старики»...
– А тебе сколько лет? – спросил Брежнев.
– Пошел пятьдесят пятый.
– Так ты тоже старик, по мнению Хрущева.
– Хрущев беспокоится об омоложении кадров. Это хорошо, должна быть преемственность, – Шелест продолжал играть.
– Ты меня неправильно понял, – сказал Брежнев. – Надо же понимать, что на самом деле хочет разогнать опытные кадры, чтобы самому вершить все дела... – И, нахмурившись, добавил: – Жаль, что ты не хочешь меня понять. А наш разговор нужно держать в тайне.
Шелест не выдержал:
– Если вы мне не доверяете, то нечего было ко мне приезжать, а о конфиденциальности прошу мне лишний раз не напоминать.
Брежнев спохватился:
– Ты, Петро, правильно меня пойми. Мне тяжело все это говорить, но другого выхода у нас нет. Хрущев над нами издевается – жизни нет. – На глазах у него появились слезы. – Без тебя, без такой крупной организации, как компартия Украины, мы не можем что-либо предпринять.
– Вам всем надо собраться и откровенно поговорить с Никитой Сергеевичем о недостатках, – посоветовал Шелест. – Мне кажется, он поймет.
Ты так говоришь потому, что не знаешь истинного положения дел, – прервал его Брежнев. – Если мы попытаемся это сделать, он нас всех разгонит.
Они вернулись на дачу, еще выпили и закусили.
Брежнев обнял Шелеста, расцеловал и многозначительно произнес:
– Петро, мы на тебя очень надеемся.
Брежнев уехал, а Шелест почти до рассвета бродил по набережной, прикидывая, как ему быть и чью сторону занять. Он и сам побаивался непредсказуемого Хрущева, ему тоже надоело постоянное недовольство неуемного первого секретаря.
Никита Сергеевич с удовольствием приезжал в Киев, выступал на пленуме республиканского ЦК и крыл местное начальство:
– Украина сдала свои позиции, положение дел вызывает беспокойство... Плохо стали работать... Я уже критиковал украинское руководство, но за обедом, когда критикуешь, с них как с гуся вода, а вот когда при народе критикуешь, я вижу – они ежиться начинают... Последние годы, как лето, так руководители все от мала до велика стараются не упустить лучший сезон купания в Черном море. Благо вы теперь Крым получили, поэтому есть куда ехать. Товарищи, кто со мной работал на Украине, тот знает, я проработал тринадцать лет на Украине и за эти тринадцать лет только раз был в отпуску...
Шелест и другие руководители Украины в присутствии своих подчиненных вынуждены были лишь, кисло улыбаясь, аплодировать Никите Сергеевичу.
Утром Шелест позвонил Подгорному в Мухолатку, сообщил, что накануне был Брежнев. Подгорный поинтересовался:
– Чем занимаешься?
– Переживаю вчерашние разговоры.
– Если можешь, приезжай ко мне, будем вместе переживать.
Шелест подробно пересказал Подгорному разговор с Брежневым. Николай Викторович его внимательно выслушал и произнес:
– Мне все это известно.
Оказывается, Брежнев уже побывал у Подгорного и изложил суть разговора.
Шелест удивился:
– Зачем же мне все было повторять?
Подгорный честно признался:
– А я не знал, все ли мне Брежнев рассказал. Николай Викторович не очень доверял Леониду Ильичу. Любой из заговорщиков мог в последний момент обо всем рассказать Хрущеву и погубить остальных.
Шелест осведомился, почему к нему приехал Брежнев, а не Подгорный.
– Так надо было, – таинственно ответил Николай Викторович. – Позже узнаешь.
Шелест мог бы и сам догадаться. Леонид Ильич тоже не доверял Николаю Викторовичу и хотел не с его слов, а сам убедиться, на чьей стороне Шелест.
Подгорный сказал, что положение серьезное.
– Я понял, – кивнул Шелест, – Брежнев в разговоре со мной даже расплакался.
– На самом деле? – иронически переспросил Подгорный.
– Точно, – подтвердил Шелест.
– Ты этому не очень доверяй, – заметил Подгорный. – Помни пословицу: Москва слезам не верит.
С веранды второго этажа они увидели Брежнева.
– Ты только не подай вида, что знаешь, что он уже побывал у меня, – предупредил Подгорный Шелеста.
Брежнев опять завел разговор о том, как трудно работать с Хрущевым. Перечислил его ошибки. Сельское хозяйство превратил в свою монополию. Проводит бесконечные реорганизации в народном хозяйстве. Разделил партийные организации на городские и сельские. Пренебрегает вопросами идеологии, говорит, что это болтовня, а нужна конкретная работа...
Шелест повторил, что следует собраться всем вместе, высказать свое мнение Хрущеву.
– Я же тебе говорю, – не выдержал Брежнев, – кто первый об этом заикнется, тот будет вышвырнут из состава руководства.
Шелест выразительно посмотрел на Брежнева, затем на Подгорного. Николай Викторович вступил в игру:
– Довольно нам играть в жмурки. Я знаю о вашем разговоре с Брежневым. Ты, Петро, правильно пойми все, что делается. Надо выходить на пленум ЦК, а без мнения Украины и членов ЦК, которые от Украины избраны, этот вопрос решить невозможно. Всем известно, что украинская партийная организация имеет большой вес, да это и основная опора Хрущева. Поэтому тебе надо быть готовым откровенно, но осторожно поговорить со всеми твоими товарищами, входящими в состав ЦК КПСС, а их на Украине немало – тридцать шесть человек. Возможно, провести беседы с доверенным активом.
– Ради справедливого дела поговорить можно, – ответил Шелест, – хотя это очень рискованно. Но есть три человека, которым я не могу доверять. Это Сенин, Корнейчук и Иващенко. Они в частном порядке могут сейчас же все передать Хрущеву.
Ольга Ильинична Иващенко была секретарем ЦК компартии Украины (курировала отдел оборонной промышленности) и очень симпатизировала Никите Сергеевичу.
Иван Семенович Сенин с 1953 года был первым заместителем главы республиканского правительства. Хрущев и Сенин в юности учились в одной группе на рабфаке и с тех пор дружили.
Александр Евдокимович Корнейчук, известный драматург, Герой Социалистического Труда и академик, не занимал постов, но со сталинских времен входил в состав ЦК КПСС.
Брежнев заявил, что берется сам переговорить с Ольгой Иващенко:
– Я с ихним братом умею вести беседы.
– Леня, ты не бери на себя слишком много, – посоветовал Подгорный, – а то с треском провалишься.
Шелест поехал с Брежневым по крымским колхозам. Осмотрели знаменитый тогда колхоз «Дружба народов». Председатель колхоза Илья Егудин устроил обед на открытом воздухе. Выпили. Брежнев стал спрашивать, как присутствующие смотрят на разделение обкомов и облисполкомов на городские и сельские.
В октябре 1962 года Никита Хрущев направил в президиум ЦК записку «О перестройке партийного руководства промышленностью и сельским хозяйством». Он предложил разделить партийные органы на промышленные и сельскохозяйственные. Так в каждой области и крае вместо одного обкома появились два – один занимался промышленностью, другой – сельским хозяйством. Раздел власти проходил болезненно, породил интриги и склоки и вызвал лишь ненависть к Хрущеву.
