Я чувствовал, что до второго Знака остается совсем немного идти. В смысле – ехать, я ведь верхом на Ветре. Скорее всего, я успею еще до пересвета. Горы на горизонте оставались далекими и зыбкими, хотя Ветер шел размашистым экономным галопом. Я уже имел возможность убедиться, что он в состоянии скакать так дни напролет. Грустная карса отстала, но не потому, что не могла угнаться за конем, а из-за той же грусти. Когда она бывала в добром расположении духа, Ветра она могла и обогнать.
Меня все больше стал занимать вопрос: почему молчит Корняга? Это болтливое создание словно воды в дупло набрало. Конечно, досталось ему недавно, обгорел, но ведь сам говорит, что ничего страшного. Не сожрало его пламя – значит, оклемается. Непохоже, чтобы он особенно страдал от этого.
Мне кажется, он что-то чувствует. Что-то очень неприятное, но мне говорить либо не хочет, либо побаивается.
Я придержал Ветра и пустил его шагом. Пусть отдохнет, порядком уже отмахали. Хорошо скакать по равнине, расстояния съедаются мигом, не то что по горным осыпям или по лесу – день тащишься, а с места вроде и не стронулся.
– Скажи-ка, пень мой любезный, – обратился я к Корняге, и тот даже екнул от неожиданности. Наверное, моя вежливость его поразила. – Слышь, нет?
– Слышу, Одинец, слышу…
Корняга говорил с опаской и плохо скрываемым удивлением.
– Ты чего притих, а? Обыкновенно болтаешь, как сорока, а тут второй день от тебя слова не добьешься.
– Ну… – протянул Корняга, лихорадочно прикидывая: как бы поудачнее соврать. Но я его видел насквозь.
– Только не нужно сказок, – предупредил я. – Ты тоже что-то чувствуешь?
Корняга поежился, шевелясь на плече.
– Чувствую, Одинец.
– Что?
– Магию.
– Ты способен чувствовать магию?
– Да. Я ведь тоже, в общем-то, порождение магии.
– Чьей? – неожиданно заинтересовался я. – Хорингов?
– Нет, тех, кто правил этим миром до них.
– Предтечи?
– Да. Но они, понятно, называли себя иначе.
– Как?
– Ар…
Я, вывернув шею, умудрился в упор глянуть на Корнягу. И Корняга осекся.
– Не знаю, – наконец признался он. – Откуда мне знать?
Действительно – откуда?
– Что за магия? – спросил я, возвращаясь к более насущным вопросам.
– Тоже не знаю. Но она преследует нас. Знаешь, что мне на ум пришло? Ползет себе жук по столу в темной пустой таверне. А над столом склонился человек с лампой в руке, и круг света падает на столешницу. Маленький такой круг, жук едва умещается. Он хочет выскользнуть из круга света, лапами перебирает, спешит, бежит, но человек двигает лампу – и круг света настигает жука вновь. Жук снова бежит – но ему не уйти, потому что в сравнении с человеком и лампой жук – ничто. Он может только подбежать к краю стола и упасть на пол.
– Жуку падение со стола совсем не повредит, – заметил я, пораженный таким поэтичным сравнением. Ну, дает пень! – Если ты хотел сказать, что мы бегаем по краю стола.
– Но круг света настигнет жука и на полу, – вздохнул Корняга. – Даже если он не разобьется. К тому же, на полу жука легче раздавить сапогом, чем на столешнице.
– Значит, останемся на столе, – решил я и ненадолго умолк.
По правде говоря, Корняга очень удачно облек в слова все то, что я чувствовал. А чувствовал я вещь, которую боялся в этом мире сильнее всего.
Охоту. На оборотней. На меня и Тури. Чужая магия кралась по нашему следу, нащупывала нас с карсой, выискивала на пути в У-Наринну. С какой целью – можно и не говорить. Оборотней ищут только затем, чтобы убить. Я знал всего два исключения: лекарь Самир искал оборотней, чтобы лечить, а Лю-чародей отыскал нас с Тури, чтобы послать в У-Наринну. Кстати, еще неизвестно, не равносильно ли это убийству.
Впрочем, я не верил, что Лю посылал нас на смерть, потому что это ничем не помогло бы ему, чародею. Не имело это никакого смысла. А вот если мы выживем, и все трое прорвемся к Трону…
«Стоп! – сказал я себе. – Это не больше, чем твои домыслы, Моран. Не беги впереди телеги, целее будешь.»
– Кто может нас искать? – пробормотал я. – Кто-то, обладающий магией. Этот, как его… Седракс. Или снова хоринги. Хотя нет, магия хорингов совершенно непонятна, но легко узнаваема, и ее ни с чем не спутаешь. Нас преследует не их магия. Людская.
