объяснить местным развитием керамического производства на северо-западе Ирана; здесь, как и в ряде других областей, керамика утрачивала роспись под влиянием различных причин, включая интересы профессионального гончарного ремесла (к качественным видам его продукции принадлежала «серая» керамика). Многие черты археологической культуры Северо-Западного Ирана последних веков II — начала I тысячелетия до н. э. (особенности погребального обряда, строительные и архитектурные приемы и т. п., а также и традиции самого керамического производства) отличны от характерных черт культуры Гиссара- Горгана; они имеют местные корни или находят аналогии в соседних западных районах Передней Азии, в Закавказье и т. д. Независимо от истоков «серокерамической» культуры Северо-Западного Ирана ее носители не принадлежали к единой этноязыковой группе. Это непосредственно подтверждается данными клинописных источников начала I тысячелетия до н. э. — времени широкого бытования «серой» керамики; тогда в районах Северо-Западного Ирана еще обитали этнические группы, происходившие от старого местного населения (в том числе лулубеев, кутиев, хурритов и др.).
Уже поэтому и становление «серокерамической» культуры Северо-Западного Ирана не следует связывать с распространением одного этноса, а тем более — иранского. Если бы возникновение данной культурно-керамической общности было результатом прихода иранских племен, они преобладали бы на северо-западе Ирана со времени распространения там «серо-керамических» комплексов, т. е. не позже XIV–XIII вв. до н. э. Материалы клинописных текстов не позволяют говорить о широком расселении там ираноязычных племен ранее XI–X вв. до н. э. Сведения о них появляются начиная с IX в. до н. э. в ассирийских и урартских источниках. Но теми же текстами, относящимися к IX–VIII вв. до н. э., для многих районов Западного Ирана засвидетельствованы старые этноязыковые группы. Процесс их замещения иранскими, протекавший в IX–VII вв. до н. э. уже в свете данных письменных источников, не мог начаться в XIV–XIII вв. до н. э.; имеющиеся сведения клинописных текстов XII — начала XI в. до н. э. для некоторых областей на западе Ирана также содержат лишь данные о старых местных языковых группах. Поэтому археологические памятники на северо-западе Ирана последних веков II тысячелетия до н. э. должны характеризовать прежде всего культуру автохтонного населения.
Исследование содержащихся в письменных источниках историко-географических и ономастических данных позволяет также сделать важные выводы социально-экономического плана, непосредственно относящиеся к рассматриваемой проблеме. Когда в IX в. до н. э. появились сведения ассирийских и урартских надписей о Северо-Западном Иране, в ряде его районов существовали образования государственного типа с «городскими» центрами. Эти ведущие политические единицы и экономические центры (все или почти все в IX в., в большинстве в VIII в. и частично в VII в.) принадлежали именно местному населению. Поскольку такие «города» являлись также главными центрами ремесленного производства, то и тип продукции их профессиональных ремесел, включая гончарное, должен был в основном определяться традициями аборигенного населения. Можно, таким образом, утверждать, что «серая» керамика использовалась в Иране неиндоевропейским населением и до, и после прихода иранцев, перенявших ее у автохтонов вместе со многими другими особенностями материальной культуры.
Имеются, однако, такие показатели материальной культуры, распространение которых более определенно может быть увязано именно с иранскими племенами. Известно, например, об их роли в развитии всадничества и новых методов коневодства, о чем свидетельствует, в частности, и проникновение соответствующей иранской терминологии в местные языки Передней Азии с первых веков I тысячелетия до н. э. Поэтому элементы культуры, относящиеся к конному делу, сбруе, всадничеству, некоторым типам оружия и т. п., могут указывать на иранский этнос или его влияние. Но как раз они не имеют аналогий в горгано-гиссарской культуре.
Продвижение ираноязычных племен в Иран, очевидно, проходило в последней четверти II — начале I тысячелетия до н. э.
На первых этапах своего расселения они занимали отдельные районы и долины или распространялись по некоторым обширным областям, где сложившаяся политическая ситуация давала им возможность обосноваться. Они, вероятно, частично подчиняли местное население и ассимилировали его. Иранские имена, засвидетельствованные в источниках IX–VIII вв. до н. э., в основном происходят из языка населения таких местностей: обычно это имена правителей мелких и мельчайших политических единиц. Безусловно, нельзя говорить о том, что иранцы составляли верхушечный слой населения, что носители иранских имен были вождями военных дружин, подобно кондотьерам, поступавшим на службу к местным правителям и постепенно захватывавшим власть в тех или иных районах Ирана (так характеризуются иранские «иммигранты» в работах Ф. Кенига, Дж. Кэмерона, Х. Нюберга и др.).
Продвижение иранских племен в Иран не носило характера завоевания и не сопровождалось переходом власти на значительных территориях к их представителям. Напротив, уже весьма многочисленное ираноязычное население в IX — начале VII в. до н. э. в основном оказывается в зависимости от политических образований, созданных старым местным населением как на территории Ирана (Манна, Элам, Эллипи и др.), так и соседних стран (Ассирия, Урарту).
Таким образом, не захват политического господства представителями иранских племен приводил к языковой и культурной иранизации на обширных пространствах. Лишь в тех областях, где на значительных территориях иранский этнический элемент становился преобладающим, создавались возглавляемые представителями иранских племен крупные политические образования, (как это происходило, например, при возникновении Мидийского царства).
Причины, обусловившие широкое распространение иранского этноязыкового элемента, остаются еще недостаточно выясненными, но на некоторые факторы можно указать и сейчас (тем более что они применимы и к проблеме распространения ариев в Индии). Во-первых, иранизация соответствующих областей происходила при значительно большем, чем обычно предполагается, удельном весе пришлого ираноязычного населения (причем последнее состояло не из отдельных групп вождей или воинов, а именно из переселявшихся племенных групп, включавших различные слои населения). Во-вторых, уже ко времени появления на территории Ирана иранских племен они обладали своими весьма развитыми традициями в культуре, экономике и социально-политической структуре. Наконец, иранизации местного населения в разных частях Ирана могло способствовать само расселение еще очень близких друг другу по языку, культурным и иным традициям иранских племен по обширной территории, различные районы которой характеризовались большой этнической и языковой пестротой. Но вопреки мнению некоторых ученых, было бы неверным сводить этногенез западноиранских племен и народов к распространению иранского языка при сохранении свойственных прежде местному населению основных этнических черт.
Процессы формирования иранских народностей по характеру и результатам были значительно более сложными. Иранизация ряда территорий, внешне нередко фиксируемая главным образом по распространению иранской речи, сопровождалась коренными изменениями многих других этнических особенностей; это касается также и социальной структуры, политических институтов, религии и т. д. В течение длительного времени, прежде чем осуществился синтез местных и «пришлых» элементов, их носители продолжали во многом следовать своим традициям, определявшимся их прошлыми историческими судьбами. По имеющимся историческим источникам первых веков I тысячелетия до н. э., еще достаточно ясно можно проследить эти различия между ираноязычным населением и старыми местными этническими группами. Так, именно для последних, судя по данным ассирийских текстов IX–VIII вв., было характерно существование значительных «городских» центров с дворцами и храмами, различными ремесленными производствами, развитыми оседло-земледельческими традициями, включая садоводство и виноградарство и т. п. «Иранцам» же эти черты еще не были свойственны во время их расселения в Западном Иране в начале I тысячелетия до н. э. Данные обстоятельства следует иметь в виду и при рассмотрении вопроса о времени распространения ираноязычных племен в Средней Азии и на востоке Иранского плато.
Сведения об этих территориях в точно датированных источниках появляются с VI в. до н. э., хотя к тому и предшествующему времени могут быть отнесены данные «Авесты»; в эпоху составления ее древних разделов на территории Средней Азии, Афганистана и Восточного Ирана уже обитало ираноязычное население. Однако ответа на вопрос, когда же иранские племена пришли в указанные области, «Авеста» не дает. Поэтому для его решения используются археологические материалы.
Как уже говорилось выше, в III — начале II тысячелетия до н. э. в ряде районов на юге Средней Азии и Иранского плато были распространены оседло-земледельческие культуры протогородского типа. Позднее,
