Будущее мира, будущее цивилизации – за делократизированным социализмом. Но в данной книге не это главное.
Мы описали законы поведения людей, показали принципы управления ими. В то же время в общественном сознании достаточно прочно укрепилась мысль, что «принципы управления», «системы управления» — это нечто связанное с кибернетикой. А в книге кибернетикой и не пахнет. Во-первых, это отрасль достаточно далекая от автора, во-вторых, она применительно к управлению людьми совсем не обязательна.
Работа человека состоит из трех этапов – оценки обстановки, принятия решения и отдачи приказа либо производства действия. Кибернетика поможет проделать все это. Но для нас главное не то, возьмет человек себе в помощь ЭВМ или нет, а то, чтобы он сам стремился сделать Дело, был полезным своему потребителю или обществу. А участвует здесь ЭВМ или нет, повторяем, – безразлично.
Законы поведения людей, как и любые законы, – это объективная реальность. То есть мы не в состоянии их изменить или скорректировать. Они действуют вне нашей воли и желаний. Нам остается только их использовать, как и остальные законы природы.
Например, закон всемирного тяготения действует независимо от вас. Тут ничего не изменишь. Но мы непрерывно используем этот закон. Мы знаем: если переступим подоконник, то не повиснем в воздухе за окном.
Точно так же необходимо использовать законы поведения людей, и для этого надо понять, чего мы хотим – падать или ехать вверх. Поскольку и в том, и в другом случае действовать будет один и тот же закон.
То, что читатели прочли – это теоретическая часть работы, выводы и предложения построены на законах поведения людей и соответствующих принципах управления. Это не прихоть автора и не бредовая идея.
В экономике предлагается проект, по которому каждое предприятие будет привязано не к начальнику, не к бюро, а к потребителю – именно он будет наказывать и поощрять предприятие. То есть мы задействуем закон поведения людей в ином, чем сейчас, направлении. Мы делократизируем Экономику. Это было и будет необходимо и в уничтоженном СССР, и на празднующем пиррову победу Западе. У нас в стране эти принципы надо было вводить прямо с 1917 года, но что сделаешь — не было ни теории, ни наглядного примера.
В правосудии предлагается тот же подход, на основе тех же законов. Но он плохо просматривается из-за специфики самого правосудия. Здесь главная цель – добиться, чтобы наказание и поощрение суду шло прямо от Дела, от справедливости приговора. Но справедливость не материальна. Поэтому приходится действовать косвенным путем – наказание суда передать инстанции, не связанной с судом, независимой от него, заставить суд бояться неправосудных приговоров и этим оторвать его от службы начальству, сделать его делократическим. Не имея возможности служить бюро, он вынужден будет служить своему Делу.
И, наконец, делократизация высшей власти. Здесь проще и очевиднее. Ее задача – защита народа. Представители народа – избиратели. Само собой напрашивается, что им надо дать возможность поощрять и наказывать высшую власть, о чем – в конце книги.
На этом теоретическая часть закончена. Следующие – публицистика, с помощью которой рассмотрим различные аспекты внедрения этой теории в практику, оценим обстановку, обсудим возможные решения.
ЧАСТЬ II. ОТКУДА МЫ
ГЛАВА 1. ТЕРМИНЫ
С терминами мы напутали до такого состояния, когда никто уже ничего не соображает. Явные «правые» нагло именуют себя «левыми», а пресса и толпы обывателей им поддакивают. Явных антифашистов называют фашистами, фашистов – демократами, предателей – борцами с тоталитаризмом...
Терминов просто перестало хватать. «Перестройка» вскрыла явления, которые до этого считались малозначительными, недостойными имени собственного. Причем, речь идет не о том термине, что мы ввели в начале книги – делократия. Нужда в нем была давно. Автор вспоминает, как академик Аганбегян радовал телезрителей тем, что рыночные отношения сметут всех бюрократов и на их место: «Станут... станут... станут... Ну, как называются те, кто не бюрократы?» — наивно вопрошал борец, толкающий страну, как ему казалось, в цивилизацию. По крайней мере считалось, что он-то знает, куда ее толкает.
Речь о другом. Жила в Лондоне буйная семейка Хулагенов. И эта семейка своей фамилией дала термин «хулиганство». Значит ли это, что такого явления до этого не было? Нет, конечно. Вспомним хотя бы Ноздрева из «Мертвых душ». Ну, чем не хулиган? Просто массовости у этого явления не было, имя ему давать не приходилось.
Маркиз де Сад, написав о том, о чем до него предпочитали помалкивать, дал своим именем название садизму. Австрийский писатель Л.Захер-Мазох – мазохизму. Французский солдат по фамилии Шовэн, надо думать, слегка повредившийся умом в первую мировую и ставший люто ненавидеть все нации, кроме французской, – шовинизму.
Автор этой книги также встает перед необходимостью ввести новый термин, так как размеры явления явно заслужили того. И еще одна причина. В русском языке есть два исключающих друг друга понятия: глупость и мудрость. Отсюда – глупец и мудрец. Но есть люди, которым, например, глупость не присуща, тем не менее они ее проявляют, проявляют дурость. Таких людей называют дураками. «Дурак» звучит мягче, чем «глупец», «дурак», скорее, ругательство, а «глупец» – скорее, диагноз. Недаром через уйму русских сказок проходит Иван-дурак. Дурак-то он дурак, да в итоге оказывается умнее прочих.
Итак, для оценки человека, который поступает глупо, есть термин -дурак. А как назвать человека, который поступает – как кажется ему самому и ему подобным – мудро, а на самом деле глупо? Давайте назовем такого человека мудрак, а явление — мудрачество.
Поскольку коснулись русских сказок, вспомним, как мужик и медведь сельским хозяйством занимались. Посадили репу, и мужик предложил медведю осенью собрать вершки, а он-де соберет корешки. Медведь согласился, а осенью понял, что надо быть таким же мудрым, как и мужик. На следующий год посеяли пшеницу, и медведь потребовал себе корешки. Сказочник утаил фамилию медведя, может быть, его звали Черниченко. Неизвестно. Но медведь – это типичный мудрак. Был бы дурак необучающийся, то он и на следующий год взял бы вершки. Ан нет, медведь медведем, а выглядеть мудрым «хотца».
Конечно, слово «мудрак» звучит не очень благозвучно, зато оно звучит, безусловно, по-русски. Вы можете заметить, что мудрак – это разновидность глупца, дурака.
Как сказать! Дело в том, что эти люди в условиях, когда они не видят нужды показывать свою мудрость, скажем, в быту, могут быть вполне умными людьми. В этом их отличие от дурака, который сделает глупость вне зависимости от каких бы то ни было условий (его это просто не волнует), и от глупца, который просто не в состоянии понять, что делает.
Кто-то может вообразить, что мудрак – это синоним бюрократа. Ведь именно бюрократ выполняет все команды бездумно. Да, но для того, чтобы бюрократ был бюрократом, надо, чтобы у него было бюро, начальство, чтобы было чьи команды бездумно выполнять.
А возьмите, к примеру, того же Черниченко – нашего незабвенного певца колхозно-совхозного строя. Кто у него начальники, где его бюро? Кто ему сегодня командует петь оды фермерам? Просто тогда мудро было петь оды колхозам, сегодня – фермерам. Вот он и поет. Никто его не заставляет.
Поет сам, и громко.
Не хотите брать в качестве примера Черниченко, давайте возьмем Горбачева. Кто у него был начальником? Политбюро? Да ведь там были послушные ему овечки. По крайней мере – большинство. Был
