не могу и наполовину с ними разобраться. Сначала я попала в черноту…
— А это, доктор, было, когда мадам не могла считывать ваши ощущения.
— Угу.
— Госпожа Нунн, по ходу ваших воспоминаний, не могли бы вы делать для нас наброски? Вот блокнот и карандаш.
— Я не художник, но постараюсь, субадар.
— Весьма благодарен. Очень будет полезно при обсуждении смысла.
— Потом в глухой черноте начали высверкивать звезды, линии, завихрения и какая-то чушь. Нарисовать? Очень сложная картинка…
— Нет, Гретхен, не нужно. Это ты, как в пузырьковой камере, воспринимала высоко-энергетические частицы.
— Потом вокруг все стало белым, а я увидела Черную Дыру, — вроде птицы в полете, или шлема, или парика — как в «Фоли-Бержер» Тулуз-Лотрека. Вот как-то так… И оно глядело на меня…
Оно начало расти и вроде бы превратилось в урну или такую, знаете, супницу…
…но супница была с глазами, хотите верьте, хотите нет!
Потом была ваза… или мне тогда так показалось — но я уверена, что кому ни покажи пятна Роршаха, каждый увидит в них что-то свое…
Правда, теперь мне это скорее напоминает карту Таро «Le Pendu» — «Висельник», и мне страшно…
Потом чернота стала сгущаться, рассыпаться — не знаю, во что, но очень противное. Посмотрите сами…
Образовалась корона или бабочка над сердцем, или тузом пик, или грушей из сливного бачка… вот так…
Но все время за мной как будто следили какие-то глаза…
А потом вдруг явилось что-то вроде полярного гуся в полете или атакующего шершня…
Фазма-мир — это все время изменяющийся кошмар, и мне представали какие-то видения, ни на что не похожие. Крылья гуся или пчелы вдруг оборачивались колдовской африканской маской, жуткой личиной шамана, знахаря вуду, но в то же время это походило и на чью-то голову, или на ключ к чему-то…
Внезапно мне стало казаться, что Ид-кляксы Фазма-мира пытаются установить со мной контакт, объяснить raison d'etre своей культуры, но как если бы они говорили по-японски, китайски или на языке космических пришельцев. А глаза все смотрели на меня.
Потом передо мной на столик взгромоздилась сумасшедшая курица и беспрерывно кудахтала на меня, только я ее не слышала. Я ничего не слышала. В Фазма-мире тишина, как в гробу.
А уж что меня поразило, так это когда хорошенькое Ид женского пола стало со мной кокетничать и строить мне глазки. Глаза. Все время глаза. Кляксы или пятна — все равно глаза. Вот так…
А потом человечек из кружочков и палочек начал приставать ко мне. Вы правы, субудар, основные движущие силы — это наслаждение и удовлетворение…
А темное женское Ид следило за ним, или за мной, или за нами обоими. Снова глаза…
И ее лицо вдруг исказилось, стало еще одной сатанинской личиной.
Потом на меня стал напрыгивать человечек — негр из черточек…
И превратился в Смерть в наброшенном плаще, которая тянулась сгрести меня…
Мне кажется, что, наверное, я попыталась спастись, и появился образ, похожий… нет, не знаю… словно распахнутая мне навстречу западня. Вот такая. Могут неодушевленные предметы обладать Ид?..
А потом оно расплылось или было вытеснено вот этим. Не знаю, что это. Поцелуй сиамских близнецов?
А эта хорошенькая вернулась, продолжая подмигивать. Фазма-цивилизации присуща странная навязчивая цикличность…
А та неясная штуковина, которую я считала ловушкой, превратилась в графскую корону. Этот мир весь зыбкий, туманный, текучий, населенный какими-то желеобразными подобиями людей…
Потом корона разрослась и стала императорской…
А потом оказалось, что эта императорская корона венчает дьявольскую, шаманскую маску. Очень похоже вот на это…
Вновь возвратились сиамские близнецы, сросшиеся спинами и не желающие разговаривать друг с другом; или, может быть, я наблюдала танец двух кобр. Посмотрите на них…
Затем из ниоткуда возникла жирная буква W…
Которая превратилась в две поднятые ручищи с огромными бицепсами; вроде вот таких…
А дальше мне показали издевку, а не задницу — толстую, отвисшую…
И тут воротилась Смерть!
А потом случился солнечный взрыв — точно астра проросла в вечность, и…
— …и я вернулась обратно в камеру.
Гретхен с трудом перевела дыхание: почти полчаса она без передышки выпаливала свой отчет, сопровождая его набросками. Оба ее собеседника были так увлечены, что не обращали на нее никакого внимания. Несмотря на пережитые мучительные потрясения, Гретхен было впору рассмеяться: Шима не мог оторваться от нефритовой мухи, сдохшей на 47-й параллели, а Индъдни с жадным любопытством знатока Ид-клякс разглядывал ее наброски.
Наконец Гретхен не выдержала.
— Ну?
— Этот взрыв в бесконечность, — вопросил Шима творение Фаберже, — как насчет взрыва?..
— Это ваше нападение-бегство — когда вы набросились на меня, — тихо сказал Индъдни. — Оно и
