мнения...»
Не только в первые месяцы после революции, но и до самой смерти Ленина Григорий Зиновьев входил в ближайшее окружение вождя и пользовался его полным расположением. Они вместе провели в эмиграции почти десять лет, вместе вернулись в Россию в апреле 1917 года, вместе написали книгу «Против течения». Зиновьев высказался против, когда Ленин предложил силой свергнуть Временное правительство в октябре, но этот знаменитый эпизод не испортил их личные отношения.
Зиновьев при Ленине был одним из самых влиятельных людей в стране. Владимир Ильич сделал его председателем Коминтерна, членом политбюро и хозяином Петрограда и всего Северо-Запада России. До конца жизни Ленин числил Зиновьева среди своих ближайших друзей и соратников.
Суслов не мог не знать об этом. Но для него главным было другое: при Сталине и после Сталина стране внушали, что Зиновьев враг. Значит, сейчас придется признать, что столько лет врали, обманывали людей?
«Функции околоточного выполнял раньше и по-прежнему выполняет сейчас наш „главный околоточный“ Суслов, – вспоминал на пенсии Никита Хрущев. – Конечно, лично он человек честный и преданный коммунистическим идеям. Но его полицейская ограниченность наносит большой вред.
Мне могут сказать: «Чего же ты терпел, находясь в руководстве страны вместе с Сусловым?»
Верно, ошибался я. Просто я считал, что, если Суслов будет работать в нашем коллективе, то мы на него сумеем повлиять и он станет приносить пользу. Поэтому я не ставил вопроса о его замене, хотя ко мне многие люди еще тогда обращались с предупреждениями, что Суслов играет отрицательную роль, интеллигенция к нему относится плохо».
Лукавил Никита Сергеевич. Устраивал его Суслов своей идеологической надежностью, как и потом Брежнева. Хотя и самого Леонида Ильича иногда тяготило начетничество Суслова. После одного его выступления, пометил в дневнике Анатолий Черняев, Леонид Ильич в Завидове пожаловался своему окружению:
– В зале, наверное, заснули – скучно. Знаете, как сваи в фундамент забивают. Так и у Михаила – ни одного живого слова, ни одной мысли – тысячу раз сказанное и писанное.
По распределению обязанностей среди секретарей ЦК Суслов курировал и вопросы международной политики. Его представления о внешнем мире были, мягко говоря, далеки от реальности, хотя время от времени он ездил за границу и мог бы при желании увидеть, как живут люди.
Дмитрий Федорович Сафонов в начале 1960-х работал советником в нашем посольстве в Англии. Он рассказывал, как в 1960 году в Лондон по приглашению лейбористской партии прибыла советская делегация во главе с Сусловым. Михаил Андреевич разместился в резиденции посла. Вел он себя просто. Однажды утром, никого не предупредив, вышел на улицу и пошел гулять в Гайд-парк. Когда он исчез, в посольстве поднялся переполох. Доложили послу Якову Александровичу Малику, тот объявил аврал, все посольские были брошены на поиски пропавшего члена президиума ЦК. Паника продолжалась до тех пор, пока Суслова не обнаружили прогуливающимся в парке.
После переговоров с руководством лейбористов Суслов изъявил желание посмотреть в Лондоне что-то интересное – в смысле культурной программы. Посол сказал, что самый популярный спектакль – инсценировка пьесы Бернарда Шоу, но трудно достать билеты.
– А вы попробуйте, – наставительно сказал Суслов.
Обратились к директору театра. Он ничем не мог помочь – все билеты на ближайшие спектакли были распроданы. Суслов изумился:
– Как же так? Для советской партийной делегации такого уровня не оказывается билетов? Да что, у них брони нет, что ли? Свяжитесь с Министерством культуры, с МИДом. Должна же быть управа на этого директора театра!
Суслов и не подозревал, что в Англии вообще не было Министерства культуры, да и никакое правительственное ведомство не имело власти над частным театром. А слово «бронь» в советском его значении на английский и перевести практически невозможно. В конце концов Яков Малик в отчаянии обратился к министру иностранных дел, и сам министр принял участие в спасении репутации советского посла. Когда счастливый Малик прибежал с билетами к Суслову, тот многозначительно сказал:
– Нет, Яков Александрович, я не могу – работаю над совместным заявлением с лейбористами. На меня снизошло вдохновение, и я хочу сегодня же довести дело до конца. Так что вы поезжайте в театр без меня, возьмите Бориса Николаевича.
Пономарев заявил, что не может посещать театры, когда Михаил Андреевич трудится...
Зато после окончания переговоров англичане повезли Суслова и Пономарева по стране. Михаил Андреевич охотно беседовал с англичанами, расспрашивал их о зарплате, ценах, жилье. В Манчестере он пожелал побывать в одном из двухэтажных домиков неподалеку от текстильной фабрики. Михаил Андреевич поговорил с хозяином дома, а затем достал из карманов длинного пальто пару матрешек:
– Это вашим детишкам на память от дядей из Москвы.
А перед детьми высыпал на стол горсть карамели, которая также хранилась в бездонных карманах его пальто. Он с изумлением выяснил, что в доме из шести комнат (не считая ванной и кухни) живет одна семья. Покинув гостеприимных хозяев, бормотал себе под нос:
– Да, в двухэтажном доме – одна семья из четырех человек, семья электрика.
Советник нашего посольства в Лондоне Дмитрий Сафонов разделял его удивление, сам он ютился в Москве с семьей в одной комнате коммунальной квартиры...
Видя интерес Суслова к британской жизни, Сафонов решил показать высокому московскому гостю традиционный паб. Спросил Михаила Андреевича, давно ли он заходил в пивную. Суслов сказал, что в последний раз это было в Москве после войны – приятель повел его посмотреть, как советский народ отмечает победу. Суслов сказал, что в пивной ему не понравилось: шумно и грязно. Борис Пономарев отчитал советника посольства:
– Что за глупая идея пришла вам в голову – приглашать члена полибюро в пивную!
Но Суслов неожиданно согласился. И не прогадал: постоянные посетители, узнав, что пришли русские, потянулись к гостям с пивными кружками, и началась вполне доброжелательная беседа. В гостинице Суслов довольно сказал Пономареву:
– А что, Борис Николаевич, получилось очень хорошо. Жаль, что не все, что говорилось, можно использовать в наших документах и отчетах. Все же дело происходило в пивной...
Вернувшись в Москву, Михаил Андреевич словно забывал увиденное и убежденно говорил о невыносимо тяжком положении рабочего класса на Западе.
Люди знающие утверждали, что Брежнев презирал все свое окружение. Пожалуй, Суслов был единственным человеком, которого он уважал и с которым считался.
В конце июня 1965 года в Москву приехала делегация компартии Индонезии, которая полностью разделяла позиции китайской компартии. С советской стороны переговоры вели Брежнев, Суслов и Пономарев. Брежнев, по словам заместителя заведующего международным отделом ЦК Карена Брутенца, предложил забыть о прошлом, примирительно сказал индонезийцам:
– Я новый человек. Вы знаете, что я никогда ни с кем из вас не ругался.
Он в основном и говорил. Суслов его поддерживал и подправлял. Брежнев был благодарен Михаилу Андреевичу, но выразил это весьма коряво:
– Я доволен тем, что товарищ Суслов взял слово и помог мне и всей нашей делегации раскрыть глубокий смысл и содержание того, чем мы заняты, и строительство коммунистического общества, а также вопросы национально-освободительного движения, взгляды о путях развития в некоторых странах...
Николай Егорычев рассказывал мне, что, когда он приходил к Кириленко, тот начинал травить какие-то байки про охоту или еще про что-то. Всегда веселый, довольный. На столе у него орехи – очень их любил. Только через полчаса вспомнит:
– Ну, что у тебя? С чем пришел?
Выслушав, с каким делом к нему пришли, Кириленко недовольно говорил:
– Иди ты на х...! Что ты ко мне с глупостями пристаешь? Сходи сам к генеральному, он тебе все сделает.
В отличие от Кириленко, Суслов говорил коротко и только по делу. Никаких шуток, анекдотов, посторонних разговоров. Его не надо было долго убеждать, доказывать ему свою правоту. Достаточно было
