Вивальди по прозвищу «рыжий священник», чтобы вручить ему повестку в суд для дачи показаний по иску певцов, участвовавших в опере «Фераспе». В доме никого не было. Картина повторилась и на следующее утро, и 27 мая. В ближайшей мальвазии посыльному было сказано, что неделю назад венецианский музыкант с большим багажом отплыл на обычно нанимаемой им гондоле на материк. Куда подевались остальные домашние, неизвестно.
Тем временем Вивальди добрался до Граца. Но встреча с Анной была краткой. Она торопилась на репетицию, а вечером у неё спектакль, и так изо дня в день. Чтобы не отвлекать её от дел, он проследовал дальше в Вену, надеясь на помощь императора Карла VI и друзей, с которыми познакомился в свою первую поездку в австрийскую столицу.
Как и было сказано сёстрам, в Вене он остановился в гостинице «Золотой вол», где когда-то побывал с отцом. Но задержался в ней недолго, пока не нашёл пристанище подешевле в центре, рядом с театром Карнтнертор. Ему было обещано, что по желанию императора, по-видимому, именно в этом театре будет поставлена одна из его опер. Гвардеец из дворцовой охраны дал ему адрес вдовы шорника фрау Агаты Марии Валерин, сдающей две комнаты в доме на углу Карнтнерштрассе и Саттлергассе, из окон которых виден театр.
Вивальди сразу принялся за дело, перечитывая привезённые с собой из Венеции либретто. Но, возможно, император пожелает, чтобы была дана какая-то из опер, уже показанная с успехом в Венеции или Граце? Тогда можно будет вызвать Аннину из Граца, где она успешно выступила в «Катоне Утическом», вызвав восторг публики.
Приближалась осень, и, к счастью, его астма ничем себя пока не проявила. Пользуясь погожими днями, он любил прогуляться в пролётке по старым местам, которые посещал с отцом. Один из прежних знакомых граф Колальто Томмазо Винчигуэрра пригласил на обед и высказал желание приобрести несколько его партитур.
Из Венеции пришли невесёлые вести от сестёр. После его отъезда для них начались трудности, и они оказались на мели. Так как летом аристократия и прочие состоятельные горожане переехали на материк в загородные виллы, резко упал спрос на изделия белошвеек и вышивальщиц, к тому же возросла оплата за освещение в ночное время улиц, налагаемая властями на жильцов прилегающих домов. Деньги, оставленные Вивальди, почти иссякли.
Однажды утром, собираясь на площади Святого Стефана взять извозчика, он заметил, что в Вене произошло что-то страшное. Казалось, какая-то магическая сила сковала город и всё в нём замерло. Остановились пешеходы, тихо обсуждая что-то небольшими группками; исчезли гарцующие на лошадях стройные военные, а вдоль тротуаров выстроилась вереница карет в ожидании клиентов. Когда Вивальди, не понимая причины остановки, настойчиво приказал вознице: «Трогай!» — тот сообщил, что сегодня 20 октября ночью умер император Карл VI. Для Вивальди это был удар, сразивший его наповал. Умер его благодетель и щедрый меценат, тонкий ценитель музыки, которому он посвятил сборник «Цитра», и в знак благодарности тот обещал постановку одной из его опер… Император был последней надеждой, его будущим. Тогда зачем же он спешно покинул Венецию и примчался в Вену?
У него начался приступ астмы, и он поспешил вернуться домой на Карнтнерштрассе. Нужно что-то предпринять, иначе чего ждать ему здесь, в Вене? Он хотел приблизиться к гробу императора, чтобы проститься, но в огромном соборе Святого Стефана у него не было сил протиснуться сквозь толпу, и он лишь издали увидел гроб на катафалке под высоким балдахином. Он принялся молиться, но думал о другом. Все его мысли были о будущем. Они не покидали его, терзая днём и ночью. Он цеплялся за каждую возможность. Теперь в Вене находился герцог Франческо Стефано Лорена, присвоивший ему титул капельмейстера. Недавно он женился на принцессе Марии Терезии, дочери покойного императора, которой прочили освободившийся фон.
В венских салонах царило уныние, порождённое неопределённостью положения после ухода из жизни Карла VI. Велась война за престолонаследие, наложившая отпечаток на любой род деятельности, включая театры. Всех интересовал только один вопрос: кто станет преемником? Поэтому появление в городе Вивальди осталось почти незамеченным.
Но нельзя было сидеть сложа руки, это противоречило действенной натуре маэстро. Однажды утром он явился во дворец папского регента герцога Антона Ульриха фон Саксен-Мейнингена, который хорошо был знаком с Вивальди со времени его первого посещения Вены и не раз с ним встречался в дальнейшем. Но в то утро герцог его не принял. Когда-то при встрече он неизменно повторял: «Заходите, когда угодно. Двери моего дома для маэстро Вивальди всегда открыты». На следующее утро он снова оказался в огромной приёмной папского регента, где провёл немало времени в томительном ожидании, пока ему не было заявлено, что герцог не может его принять. Не может или не хочет? Несколькими днями ранее граф Колальто тоже передал ему через слугу, что занят и принять не может. После смерти императора Вена отвернулась от рыжего священника.
Тем временем жизнь во дворце Хофбург не затихала ни на один день. Туда въезжали и оттуда выезжали золочёные кареты имперских министров и влиятельных сановников двора. Наконец весь город радостно вздохнул, узнав об избрании Марии Терезии императрицей. Начались балы, приёмы и народные гуляния. Было известно, что Мария Терезия проявляла повышенный интерес к танцам, итальянской музыке и театрам. Но празднества были прерваны неожиданным обострением политической обстановки. Прусский король Фридрих II вторгся в Силезию с целью аннексировать её земли и подчинить власти Гогенцоллернов.
Надо поскорее уносить отсюда ноги и ехать в Дрезден к другу Пизенделю, на радушный приём и помощь которого можно вполне рассчитывать. Там же можно повстречать этого странного Баха, который, судя по рассказам отца, переложил для клавесина и органа некоторые его концерты. При мысли об отъезде и встрече с другом он ощущал прилив сил, желание творить и постоять ещё за себя. Но такие моменты оптимизма и веры в будущее вдруг сменялись минутами апатии, и он впадал в меланхолию, чувствуя, как силы постепенно оставляют его. Возможно, сказывались годы, думал он, или астма, усилившаяся в эту холодную венскую зиму. А может быть, одиночество? От своей Аннины он не получил ни одной весточки. Видимо, репетиции не оставляли ей ни одной свободной минуты. Но тогда могла бы хоть Паолина ответить на его письма. А не поехать ли в Грац, чтобы разузнать, в чём там дело? От одной только мысли пуститься в дорогу зимой у него начинался приступ. «Съезжу летом, да и путь близкий, — подумал он, когда кашель утих. — Но застану ли в Граце эту плутовку?»
Из Венеции не было вестей ни от Маргариты, ни от Дзанетты. Но хоть кто-то должен был дать о себе знать. А кто теперь занял его место в Пьет
С наступлением весны парки и аллеи Вены зазеленели, а в окнах домов появились красные и белые цветы герани. Но война за австрийское наследство продолжалась. Франко-баварские войска оккупировали Нижнюю Австрию и заняли Прагу. Почти все театры не работали. Вместо прежнего оживления в городе, поразившего Вивальди по приезде, улицы обезлюдели, и на всём лежала печать уныния. К усталости и приступам астмы прибавилась ещё одна серьёзная проблема — нехватка денег, острая нужда в которых возросла в связи с намечаемым отъездом в Дрезден. К счастью, удалось написать несколько концертов и наконец граф Колальто принял его, изъявив желание приобрести одну симфонию и пятнадцать скрипичных концертов. Двенадцать венгерских флоринов, заплаченных графом, оказались как манна небесная. Можно расплатиться за квартиру и на дорогу в Дрезден ещё останется.
Когда всё было готово к отъезду, неожиданно нагрянула беда — сильнейшие приступы астмы,
