архитектура, чем-то напоминает арабо-испанскую, такая же легкая и воздушная. Только цветовая гамма подобрана тяжелая, давящая на психику, и рисунки, мягко выражаясь, не самые жизнеутверждающие. Картины загробного мира, какие-то монстры, терзающие грешников, оскаленные пасти перемежались с изображениями казней и пыток. Символом божества, судя по всему, являлся черный крест с белой точкой посередине, именно такая скульптура стояла в конце зала. Горизонтальная перекладина на концах разделялась, получившиеся в результате отростки были украшены драгоценными камнями синего, коричневого, красного и молочно-белого цветов. Перед крестом в молитвенной позе застыл упырь.
Вот интересно — какую религию не возьми, все требуют от своих неофитов безоговорочного поклонения. Здоровый скепсис свойственен разве что буддизму, и то многие учителя относятся к догматам своего учения с излишней ревностью. Вера не предполагает сомнений, зато требует повиновения. Не означает ли это, что устоявшиеся каноны нужны не людям, но обществу? Дополнительная связка, объединяющая кучу личностей в единое целое? Отсюда и сходство обычаев: проповеди, требование становиться на колени перед священными символами, преклонение перед «стариной» и нужда в благословлении старших на любое начинание.
Упырь при появлении посторонних отполз от креста, и только после этого распрямился в полный рост. По-прежнему не поворачиваясь к символу спиной, он сделал пару шагов назад, только тогда обернулся и требовательно дернул рукой, подзывая поближе. Проводник его не интересовал, все внимание мужчины обратилось на девушку. В свою очередь, новенькая с интересом рассматривала его.
Внешность у предводителя упырей (никем иным мужчина быть не мог, слишком властные манеры для простого человека) оказалась примечательной. Среднего роста, он казался высоким из-за невероятной худобы, причем сухощавость тела подчеркивалась длинными прямыми волосами, спадающими до пояса. Длинные пальцы на руках нервно сжимались, находясь в постоянном движении. Он, по-видимому, пытался бороться с этой привычкой, сцеплял руки вместе, но спустя короткое время непослушные пальцы принимались за старое. А вот лицо, против ожидания, костистостью не отличалось и было округлым, с правильными чертами, даже красивым. Хорошее впечатление портили властные сжатые губы и ледяные глаза, в которых застыло жестокое и фанатичное выражение.
— Как твое имя?
Голос упыря прозвучал неожиданно мягко. Андрей даже оглянулся по сторонам, вдруг подошел кто-то третий. Никого, провожатый и тот скрылся.
— Я не помню — решил он держаться выбранной линии. — Я очнулась позавчера, и поняла, что все забыла.
— Такое бывает — кивнул мужчина. — Впрочем, неважно. Войдя во тьму, мы все отбрасываем прошлое, подобно тому, как дерево осенью сбрасывает листву. Вчерашний день посвящен Селесте, третьей из невест нашего господина, посему отныне ты будешь именоваться в ее честь.
Андрей пожал плечами. По большому счету, ему было все равно, какое имя носить, не настоящим же называться. Так что скандалить и возражать он не стал, хотя его покоробила манера Карлона принимать решения за других, не предлагая даже видимости выбора.
— Скоро взойдет солнце — продолжал предводитель. — Пойдем, я покажу тебе место, где ты сможешь переждать день. Завтра мы поможем тебе утолить голод и ответим на все вопросы. Идем.
«Спальным местом» оказалась узкая келья с плотно заколоченными окнами, из всей мебели в комнатушке наличествовала одна лежанка — прикрытый грубой рогожей топчан. С любопытством девушка провела пальцами по гладкой поверхности. Мебель оказалась изготовлена не из древесины, как показалось сначала, а из какого-то материала наподобие пластика, упругого и в меру мягкого. Из того же материала оказалась сделана и легкая дверь, судя по отсутствию следов огня, установленная недавно. Из коридора послышались шаги:
— Возьми — вошедший Карлон протягивал темный сверток. — Твоя одежда изорвалась, это взамен.
— Спасибо.
— Не благодари меня, — не принял благодарности упырь — все мы братья и сестры, помогать друг другу — наш долг.
Почти всю территорию монастыря занимало кладбище. Последнее пристанище толстосумов отличалось пышностью надгробий, местные жители и после смерти продолжали меряться толщиной кошелька. Иные склепы, больше напоминавшие миниатюрные крепости, выдержали ярость безумствующей толпы и теперь щеголяли сбитой лепниной, испачканными рисунками, разбитой мозаикой и, если удавалось проникнуть внутрь, неповрежденными богатыми надгробиями. Большая же часть могил была осквернена.
Упыри расположились в двух зданиях, центральном храме и чем-то вроде казармы. Остальные постройки не использовались по причине малочисленности обитателей, с появлением Селесты каковых стало семь. Помимо Карлона, Артака и привратника, изредка откликавшегося на обращение «Тик», после пробуждения новенькую познакомили с еще тремя. Сразу после того, как предложили утолить голод.
Восставшие нуждались в крови не столько для поддержания своего существования, сколько для подавления внутреннего «демона». Предводитель этой маленькой колонии проклятых сумел дать ответы на все или почти всем вопросы, заданные ему девушкой. Карлон создал стройную и логичную систему, объяснявшую как недавнюю катастрофу, превратившую процветающий мир в руины и полностью разрушившую старую цивилизацию, так и появление новых существ, таких, как упыри. Сам он предпочитал название «восставшие», или «мораги» на древнесальвском. По его словам, каждый упырь есть не что иное, как вместилище и материальная оболочка для посланного богом смерти демона, призванного судить и карать смертных. Силу для пребывания в материальном мире демон черпает из людской крови (как, собственно, ему и полагается по статусу в любой религии). Первую ночь после приема очередной «дозы» восставший соображает вполне нормально и способен на активную деятельность. На вторую ночь голод начинает донимать сильнее, однако потребность в крови не является всеподавляющей. Пробуждение третьей ночью приносит муки и боль по всему телу, упырь слабо воспринимает окружающую обстановку и активно ищет добычу. Впрочем, на заведомо сильнейшего врага не нападет, инстинкт самосохранения не позволит.
Если упырь не находит жертву в течение четырех ночей, то превращается в одержимого жаждой безумца.
Карлону, бывшему священнику бога смерти Морвана, придуманная концепция казалось не просто правильной — единственно верной. Абсолютно уверовав в «кару богов» и слегка помешавшись после перенесенных испытаний, он мнил себя новым мессией, призванным очистить мир от скверны. К его чести надо сказать, что в своем безумии он был последователен и настолько милосерден к окружающим, насколько может быть милосерден фанатик. Посему первой его заботой об обретенной «сестре» стала кормежка, упырь полагал, Селеста срочно нуждается в крови. Сразу после заката солнца предводитель зашел в келью новенькой.
— Как ты себя чувствуешь? — на удивление, его встретила настороженная, но вполне нормальная девушка. — Не мучает ли тебя голод?
— Я пила кровь позавчера. Вы пойдете сегодня охотиться?
— Да, но без тебя. — Карлон кивнул, приглашая идти за собой. — Ты слишком мало знаешь, чтобы мы могли рисковать. Мы недавно поймали человека и не стали его убивать, поместили в камеру. Господин руководил моими помыслами, сохранив пленнику жизнь. Его милостью ты сможешь утолить жажду без опаски.
— У вас есть своя тюрьма?
— Бывшая камера покаяния, прежде в ней содержались пойманные на запретном колдуны.
Бывший монах шел быстро и целеустремленно. Дважды навстречу попадались незнакомые восставшие, однако завязывать разговор не спешили, только провожали Селесту взглядами тусклых глаз. Короткий переход закончился во дворе, возле низкого одноэтажного здания, из которого густо разило кровью. Рядом стояла и жадно принюхивалась стройная девушка, красивая, несмотря на уродливую робу и слой грязи на волосах. Услышав шаги, она развернулась и, стоило ей увидеть Карлона, испуганно попятилась назад:
