Душехранитель

женская скульптура готова была ожить.

— Как… ты сделал это? — Танрэй осторожно прикоснулась к «своей» щеке. — По памяти?

Сетен все же протер испачканные руки мокрой тряпкой и почесал в затылке.

— А ты замечала, чтоб я гонялся за тобой с гончарным кругом?

— Когда ты успел этому научиться? Я… даже не знала…

— Что ж, Ал не рассказывал тебе о моей первой специальности?

— Ты — созидатель? Нет, никогда не рассказывал. Зачем же ты бросил это?!

— Как видишь, не бросил. Но экономика показалась мне более нужной в этих условиях наукой…

— Это… жертва? Зачем? — Танрэй порывисто повернулась к нему, готовая возмутиться кощунству, предательству.

— Согласись: если мы все будем рисовать бабочек и сочинять сказки, телам нашим придется несладко в этом грубом мире…

Она поняла, на что намекает Тессетен.

— По-твоему, созидание и сочинительство — второстепенно?

— Нет. Но каждому свое. Да ты присядь, вот достаточно чистая скамейка…

— Послушай, я всегда думаю и не могу найти ответа: это ты озвучиваешь мысли Ормоны, или она вершит то, что говоришь ей ты? — Танрэй села и аккуратно расправила подол платья.

— Оу! Оу! — рассмеялся он, имитируя испуг и прикрываясь руками. — Главное — не бей! Я тоже не могу найти ответа: это ты так витиевато передаешь думы твоего мужа, или он столь мудрено думает под воздействием твоих слов?

Танрэй поняла, что отвечать всерьез Сетен не намерен. Неужели это тот же человек, который открыл ей свое сердце на ассендо, во время празднования Теснауто?! Что за колдовская смесь кипит в его странной душе?

Он присел на корточки, на одной здоровой ноге, чуть выдвинув покалеченную. Положил тяжелый подбородок на колени Танрэй:

— Да, это я.

Она впервые видела его лицо полностью открытым. С этой повязкой на лбу он казался еще страшнее прежнего, но и теперь у нее не появилось желания отвернуться. В его безобразии было что-то притягательное, и это разглядит не всякий. Танрэй разглядела.

— С какими мыслями ты лепил меня?

— У меня не было никаких мыслей.

— А что было?

— Я говорил с тобой. Так же, как сейчас.

Танрэй опустила руку в его густые, как серебристая шерсть Ната, волосы. Задумалась. Сетен молчал.

— Я не просто так спросила.

— Знаю.

— И что скажешь?

— Ты ведь не глина, которую нужно обжигать…

— Это ответ?

— Да.

— То есть, ты не сделал бы из меня вторую Ормону?

— Но ведь я не в состоянии сделать из Ормоны вторую Танрэй…

Они печально усмехнулись — оба, одновременно.

— Я не знаю, почему прихожу к тебе, Сетен. Ведь мне нечего тебе сказать. Наверное, это неправильно по отношению к Алу…

Он прихватил краешек подола ее платья и потер в пальцах тонкую ткань.

— Наверное, неправильно.

— Тем более — теперь.

— Тем более — теперь, — эхом откликнулся Сетен.

— Так подскажи, что делать?

— Это решать не мне. Ты привыкла, сестренка, к тому, что тебя опекают. Ты выносливее, ты сильнее, нежели кажешься, но тебе не дают проявить себя. Однако я не вправе что-то менять. По крайней мере, пока не вправе. Еще не время для этого. Дозволь нам чуть-чуть поболтать с Коорэ? Это ведь он сделал тебя еще красивее и еще сильнее, чем прежде! Ваш покуда нераздельный танец, особая плавность походки, которую он подарил тебе, сияние твоих глаз… Может статься, с его помощью ты вспомнишь то, что забыли все? Ты хранишь его сейчас — а он, возможно, сохранит тебя потом?..

Танрэй засмеялась. Разговаривать с нею, обращаясь к малышу, у него получалось лучше, чем адресовать свои речи ей напрямую. Так думал и тот, кого Тессетен упорно величал Коорэ. Радовался, оживлялся, приветствовал, чувствуя прикосновение знакомой руки…

Вскоре на лестнице послышалось клацанье звериных когтей. Нат остановился на ступеньках и, пригнув голову, поглядел на Танрэй.

— Кажется, вам уже пора, — согласился Сетен, плюнув на ладонь и стирая с кожи остатки глины. — Будь любезна, сестренка, принеси сверху что-нибудь попить! Уж не взыщи: мне ковылять по ступенькам тяжелее…

Пропустив хозяйку мимо себя, волк спустился к Тессетену. Танрэй заметила, что Сетен, обняв Ната за шею, что-то забормотал ему на ухо. Он странный, очень странный человек. Но… если бы она не была так привязана к Алу, то, быть может, все было бы иначе в их жизни?..

* * *

«Не смотри на меня так, сестренка Танрэй… От твоего взгляда мне иногда кажется, что ты все понимаешь и читаешь в моей душе. Увы, маленький мой солнечный зайчик! Мы разучились читать в душах друг друга…

Не смотри так на меня, не надо. Ты не поймешь, не вспомнишь и не сумеешь. По крайней мере, сейчас, пока всецело принадлежишь Разуму. Не мне сводить твой рассудок с ума.

Возможно, у меня у самого наступает размягчение мозга, я не спорю.

Ну, да, да, я хотел бы стать Алом. Не занять его место, а стать им. Этот мальчишка, этот Фирэ, всколыхнул в сердце моем громадные волны, когда в кулаптории по ошибке принял меня за твоего мужа.

Эх, пробежаться бы сейчас со всех ног, да по изумрудной траве Оритана, да вслед за солнцем, за нашим солнцем Саэто!.. Да как забыть бы всё к проклятым силам!..

Нет, отбегал я свое. По лицу Фирэ понял, что отбегал, когда тот в последний раз смотрел мой перелом. И Паском молчит — значит, согласен. Ну что ж, глупо вышло… А я ведь похоронил тебя в ту ночь под обломками павильона. Вот мне расплата за скверные мысли. Ведь сказано: «Пусть о вас всегда думают только хорошее»… Не удержал тогда порыва, весь сценарий жены отыграл, как по писанному… Уф… Иногда проще и легче ненавидеть…

Никогда больше не смотри на меня так, сестренка Танрэй»…

* * *

Звали его Ко-Этл. По-аринорски. Он и был типичным северянином — русоволосым, белокожим, голубоглазым. Да еще и отпустил бородку, что совсем удивительно глазу ори, аринорца и даже кула- орийского аборигена. Вместо меховых плащей тепманорийцы во главе с Ко-Этлом носили непромокаемые полотняные, белые, укрывающие всю фигуру с головы до пят.

Жители Кула-Ори с удивлением смотрели на восьмерку тепманорийцев, следующую за Ормоной по городским улицам. Восемь крепких, похожих друг на друга мужчин во главе с изящной женщиной, которую здесь знали все.

Ормона добилась своего с легкостью, недоступной другим. Она давно уже сотрудничала с эмигрантами Тепманоры. Ко-Этл и его миссия перебрались на Рэйсатру с Ариноры семь лет назад. Почти тогда же, когда на южную оконечность материка приехала чета Тессетен — Ормона.

Переселенцев в Краю Деревьев с Белыми Стволами было гораздо больше, чем оританян в Кула-Ори.