Порученец, на миг оторвав лицо от земли: «Нет, товарищ Маршал…Наши…Ночники…»
В воздухе раздаётся треск пулемётов, будто рвут громадные куски шёлка…Подожженный «мессершмиттом», на лес падает ДБ-3Ф…
Ворошилов, отряхиваясь: «Плохо бомбили, часто мазали, раззявы…»
Но в этот миг появляется новое звено — чёрные, как ночь, самолёты бомбят правую колонну…В воздухе раздаётся треск пулемётов, будто рвут громадные куски шёлка…Подожженный И-16, на лес снова падает ДБ-3Ф…
Ворошилов, со злыми слезами на глазах: «Гады! Суки! Что делают, что делают! Хуже, чем на Финской!!»
Двадцать часов сорок минут. Беловежье. Орёлья Грива.
Вырванный из блокнота листок с большими, типографски напечатанными буквами — логотипом — вверху странички: «Союз С.С.Р. Народный Комиссариат Обороны». И — пониже — «Пролетарии всех стран, объединяйтесь!»
«…и так мне стало обидно, Лаврентий! Неужели мы столько мучались, не спали, не доедали…Сколько крови пролили — и в Гражданскую, и потом…И это всё зря?
Вот она- идёт, Красная Армия. Ради которой пролетарий и колхозник последний кусок хлеба надвое делили и седьмой хрен без соли доедали…Идёт. Без боя врагу оставляет советскую землю.
Не стерпел я, Лаврентий. Сбежал я с кручи, налетел на красноармейцев, слова им разные говорю… Представляешь, узнали! Подняли меня на плечи- хорошо хоть, не на штыки. Потому что заслужил! Тем заслужил, Лаврентий, что таких вражин во главе дивизии, полка и батальона поставил- что при первых выстрелах сели на машину да и укатили…куда-то на Восток. Ты обязательно их найди, Лаврентий, ладно? Очень тебя прошу, по-партийному!
Один краском на весь полк остался- из запаса призванный учитель, старший лейтенант Бирюков Иван Петрович, из Кинешмы. Он бойцов и вёл- говорит, на старую границу…
Стал я бойцов стыдить. Что ж, вы, говорю, думаете- Советская Родина про вас забыла? Узнал, говорю, про вашу беду товарищ Сталин в Кремле, приказал дать мне самый быстрый самолёт и лётчик товарищ Водопьянов меня прямо к вам и доставил. А резервы, говорю, рядом! Вот за тем лесом, говорю, товарищ Будённый Семён Михайлович всю Первую Конную сейчас развёртывает!
Да что там. Расчехлил полк Боевое Знамя, да и с гривы- во фланг немцам!
Смяли мы их, Лаврентий. Бежали, сволочи, без оглядки. Всю артиллерию, все пулемёты побросали!
А бойцы красные, товарищи мои дорогие, в атаке меня телами заслоняли…Только потом жалели всё, что конники запаздывают- иначе, говорят, ни один бы фашист не ушел.
Ну, заканчиваю, с революционным приветом,
и. о. Командира 659 стрелкового полка 155 стрелковой дивизии РККА
Клим Ворошилов.»
Резолюция. «Старинову, немедленно!!!! найти старого дурня и доставить в Штаб ЗФ. Не найдешь- луТше НАЙДИ!!!!
Л. Берия»
«Будённый — наш братишка,
С нами весь народ!
Приказ- «Носов не вещать,
И смотреть вперёд!»
Ведь с нами- Ворошилов, первый красный офицер!
Сумеем постоять за Эс-Эс-Эр!»
«Логика русских меня потрясала. То они без боя, меланхолично, уступали важнейшую в стратегическом плане позицию (Shwer-punkt- прим. пер.), то яростно защищали какую-то никому не нужную рощицу или деревеньку. А то — переходили в совершенно безумные контратаки!». Фон Меллентин. «Тактика и вооружение на Восточном фронте. Том V, глава первая. «В русском плену»
Двадцать один час. Лесная дорога Пружаны — Ружаны, между селом Хоревой и Смоляницей.
Слово-то какое, Смоляница…Слышится в этом слове — вечный шум сосен. Закрой глаза — и почувствуешь, как смолой и земляникой пахнет тёмный бор…
Тихая лесная деревня, на берегу медлительной Ясельды, в коричневые, настоянные на болотном торфе, воды которой смотрится шатровая колоколенка чудом уцелевшей при поляках церковки Святого Николая Мирликийского…Видно, крепко молились православные, что уберёг крестьянский святой от разорения свой храм…А может, просто у панов руки не дошли до такого захолустья…
Солнце уже скрылось за вершинами сосен, окрашивая их золотом да охрой. И на песок, желтеющий в глубоких колеях, сразу легли глубокие синие тени…
Командир истребительного отряда НКВД тов. Корж начальнику штаба истребительных отрядов области тов. Фрумкину: «Дядя Фима, и чёрт ли нас сюда занёс? Люди, вон, второй день воюют, а я- коммунист, ещё ни разу по фашисту не выстрелил…Брожу по тылам, как писарь какой-нибудь…»
Фрумкин: «Да мы, Вася, с тобой и есть сейчас вроде писарей, или точнее — вроде колхозных
