— Со мной сегодня случилась странная история, — тихо сказал Фернан спустя некоторое время.
— А почему ты там не рассказал? — удивилась Марион.
— Они бы стали надо мной смеяться… И потом, каждому хотелось про своё потолковать…
— Это не причина. Ну, рассказывай.
— Так вот, — начал Фернан. — Я уже не раз замечал, что не все в посёлке хорошо к нам относятся. Есть, например, такие, которые точно что-то против нас имеют. И с чего бы это, не понимаю… Ну так вот…
Марион слушала, не перебивая — драматические нотки в голосе рассказчика произвели на неё впечатление.
В четыре часа Фернан вместе со всеми выходит из школы и фланирующей походкой один направляется к площади Теодор-Бранк. В сквере — никого. Как он успел заметить, грузовики Боллаэра не возвращаются в гараж раньше шести — половины седьмого, так что времени у него полно. Руки в брюки, подфутболивая камешек, он продолжает свой путь до поворота на улицу Сезар-Сантини. Беглым взглядом оценивает обстановку. Улица пуста, движения никакого. Дома здесь стоят на приличном расстоянии друг от друга, при каждом есть и двор, и пышный сад: здесь обитает торговая и чиновная аристократия Лювиньи- Сортировочной. Дом 43 выделяется длиной и высотой фасада и тем, что его окна не выходят на улицу. Прежде чем подойти поближе, Фернан убеждается, что железная штора гаража поднята и что поблизости не видать грозных здоровяков в замасленных комбинезонах, на которых держится предприятие Боллаэра.
Той же фланирующей походкой он направляется к гаражу — на всякий случай, по другой стороне улицы. Машина месье Боллаэра, старенький, вечно заляпанный грязью «Рено», припаркована между наружной дверью конторы и воротами, ведущими на задний двор — Фернан ни разу не видел их открытыми. Поравнявшись с домом 43 и убедившись, что улица по-прежнему безлюдна, он переходит её и медленно приближается к гаражу. Четыре красных слона из конюшни Боллаэра сейчас отсутствуют, и длинный сарай со стеклянной крышей без них кажется огромным. Фернана обдаёт тяжёлым духом старой резины и газойля[4].
Он останавливается у порога и, прислонясь к косяку, долго присматривается. Ни души. На первый взгляд — ничего подозрительного. Если здесь кроется какая-то тайна, то не в этом гулком помещении с цементным полом в масляных пятнах, а скорее в полном безмолвии, которое царит в гараже, в подсобных помещениях и в жилой части дома. Никаких признаков жизни, вроде неуловимых домовитых звуков и шумов, которые должны бы слышаться на территории процветающего предприятия. А между тем предприятие Боллаэра считается очень даже преуспевающим.
Фернану страшно хочется заглянуть в мастерскую (или это склад?) — вон в ту приоткрытую дверь в глубине гаража. Но это уже считалось бы правонарушением. Интересно, заглядывать в чужие владения, к людям, которые тебе ничего дурного не сделали — это правонарушение или нет? Фернан оставляет вопрос без ответа и решается зайти в гараж — всего несколько шагов.
Отсюда виднее полутёмное нутро склада, где громоздится с дюжину больших продолговатых ящиков, опоясанных полосками жести. Фернан изнывает от любопытства. Он делает ещё шаг, и ещё, на цыпочках переступает порог, озираясь, как пугливый зверёк…
Клак! Как ни легко задел он железную створку, та захлопывается за ним, словно крышка западни, с жутким лязгом, раскатившимся в гулкой пустоте гаража, как пушечный выстрел. Фернан не смеет шелохнуться. Он слышит тяжёлые шаги по цементному полу.
— Есть! — говорит хриплый голос, принадлежащий, должно быть, одному из братьев Пирс. — Попалась птичка!
Смеются двое. Второй, по-видимому, Боллаэр. Фернан робко стучит в дверь.
— Откройте, пожалуйста, — умоляюще говорит он.
— Всему своё время, — хладнокровно отвечает мужчина. — Посиди-ка в холодке, узнаешь, как лазить куда не просят…
Он удаляется, посмеиваясь. Фернан видит, что ничего не поделаешь — надо набраться терпения и ждать, что будет… Да, но до каких пор? Ох, плохо дело… Ему уже не интересно даже, что там в ящиках. Он чуть не плачет. Видели бы товарищи, как он сидит тут, словно крыса в крысоловке!
Минут через пять мужчина неторопливо возвращается, прислушивается у двери и, ничего не услышав, резко её распахивает. Это шофёр Джеймс Пирс. Он, должно быть, на несколько лет старше брата: из-под замасленной фуражки выбивается седая прядь.
Фернан понуро выходит. Он молчит. Месье Боллаэр выглядывает из дверей конторы — посмотреть на нарушителя.
— Что ты тут у нас вынюхиваешь? — угрожающим тоном спрашивает он. — Я тебя ещё на углу заметил, невинный ягнёночек!
— Я хотел получше рассмотреть грузовики, — ляпает Фернан первое, что приходит в голову. — Я вообще увлекаюсь грузовиками…
Мужчины хмыкают.
— Как же, ври больше! — говорит шофёр, крепко ухватив мальчика за шиворот. — В ту дыру, где мы тебя заловили, и капот моего «Берлье» не протиснется… грузовики ему! Катись давай! А ещё увижу на этой улице — живо отобью интерес к грузовому транспорту…
Он тащит мальчика к выходу и пинком выбрасывает из гаража. Фернан, весь взмокший от стыда, бежит без оглядки до самой улицы Рамбле…
— Эти двое вроде шутили, но у меня от их шуточек прямо мороз пошёл по коже, — признался Фернан. — Да и любой бы из ребят на моём месте струхнул, даже Габи… А их истории тебе как показались?
— Ерунда, — со смехом отмахнулась Марион.
— Моя-то посерьёзней. В этой лавочке на улице Сезар-Сантини точно дело нечисто… Что скажешь? Тебе не кажется, что там затевается какая-то афера, не хуже той, с поездом Винтимилья — Париж?
Марион задумчиво кивнула.
— Чутьё тебя не обмануло, — мягко сказала она, — но не надо было так в открытую соваться к Боллаэру. Теперь эти люди начеку, и следить за гаражом будет рискованно.
— А ребятам рассказать? — спросил Фернан.
— Не стоит, — сказала Марион. — Они легко найдут что-нибудь другое, не такое опасное. А ты туда больше не ходи, во всяком случае, один.
Она поцеловала Фернана в щёку, свистнула собаку и, напевая, пошла вниз по улице. Фернан взглядом проводил её до поворота и свернул к своему дому, самому первому по улице Маленьких Бедняков.
После бурно проведённого дня так хорошо было вернуться в это бедное, но уютное жилище, где он был наследным принцем.
Дуэн-старший сидел у окна с газетой, поджидая сына.
— Поздненько ты, — проворчал он, подставляя мальчику небритую щёку.
— Мы придумали здоровскую новую игру, — не смущаясь, объяснил Фернан, — но она требует времени, надо всюду рыскать…
— Ты бы лучше порыскал в тетрадках с уроками, — сухо заметил Дуэн, кивнув на болтающийся на вешалке ранец.
— Мама придёт не раньше восьми. Давай-ка живо!
Фернан разложил на столе учебники и тетради, решительно почесал в затылке — и за двадцать минут разделался с таким завалом уравнений, что даже святой бы взвыл.
Дуэн-старший посасывал трубку, с отеческой нежностью глядя на своего мальчика. Когда же тот покончил с алгеброй, спросил, старательно изображая насмешливое равнодушие:
— Так что у вас там за новая игра?
Фернана отцовский тон не обманул. Он рассказал во всех подробностях о первых шагах компании на сыскном поприще, однако поостерёгся упоминать о тайне, в которую сегодня так безрассудно сунул нос.
— Ох уж вы, искатели! — закатив глаза, вздохнул Дуэн. — Могу спорить, это вам та история с
