы всегда будем друзьями. А если ты когда-нибудь попросишь меня выйти за тебя замуж, то я всегда буду отвечать тебе «нет».

Глаза Ксавье превратились в два черных глубоких озера, но вода в них не выплеснулась через край.

— О, Бренвен, — простонал он и обнял ее. Он прижал ее к себе так крепко, что она едва могла дышать. И она мягко и податливо приникла к нему, впитывая его боль.

И вот тогда, в объятиях Ксавье, омываемая его болью, Бренвен увидела его душу. Она увидела, насколько Ксавье-мужчина был неотделим от Ксавье-священника. Увидела и узнала, что она была права, когда сказала ему, что не выйдет за него замуж; это было правильно для него и правильно для нее. И постепенно к ней пришло осознание другой боли, ее собственной, которая смешалась с его болью. Это была боль из-за Уилла, из-за тоски по Уиллу и любви к нему, и из-за того, что она поняла сейчас, хотя, может быть, было уже слишком поздно, что Уилл был единственным мужчиной, за которого она могла бы когда- нибудь выйти замуж.

Глава 9

Погода в Вашингтоне в ту осень была полна каких-то зловещих предзнаменований. Грозы, настолько сильные, что они превращали день в ночь, затянулись до самой глубокой осени. Сверкали молнии, проносился ливень. Воздух после гроз не становился чище, а наоборот, в нем усиливалась удушающая влажность. Плотный серый туман висел над Потомаком даже днем; по ночам же он оставлял реку и заполонял город, закрывая все своей пеленой. Осенний воздух не был, как обычно, хрустким и свежим, как молодые яблоки. Неделя за неделей, и даже после того, как жара разжала свои цепкие объятия и ударил первый морозец, все оставалось сырым, душным и серым. Деревья попытались было храбро продемонстрировать свои яркие осенние наряды, но холодные ливни сорвали листья с ветвей и коричневой гниющей массой размазали их по улицам и водосточным канавам.

Все были угнетены — и даже республиканцы, которые могли предвкушать будущую инаугурацию Рональда Рейгана в январе. Ксавье был подавлен из-за результатов выборов 1980 года; он сказал, что социальные проблемы, подобные увеличивающемуся числу бездомных, усугубятся; он чувствовал себя так, как будто бы сделал пару шагов вперед, а теперь должен отступить на десять. Бренвен была подавлена из-

Вы читаете Глаза ночи
Добавить отзыв
ВСЕ ОТЗЫВЫ О КНИГЕ В ИЗБРАННОЕ

0

Вы можете отметить интересные вам фрагменты текста, которые будут доступны по уникальной ссылке в адресной строке браузера.

Отметить Добавить цитату