— Нет... Никаких необдуманных шагов. Заклинаю вас, Лори, не принимайте никаких скоропалительных решений, о которых потом будете сожалеть всю жизнь. В конце концов, почему вы должны верить каждому слову этой страшной женщины? Быть может, у нее есть собственный интерес и она хочет отдалить вас от всех ваших соотечественников, которые составляли часть вашей прошлой жизни.
— Интерес? Но какой?
— Откуда мне знать? Всем известно, что с тех самых пор, как эта парочка пожаловала во Францию вместе с Марией де Медичи, у Галигаи только две страсти: богатство и ее муж, которого она тоже заполучила только благодаря собранному ею богатству. Наша тупая регентша предоставила ей неограниченную власть и возможность иметь все, что она пожелает. Даже самое немыслимое! Знаете, что мне сообщила сегодня после полудня герцогиня Ангулемская, когда приезжала за флакончиком успокоительного эликсира, который мне присылают монахини бенедиктинского монастыря в Роянкуре? Что Галигаи добилась для своего пустельги звания маршала Франции, которое освободилось после смерти господина де Фервака. Ни больше ни меньше! Коннетабль чуть не умер от гнева и беспрестанно повторяет, что Галигаи его уморит, чтобы вручить своему супругу клинок с королевскими лилиями! Маршал Франции! И кто? Подонок из игорного дома! Бесстыжий проныра! Но все должны ему кланяться! Если Кончини замешан в подлом брюссельском деле, его жена не может этим гордиться. И в ее интересах направить ваши подозрения на другого человека, далеко не столь могущественного, как они. Послушайте меня и ради всего святого тихо сидите на месте, пока Губерт не вернется... и...
Кларисса неожиданно замолчала. Лоренца, внезапно совершенно успокоившись, устремила на нее вопросительный взгляд.
— Вы считаете, что я не должна ничего предпринимать, не узнав его мнения? — тихо спросила она.
Лоренца почти физически ощутила, что Клариссу с новой силой охватило то же волнение, во власти которого она находилась весь вечер.
— Да, и мне кажется, что это совершенно естественно. Разве вы не носите наше имя? И прежде чем замарать его кровью, можно выслушать слово барона, не так ли?
Кларисса села рядом с Лоренцой, продолжая обнимать ее за плечи.
— В том, что Джованетти любит вас, у меня нет никаких сомнений. Нет, нет, не возражайте. Хоть я и немолода, но зрение у меня хоть куда, и мне достаточно было увидеть взгляд, каким он вас встретил, когда приехал в особняк герцогини Ангулемской, чтобы известить нас о результатах своей миссии...
— Так, значит, может быть правдой...
— То, что по его приказу убили вашего первого жениха? К сожалению, я это допускаю. Жизнь любого посла и эмиссара весьма сложна в наши дни, если не сказать больше. Порой они вынуждены применять самые необычные средства, чтобы выполнить требования своих государей. Вполне возможно, что Джованетти постарался сквитать счет в свою пользу неудавшейся попыткой убить де Сарранса, а потом и его убийством. Думаю, что он места себе не мог найти от ужаса, видя, что вы оказались в руках старого сластолюбивого мужлана. Но все остальное для меня звучит неубедительно. Нет! Ничуть! Никогда бы он не стал брать на себя такое!
— Что вы имеете в виду?
— Я имею в виду, что он никогда бы не захотел снова сделать вас вдовой. Тем более зная, что вы обожаете мужа. Поверьте, для него это не секрет. В этой темной истории замешано много людей, Лоренца, думаю, что и Галигаи тоже, которую Джованетти прекрасно знает. Он был бы смертельно ранен, если бы узнал, что вы возненавидели его до такой степени, что готовы убить. Нет, моя девочка, Джованетти никогда бы не посягнул на жизнь Тома!
— Я позволю себе возразить вам только одно: вы слишком мало знаете этого человека, чтобы судить о нем. Ваши заключения мне кажутся преждевременными.
— Я немало прожила на этом свете, деточка, и накопила кое-какой опыт относительно мужчин. У Джованетти кошачье терпение. Он доволен ролью старого друга и провел бы всю жизнь у ваших ног, если бы война или дуэль отняли у вас мужа. Но он никогда бы не убил его сам и не нанял бы для него убийцу!
Кларисса рассуждала с большой убежденностью и настолько увлеклась, что не сразу заметила, с каким возрастающим недоумением смотрит на нее Лоренца. Когда графиня умолкла, молодая женщина тихо спросила:
— Если я вас правильно поняла, вы уверены, что Тома жив?
В этот миг в дверь тихонько постучали, и в столовую вошел Шовен, держа в руках потертую кожаную сумку.
— Госпожа графиня, — сказал он, — Грациан забыл ее. Нужно ли ее отослать с кем-нибудь из слуг?
— Нет! — взорвалась Кларисса, неожиданно разгневавшись. — Унесите это немедленно и уходите!
Но нежелаемое свершилось. Лоренца воскликнула:
— Грациан? Но разве не так зовут слугу Тома, которого я видела только один раз, в день нашей свадьбы, и который всегда занимался его квартирой в Париже?
— Да, его зовут Грациан, — согласилась Кларисса, отворачивая лицо от Лоренцы.
Но Лоренца тут же спросила:
— Так это тот самый Грациан, который отправился вместе с Тома, когда он уехал вместе с господином де Прасленом? И что же, если... Если он вернулся?
— Не стану отрицать, он вернулся, — вздохнула Кларисса. — Но умоляю вас, не расспрашивайте меня больше ни о чем! Я дала клятву!
— Кому? Какую клятву?
— Разумеется, брату!
— В таком случае, я думаю, он простит вам все клятвы, необходимости которых я не понимаю. Скажите мне хотя бы, где сейчас этот Грациан?
— Уехал! Он вернулся только за Губертом и... за помощью.
— Он, что же, знает, где находится Тома? И Тома? Он жив? Как он смел так долго отсутствовать? Почему столько месяцев...
Лоренца в возбуждении все более повышала голос, и Кларисса, не выдержав, зажала уши руками.
— Потому что у него не было возможности добраться до нас раньше! Он был ранен... И прошу вас, ради всех святых, не кричите, пожалуйста, так громко. Это меня пугает.
— Простите меня! И поймите! Я не живу с тех пор, как Тома уехал! И вдруг такое известие! Прошу вас, прошу, дорогая тетя Кларисса, скажите только, он жив?
— Да, но... Похоже, он стал совсем не таким, как прежде... Приехав к нам, Грациан вздохнул с облегчением, узнав, что не застанет вас...
— Но почему? Он изранен, искалечен, обезображен? Надеюсь, вы знаете, что никакое увечье не помешает мне любить его? И по какой причине не стали меня дожидаться? Разве не я первая имею право спешить ему на помощь, ухаживать и окружить любовью? Как вы могли судить обо мне так дурно? — закончила Лоренца со слезами на глазах. — Скажите мне, где он, и я отправлюсь туда немедленно.
— Памятью моего любимого усопшего мужа, я клянусь вам, что не знаю. Иначе, дождавшись вас, я бы вместе с вами отправилась в дорогу. Я знаю только одно: Губерт ни за что на свете не хотел, чтобы вы ехали.
— Я теряю голову! Не могу понять, в чем причина! Что с Тома? У него чума? Проказа?
— Не надо говорить о таких ужасных вещах, Лори! Повторяю вам, я тоже пока ничего не знаю.
Как могла она сказать бедной девочке, что муж ее потерял память и вот-вот женится, если уже не женился?
