в чужом густонаселённом квартале, где компания Габи не раз нарывалась на неприятности. Он принялся гонять мяч с дюжиной горластых юных футболистов.
Слепой играл совсем рядом, в глубине первого двора. Там он оставался примерно четверть часа, терзая свой инструмент с усердием, по мнению Фернана, не соответствующим столь жалкой выручке. Когда музыкант сложил аккордеон и поднялся со стула, одна из команд очень кстати забила эффектный гол в окно первого этажа.
Со звоном разлетелись стёкла. Мальчишки под гром проклятий бросились врассыпную, словно стая воробьёв. Фернан воспользовался этим, чтобы отколоться от них, и медленно, приноравливаясь к шагу слепого, последовал за ним в ближайший проулок.
Там аккордеонист устроился надолго и всё играл и играл, окружённый несколькими маленькими девочками. Фернан сидел в стороне на ступеньке ближайшего крыльца, якобы погрузившись в задумчивость, на самом же деле — зорко следя за тем, что происходило в проулке. Выглядело всё мирно и до того безобидно-буднично, что мальчика взяло сомнение: что если Марион и остальные изобретатели новой игры просто дали себя увлечь слишком пылкому воображению? Может быть, хватило бы пары слов, чтобы раз и навсегда развеять ореол тайны, которым они с такой готовностью наделили слепого. Но вот чудесное преображение Нанара — оно никакому объяснению не поддавалось. Этого Фернан не мог не признать…
Итак, что же дал сыщикам начальный этап слежки? По правде говоря, очень мало. Во-первых, слепой переименовал собаку. Это Фернан обнаружил чисто случайно, благодаря развязавшемуся поводку Нанара. Пёс отошёл на пару шагов и стал ласкаться к стоявшим рядом девочкам. Слепой сразу заметил отсутствие своего спутника и хрипло окликнул: «Тоби!» Нанар послушно вернулся и сел у ног хозяина.
Ещё Фернан заметил одну особенность в концертной программе аккордеониста. Усевшись на новом месте, слепой всякий раз сначала выдавал подряд довольно пёстрый набор популярных мелодий. Потом выдерживал долгую паузу, минуты две-три, сохраняя полную неподвижность. После чего снова брался за аккордеон и играл в ритме чардаша тот печальный, берущий за душу романс, который ребята услышали в первый вечер на тихой улице Маленьких Бедняков — «На грош любви».
Только лишь во втором проулке, обойдя половину квартала, Фернан обратил внимание на эту странную закономерность и на обязательную паузу перед последней мелодией, привлекавшую к ней особое внимание. Такая манера наводила на мысль о какой-то тайной цели — например, можно было предположить, что уличный музыкант подаёт сигнал кому-то из слушателей, выглядывающих в окна и толпящихся на тротуаре.
Фернан осторожно прошёл за слепым в последний двор. Чем дальше, тем ему становилось интереснее. Музыкант разложил стул у стены, поставил перед собой плошку и, растянув мехи аккордеона во всю ширь, пробежал пальцами по клавишам. В очередной раз принялся он отрабатывать свою обычную программу.
Фернан слушал музыку, не упуская при этом из виду снующих по улице прохожих. Где-то вдалеке возник и постепенно стал нарастать рёв тяжёлого грузовика, на большой скорости одолевающего крутой подъём дороги Понсо. Мальчик оглянулся и заметил в конце улицы одного из красных слонов Боллаэра.
Поравнявшись с домами квартала Ферран, грузовик замедлил ход. Фернан забился в уголок за массивной колонной ворот: блики на ветровом стекле не помешали ему разглядеть длинную красную физиономию Пола Пирса. Проезжая мимо последнего двора, шофёр машинально повернул голову — и увидел слепого, сидящего на тротуаре у ближайшего к воротам дома.
Фернан смотрел во все глаза и конечно заметил, как злое лицо Пирса вдруг словно окаменело, превратившись в маску крайнего изумления. Грузовик проехал мимо, но через несколько секунд музыку перекрыл скрежет тормозов. Фернан буквально вжался в щель за колонной, и, умудрившись сесть на корточки, не смел шелохнуться.
Вниз по дороге Понсо народ так и валил; многие сворачивали направо, во двор, переговариваясь, направлялись к своим подъездам. Осторожно выглянув, Фернан увидел Пола Пирса, влившегося в поток прохожих. Тот небрежной походкой подошёл к воротам, заложив большие пальцы за лямки своего синего комбинезона.
Шофёр остановился между колоннами, обшаривая глазами двор. Не заметив скорчившегося в своём укрытии мальчика, он уставился на музыканта. Фернан даже услышал, как он нервно сглотнул.
Пол Пирс шагнул во двор, подошёл к слепому поближе, некоторое время постоял, делая вид, что слушает музыку. Потом поспешно повернул обратно и смешался с толпой. Через две минуты грузовик взревел мотором и рванул в сторону вокзала.
Жуан-Испанец явился на площадь Теодор-Бранк, как и предполагалось, через полчаса.
— До Сортировочной проследил, на том всё и кончилось, — уныло сообщил он. — Эти двое присоединились к грузчикам, которые ждали, пока откроется платформа А. Встали вместе с ними в очередь, зашли в контору за табельными листками, а в пять ноль-ноль все пошли разгружать вагоны, и наша «парочка» тоже.
— Что разгружать? — заинтересовался Габи.
— Да что обычно бывает в товарных вагонах — бочки, ящики, тюки. Ничего особенного…
Зидор оживился:
— Точно. Для отвода глаз, — убеждённо заявил он, шмыгая носом. — Эти два драных котяры — разведчики, они явно поджидают прибытия чего-то ценного. Вот пойдёт через Лювиньи какой-нибудь пломбированный вагон — тогда, помяните моё слово, они его живенько разгрузят!
Фернан пришёл точно в условленное времени — в шесть тридцать. По его бесстрастному лицу нельзя было понять, о чём он думает.
— Теперь уже не мы одни интересуемся слепым, — холодно объявил он. — Здесь нам собираться больше нельзя, иначе сразу же засветимся. Сейчас я вам всё объясню…
Он рассказал, как попался в гараже Боллаэра, потом дал подробный отчёт о сегодняшней слежке. Всех очень взволновало вступление в игру этих грозных здоровяков, располагающих к тому же четырьмя красными слонами, чтобы быстро перемещаться по городку. Габи, Зидор и Жуан знали боллаэровских шофёров и самого Боллаэра как по слухам, так и в лицо.
— И это — очко в нашу пользу, — сказал Жуан-Испанец, — потому что они-то на нас троих и не смотрели, скорей всего, никогда.
— Не факт, — нахмурившись, возразил Габи. — И мы сейчас же перенесём командный пост в другое место, поукромнее. Карьер Вильмари отовсюду далеко, так что он отпадает…
Каждый предлагал своё, но решающее слово в очередной раз осталось за Марион, которая предусмотрела всё, что могло понадобиться в ходе игры.
— Где-то посередине улицы Рамбле, — сказала она, — есть один такой закуток — называется Тупик Заложников. Их там в сорок четвёртом расстреливали. Улица Рамбле почти безлюдная, сама она никуда не ведёт. Но от этого места недалеко и до Вольных Стрелков, и до Рыночной площади, и до улицы Сезар- Сантини. Может, стоит об этом подумать…
Компания тут же эвакуировалась с площади Теодор-Бранк, не надеясь туда вернуться: сквер с их любимыми скамейками был слишком открытым местом.
— Интересно, что же за всем этим кроется, — то и дело приговаривал на ходу Габи.
— Деньги, что же ещё! — саркастически хмыкнул Зидор. — Целая куча деньжищ, как тогда в поезде Винтимилья — Париж, и все эти субчики с разных сторон до неё докапываются. В наше время люди ни о чём другом и не думают…
— И очень жалко, если так, — сказала Марион своим певучим голосом, как всегда выражая подспудные мысли и подлинные чувства друзей.
Между тем в гараже Боллаэра что-то было неладно. Соскочив с подножки грузовика, Пол Пирс вихрем ворвался в контору к хозяину.
— Он вернулся, — севшим голосом сказал шофёр. — Я только что видел его своими глазами. В двух шагах отсюда…
