конкурента.
Мы уже достаточно показали, что польское правительство в Лондоне было политическим банкротом, и с наступлением Советской Армии на фронтах его участь была решена. Было очень сомнительно, чтобы людей, чья политика привела к ликвидации Польши как государства, поляки освобожденной Польши снова допустили бы к власти.
Когда в 1943 году Геббельс объявил, что немцами найдены могилы убитых в СССР польских офицеров, для эмигрантского правительства Польши это стало манной небесной. Теряющие посты министры активно включились в начатую немцами антисоветскую кампанию, даже вопреки сопротивлению Англии и США (Документ 2, стр. 44-55). Сомнения наших союзников были понятны – даже если русские и убили польских офицеров, то русские – центральные союзники в войне, и имело смысл подождать ее конца, а уже потом заняться этим делом. Но для эмигрантского правительства времени «после войны» просто не существовало, и оно осатанело бросилось вместе с Геббельсом разрабатывать его версию, добавляя сюда и смерть «400 тысяч польских детей» в СССР (Документ 2, стр. 51) и прочее. Но когда Советское правительство начало в 1944 году расследовать катынское дело, то «Польское правительство... постановило не реагировать на Сообщение советской Специальной комиссии» (Документ 2, стр. 69).
Понять их можно, но ведь вы — читатели — не собираетесь с помощью катынского дела залезть на какое-либо доходное место в государстве, вам можно рассмотреть это дело спокойно, не ограничиваясь сентенциями Льва Елина.
У любого преступления есть мотивы. Начнем с них. Какими мотивами, по мнению обвинителей, руководствовались «советские органы», убивая поляков? Их три разных, на выбор, хотя известно, что очень хорошо – тоже нехорошо.
1. Сталин хотел отомстить полякам за поражение в войне 1920 года (Документ 1, стр. 34).
3. Часть исследователей, обвиняя НКВД, не могут выдумать причину убийства, поэтому третья версия – просто так, без причины (Документ
Давайте рассмотрим. Если бы Сталин имел одну из двух первых целей, то все «советские органы», безусловно, действовали бы неуклонно только в этом направлении. А как у нас получается?
По первой версии. За 1920 год Сталин расплатился в 1939-м, но даже если он счел это недостаточным, то в первую очередь полетели бы головы тех польских офицеров, кто мог сражаться с Красной Армией в 1920 году, то есть старых офицеров. Но смотрите: начальник управления НКВД по делам военнопленных Сопруненко и комиссар этого управления Нехорошее, незадолго до предполагаемого уничтожения польских офицеров предлагают Берии освободить из лагерей тех из них, кому «от 60 лет и выше» (Документ 2, стр. 213). Как это вяжется с версией о мести? Освободить, а не убить!
По второй версии. Пехотные, артиллерийские, морские офицеры, убитые в Катыни, защищали Польшу как таковую, а польскую государственность непосредственно защищали не они, а судейско- прокурорские чины, жандармы, разведка, контрразведка, корпус охраны границы (который, кстати, организовывал нападение на СССР банд Булах-Булаховича) и тому подобные офицеры. Бели вторая версия верна, то в первую очередь должны были бы погибнуть эти люди. Но – парадокс! Именно они остались живы! (Документ 2, стр. 38). Что же остается от этого мотива?
В результате вы – суд – должны принять третью версию – что пленных убили просто так, от нечего делать.
И это тогда, когда в СССР катастрофически не хватало рабочих рук, когда уже удлинили рабочий день, сократили выходные, судили за 20 минут опоздания на работу? Когда в том же 1940 году уже готовили кадры для будущей польской армии? (Документ 2, стр. 37). А были ли у немцев мотивы убить поляков?
Если в СССР существование Польши в том или ином виде никогда не отрицалось и, как только что написано, уже в 1940 году началась подготовка армии для нее, то для немцев Польши не существовало – это было немецкое генерал-губернаторство и польская армия Гитлеру была не нужна, а следовательно, и не нужно было ядро для ее создания. А о том, что немцы могли убить, свидетельствуют и Освенцим, и Бабий Яр, и десятки миллионов убитых военнопленных и мирных жителей во всех странах Европы.
Немцам перекладывание ответственности за убийство польских офицеров на СССР, с точки зрения раскола в лагере союзников, было выгодно в любое время войны. Тем не менее они молчали, когда эти могилы были найдены поляками, работавшими в организации Тодта – еще летом 1942 года (Документ 2, стр. 122-123). И воспользоваться этой провокацией решили только после Сталинграда, когда стали лихорадочно уничтожать следы своих зверств на оккупированной территории. А это подтверждает, что расстреливали немцы поляков осенью 1941 года и вначале не собирались использовать эту акцию в пропагандистских целях, да к тому же в 1942 году раскапывать могилы было еще очень рано – трупы пролежали в земле всего одну зиму. Эта мысль и эти факты есть в документах обвинения, а вы, напоминаю, рассматриваете только их, но все это решительно обвинением отвергается – у обвинения другие цели.
А у вас? Надо ли вам соглашаться с мотивами убийства Советским Союзом польских офицеров или сделать вывод, что у него в этом убийстве не было мотивов, а у немцев были и очень веские?
Далее. Давайте рассмотрим доказательства.
Положение здесь таково. Если вас убедят, что смерть польских офицеров наступила в апреле – мае 1940 года, то нет оснований сомневаться, что они убиты советскими органами. Если вас не убедят в этой дате прямо или косвенно, то вам потребуются дополнительные доказательства причастности НКВД, например, оружие убийства должно быть принятым на вооружении в НКВД, должны остаться какие-либо характерные признаки НКВД, свидетели и т.д.
Могилы несчастных поляков раскапывали дважды – немцы в 1943 году (этому посвящена основная масса материалов Документа 2) и советская комиссия в 1944 году (Документ 2, стр. 66-68). Акт советской комиссии обвинителями отрицается без рассмотрения – и комиссия не та, и могилы разрыли не те, и тысячу трупов НКВД откуда-то притащило, то есть они тоже не те, и т.д.
Поскольку вы должны вести суд неправедно, то данные, полученные защитой, мы даже обсуждать не будем – что вам какие-то там академики Бурденко, писатели Толстые, архимандриты русской православной церкви – все они работали «под прицелом НКВД». Наплевать вам и на то, что на раскопках были английские и американские журналисты, которые тогда убедились, что это дело рук немцев, и написали об этом в «свободной прессе» своих стран.
То ли дело милая нашим «лучшим немцам» комиссия, созданная Геббельсом – там ведь были собраны исключительно честные и порядочные люди. Недаром ведомство Риббентропа дало указание, чтобы в эту комиссию, даже из стран – союзников Гитлера, подбирались не случайные люди, а исключительно антибольшевистских или, на худой конец, антисемитских убеждений (Документ 2, стр. 51).
Правда, неожиданно часто случались осечки — хотя люди в немецкую комиссию подбирались тщательно, но, например, вернувшись с Катыни, эти люди, вместо того, чтобы утверждать, что поляков убил Сталин, начинали утверждать, что их убили немцы, или уклонялись от ответа (Документ 2, стр. 45). Но в целом дело выгорело, и «международная» комиссия составила акт в нужном немцам духе.
Но вот незадача: прямого доказательства, что трупы лежали в земле с весны 1940 года, а не осени 1941-го, немецкая комиссия не нашла, хотя и люди были свои, и терминов научных они в акт навставляли (Документ 2, стр. 101). «Свежие» были трупы – и все тут!
Тогда комиссия собрала косвенные доказательства, в первую очередь -огромную массу найденных на убитых документов, из которых следовало, что все убитые не имели при себе переписки, датированной позже весны 1940 года. Для вас, советских людей, это должен быть очень слабый аргумент, и не только потому, что здесь доказательством является отсутствие чего-то; ведь вы знаете, что в те годы судебное наказание могло сопровождаться строчкой в приговоре – «без права переписки». Так что если военнопленные весной 1940 года прошли через суд – Особое совещание – то у основной массы их и не должно было быть никаких писем или открыток после даты суда. Но – утверждают обвинители — на осмотренных почти 5 тысячах трупов были найдены: один календарик, законченный в 1940 году, дневники и т.д. – в общем, около двух десятков документов, законченных весной 1940 года. Вопрос о том, что немцы могли передать для рассмотрения комиссии не все документы, даже не ставится, как можно — немцы обидятся, и хорошо, если на нас, а то вдруг на «лучшего немца» или на «всенародно избранного».
Ну что же, вам, суду, наверное, интересно взглянуть на эти, пусть даже и сомнительные, документы?
