гладко выкошенных газонов, кустарники не давали подземных отпрысков, тишком расползавшихся от родимого куста на новые, необжитые земли. Тем не менее парк был необычайно роскошным в условиях жаркой саристанской равнины, где добровольно росла одна степная колючка.
Обилие дорожек, обставленных скамейками, каменными вазами, обелисками и статуями, восполняло недостаток зелени. По дорожкам расхаживали слуги в парадных ливреях с нашивками, на котоpых был изобpажен прыгающий барс – герб бывшей Триморской империи и нынешнего Саристана. Слуги указывали гостям путь на турнирное поле, а заодно присматривали за сохранностью парка.
Илдан задержался у парадной лестницы дворца, чтобы взглянуть на цветные мозаики входной арки. Затем он свернул направо по узкой песчаной дорожке и прошел мимо зарешеченных окон первого этажа до угла, где начинался коридор в Башню Безумного Мага.
Как и рассказывали, башня оказалась мрачной, а в общем – ничего особенного. Таких башен было немало по Триморью в каждом городе и замке, где боялись внезапного появления врага. Она перестала быть смотровой давным-давно, с тех пор, как дворец отгородился высоченной стеной от разросшегося Ширана, и ее верхушка едва виднелась с окраин города. На уровне второго этажа в башню вел висячий коридор с вертикальными окнами-щелями. Дорожка сворачивала вдоль здания, проходя под этим коридором.
И башня, и коридор, и глухая, без окон, торцовая стена дворца густо обросли плющом. Яркое утро не годилось для наблюдения голубого сияния вокруг башни, но Илдан все же остановился и всмотрелся в нее. Земля у ее подножия выглядела странно блеклой и неживой. Казалось, не только нога человека сотню лет не ступала на нее, но и птичьи лапы не опускались, взбивая камешки, и черная подвальная крыса – бич дворцовых кухонь и закромов – не шуршала здесь, возвращаясь в нору с украденной пищей. Да и ветер, казалось, не гулял у башни, не сдувал пылинок с тускло зеленеющей листвы.
Вдруг до Илдана дошло, что последнее ему отнюдь не пригрезилось. Дующий с моря ветер трепал зеленые заросли на стенах дворца и коридора, словно стремясь сорвать их оттуда, но ни один листик не колыхался на плюще, покрывающем башню.
Неприятный холодок защекотал спину. Илдан напомнил себе, что сейчас ясное утро, а не промозглая ненастная ночь, да и вообще трусом быть недостойно, но холодок не унимался. Рассердившись, Илдан направился прямо к башне. Шаг, другой, третий – а вот и невидимая граница, упругая, как поток горной речки, каких много в лимерийских горах к югу от Илорны.
Илдан навалился на границу, чтобы проломить ее тяжестью тела, уперся ногами в землю. Когда все мышцы одеревенели от напряжения, он перестал упираться и тут же отлетел от башни, впечатавшись задом в дорожку. Он встал и сконфуженно оглянулся, но, к счастью, вокруг никого не было. «Ребячество!» – хмыкнул он, отряхивая пыль со штанов. Однако, холодок в спине безвозвратно исчез.
Дорожка привела Илдана в самый конец парка, где у стены располагалось турнирное поле, подготовленное к празднику. Между прямоугольником поля и стеной тянулось несколько рядов скамеек, на которых кое-где уже сидели люди. По другую сторону поля слуги натягивали пестрый желто-красный навес и расставляли кресла для правителя со свитой. Перейдя поле, Илдан сел на первую, почему-то пустовавшую скамью. За его спиной зашушукались, он почувствовал, что привлек общее внимание. Что-то было не так, но люди молчали, и Илдан остался на скамье.
Вскоре скамейки заполнились зрителями. На дорожке показалась поблескивавшая латами толпа, с мечами у пояса, со шлемами в руках. Участники турнира, человек около тридцати, собрались вместе еще во дворце и шли сюда группой. Илдан с трудом узнал среди них Бристена и Тайвела, одетых в доспехи, как и все остальные. Увидев Илдана, Тайто направился прямо к нему и уселся рядом.
– Сражаться надумал, вижу! – весело заметил он. – А где твой меч?
– И не думал, потому и без меча. С чего ты это взял?
– Ты же сидишь на скамье участников турнира. Первая скамья предназначена для них.
– Не мог вчера предупредить! – возмутился Илдан. – Столько наговорил, а о главном – ни слова!
– Мне и в голову не пришло, что это – главное, – пожал плечами Тайто. – Среди таких интересных вещей разве упомнишь о всякой чепухе… Ладно, сиди здесь, никто тебя не прогонит.
Воины один за другим рассаживались на скамье. Бристен, потеснив соседей, сел рядом с друзьями. Илдан оглянулся и обнаружил, что пустых мест на скамейках сзади не осталось. Да и поздно было искать новое место – трубачи у шатра затрубили приветствие, возвещая приход правителя.
Как требовала традиция турнира, Тубал появился перед людьми в полном парадном вооружении, только вместо шлема его седую голову увенчивала корона. Правителю Саристана было за семьдесят, он давно не выходил на турнирные поля искать военной славы. Женившись вскоре после прихода к власти, в возрасте, когда многие имеют взрослых детей, Тубал обзавелся единственной наследницей и в последние годы был озабочен устройством судьбы как дочери, так и саристанского престола.
Правитель Саристана в сопровождении многочисленной свиты направлялся к шатру, где его дожидалось мягкое кресло, столик с питьем и сладостями, слуги с опахалами. Наверное, многие из зрителей с тайной завистью провожали его глазами, не представляя, до какой степени правители являются невольниками своего положения и родовых традиций. Глядя на складки пурпурной мантии, играющие вокруг сапог на каждом шаге Тубала, Илдан думал о том, что старику, наверное, тяжело и жарко в парадных доспехах. Чтобы пригнуть к земле слабосильного, хватило бы и одной золотой нагрудной пластины со сверкающим рубиновыми глазами барсом, не говоря уже о наплечниках и обязательном щите на левой руке.
Илдан окинул свиту оценивающим взглядом. Вон тот, важный и надутый – наверняка советник, первое лицо после правителя, а тот, на котором так и написаны скупость и подозрительность – конечно, казначей. Этот, в ливрее – церемонимейстер, а этот, при оружии, с круглым храмовым гербом на груди – верховный настоятель храма Арноры. А этот…
Мужчина лет сорока, идущий рядом с Тубалом, был одет до неприличия просто, по-походному. Не требовалось большой сообразительности, чтобы распознать в нем Дахата, правителя Хар-Наира, хотя бы по гербам на щите и доспехах. Тубал, несомненно, заискивал перед гостем, единственным триморским правителем, пожелавшим принять участие в турнире, а иначе он вряд ли проявил бы такое дружелюбие к гостю, не одетому, как должно в его присутствии. Да и Тайто, передавая дворцовые сплетни, упоминал, что Дахата приглашают за стол к правителю, словно жениха или родственника, тогда как остальным накрывают в общей столовой.
Мысли Илдана незаметно устремились в проложенное семейным воспитанием русло. Он вспомнил, что Дахат, хотя и в возрасте, но не женат и не имеет законных наследников, а его брак с дочерью Тубала позволит присоединить Саристан к Хар-Наиру – опасный для Лимерии поворот событий. Если бы не старая распря, отец, конечно, сосватал бы наследницу старшему брату, и тогда уже Дахату пришлось бы задумываться о поворотах триморской политики. Но сейчас брат три года как женат на девушке из знатной кригийской семьи и имеет двоих детей, а значит, роду лимерийских правителей не грозит угасание.
Однако, ему грозит объединение Саристана и Хар-Наира, что немногим лучше. Илдану пришло в голову, что он мог бы и сам жениться на наследнице – она старше его на два-три года, но это пустяк – и натянуть нос Дахату с его имперскими планами.
Занятый политическими раздумьями, он вполглаза наблюдал за правителем. Тот вошел под пестрый желто-красный полог шатра, сел в центральное кресло и любезным жестом предложил Дахату место справа от себя. Слуги встали за креслом правителя, сановники расселись по стульям в глубине шатра, придворный шут – горбун с уродливым шрамом на лице, заметным даже через поле – пристроился у ног своего повелителя.
Если кресло справа было поставлено для Дахата, то левое, несомненно, предназначалось для дочери Тубала. А вот и она сама, в сопровождении двух служанок, разодетая как товар, выставленный на продажу. Илдан отдал должное стоимости ярко-зеленого, расшитого золотом платья и набора ювелирных украшений, куда входила изумрудная диадема, алмазное ожерелье, браслеты и еще кое-какие мелочи, приколотые на груди и у пояса, и пpинялся разглядывать их владелицу.
Тощенькая, с угловатыми торчащими плечами, набеленное треугольное личико, темные пронзительные глаза – нет, не красавица. Далеко ей до пышных и покорных кригийских девиц, которых по традиции брали в жены наследники лимерийского правящего рода. Хороши были разве что бронзово- рыжие, уложенные в высокую прическу волосы – любая модница могла бы сообщить Илдану, что именно
