Душехранитель

Ормона в изумлении ощутила, как меняется ее суть. Она переставала быть собой…

И сбросил с головы свой капюшон загадочный незнакомец в черном плаще.

Смерч поглотил Танрэй. Расступились тучи. Все смотрели в небо, на Радугу.

Все так же раскинув руки, под семицветной аркой стояла женщина. Это была Танрэй. Танрэй, которую помнил «куарт» Коорэ-Фирэ, их с Алом ученик и велением судьбы — сын. Танрэй, обладающая несметной силой. Танрэй, готовая к Восхождению.

Ибо Смерть — лишь продолжение Жизни. Таков вселенский закон, и нет смысла нарушать его. Наказание завершено, былая вина душехранителя искуплена…

* * *

…Птица подняла полотнища крыльев над головой. Вместо сверкающих перьев в небо потянулись человеческие руки. Рукава раздвинулись, открывая спрятанную под капюшоном голову. Ветер трепал легкие черные одежды Ал-Анпа.

Аколит верховного жреца мягко прыгнул на плиты — словно сильный разыгравшийся зверь. Коснулся рукой камня, оттолкнулся, выпрямился и положил живую, человеческую ладонь на рукоять своего меча.

Танрэй бросилась к нему, и он, рассмеявшись, поймал ее в свои объятья.

Жрица скинула капюшон с его головы…

— Атмереро! — воскликнула она. — Саша! Ал! Ты — настоящий! Ты… ты…

Ослепительный луч солнца обнимал обоих — тонкую прекрасную женщину и высокого сероглазого мужчину с длинными, рассыпавшимися по плечам пепельно-русыми волосами.

— Я так ждала тебя!

* * *

Было или не было? Что изменит ответ на этот вопрос? Какой прок от того, что теперь мы знаем, кого увидела тогда (и никогда) в гелиопольском храме Нефернептет, жрица Бену? Жрица, принявшая обет молчания…

Вся суть в том, что сейчас она получила право говорить. Вся суть в том, что ныне она поворачивается к своим спутникам — черноглазому ори, косматому северянину и незнакомцу, объединившему черты обеих аллийских рас. А, повернувшись, говорит голосом, исполненным властности и царского величия:

— Я жду тебя!

И фраза ее обращена ко всем троим, словно к одному. И каждый видит в ней свое: черноглазый ори — трепетную и любящую спутницу, северянин — бесстрашную воительницу, а длинноволосый незнакомец в черном плаще — свою настоящую Танрэй, Танэ-Ра, Попутчицу, предназначенную судьбой. Душехранителя, искупившего былую вину…

ВТОРАЯ РЕАЛЬНОСТЬ. ЕГИПЕТ

Тогда с запада к статуе Белого Зверя Пустыни приблизился статный мужчина с гордо посаженной красивой головой. Влад узнал в нем Николая. Слабо улыбнувшись, Ромальцев опустил глаза.

С востока, немного прихрамывая, шел Тессетен, и закованную в вороненые доспехи мощную фигуру вечного воина окутывал развевающийся черный плащ.

Трое плечом к плечу встали перед полульвом-получеловеком. А взгляд каменного изваяния по- прежнему стремился узреть что-то за предрассветным горизонтом.

Свет зари нетерпеливо побежал по пустыне.

Золотистый тур бил копытом слежавшийся песок и хлестал себя хвостом по крутым бокам. Молча, слегка нахмурившись, глядел в землю мужчина, а слева от него, часто дыша от жары, сидел старый серебристо-седой волк.

Лик изуродованного Сфинкса засиял.

Слились воедино бык, зверь и человек, а на том самом месте, где вспыхнул солнечный луч, объявший три сущности одного «куарт», остался стоять мужчина. Его узнали бы многие: еще четыре года назад он был жив, он действовал в соответствии с предсказанием, он смеялся от радости и стонал от боли. От того себя он отличался лишь одним — длинными волосами, перехваченными на лбу темной повязкой. Это был Ал. Ибо лишь атмереро дано избирать верный облик…

Рассмеялся огромный каменный лев.

Прямо над учеником — отныне истинным — разлилась в небе Радуга. Ибо не все истолковано в древних легендах в соответствии с истиной. Смех Сфинкса — не финал времен. Освобождение — не есть свобода. Освобождение — лишь заря грядущего дня.

Былая вина сердца, души и рассудка искуплена, наказание завершено…

ВТОРАЯ РЕАЛЬНОСТЬ. РОСТОВ-НА-ДОНУ

Ася распахнула дверь. Через порог ей навстречу шагнул Влад, и знакомая, девически застенчивая улыбка великана-Горца озаряла его лицо. Ася ойкнула и прижала ладонь к губам: Влад насквозь промок под буйным ливнем, что несколько часов назад разразился над городом и никак не желал прекращаться.

— Ты не представляешь, что там делается, Незабудка! — с мальчишеской радостью воскликнул Ромальцев.

Его синие глаза сияли, как много лет назад. И не Влада, а Хусейна видела перед собой Незабудка- Ася.

— Я знаю, знаю! Я смотрю в окно! — почти кричала она, дабы он услышал ее в беспрерывных раскатах грома, завывании ветра и шуме дождя. — Это реки, это не дороги! Как ты добрался до меня?

— Не спрашивай, — он притянул ее к себе, и они долго смотрели сквозь оконное стекло тот грандиозный спектакль, который по прихоти своей разыгрывала над Ростовом непредсказуемая природа.

* * *

— Марго? Алле! Алле! Рита, ты? Ничего не слышно, все грохочет!

— Да я это, я! Дима?

— Да! Черт, тут такая гроза! Рита, у меня печальная новость…

— Сестра?..

— Да. Но я уверен, что теперь ей гораздо лучше.

— Мне приехать?

— Ну… знаешь, я был бы рад тебе.

— Я еду.

— Выгляни в окно… Видишь?

— Ты сумасшедший! У тебя заглохнет мотор! Тут же море!

— Спускайся!

ПЕРЕКРЕСТОК ВСЕХ РЕАЛЬНОСТЕЙ

Литые мышцы загорелого тела Инпу напряглись подобно тетиве его позолоченного лука. И, освобожденная, стрела покидает свое ложе, несется вперед и вниз, навстречу неизвестности.