Когда мужчины вернулись в пропахший дымом магазин, там воцарилась непривычная и какая-то гнетущая тишина. Кит тщательно вытирал лоб тыльной стороной окровавленной ладони. Малькольм прислонился к столу Фила и массировал ребра, которые болезненно ныли в том месте, где на них приземлился Кит в своем отчаянном последнем прыжке через Врата. Никто не решался прервать молчание.
Наконец начал Кит:
— Малькольм…
Гид поднял глаза. Знаменитый жесткий и бескомпромиссный взгляд Кита, который он использовал очень редко и которого боялись все, сейчас был направлен прямо на него. Малькольм мигнул. «Ну, ты ведь сам этого ждал».
— Ну, — спокойно предложил Кит, — давай рассказывай.
— Что ты хочешь от меня услышать, Кит? Я… конечно, я чувствую себя страшно виноватым, никогда еще так себя не чувствовал. Я обманул доверие друга… Мне нет оправданий, Кит. Поэтому я даже не стану их искать. Но ты знаешь, может, это звучит смешно и неуместно, но я был уверен, что ей перевалило за девятнадцать… а вовсе не семнадцать. И… и черт побери, эта упрямая маленькая идиотка что-то со мной сделала, не знаю…
Кит фыркнул.
Малькольм в растерянности переступил с ноги на ногу и снова прислонился к жесткому краю стола.
— Ты знаешь, она была обижена кем-то. Страшно обижена. Если я когда-нибудь узнаю, кто ее обидел, я прикончу его. Понимаешь, за всеми ее драками что-то стоит. Это не просто так. Не знаю что, но есть какая-то общая причина. Я видел это каждый раз… Первый раз в Лондоне, потом в Брайтоне. Затем в Риме… — Он чертыхнулся. — Мы оба были слегка под газом. А она так хорошо себя вела, и я был так горд ею, и потом…
— Хватит. — Кит поднял руку. — Пожалуйста. Малькольм замолчал. Затем продолжил еле слышно:
— Это, может быть, и не имеет для тебя значения, но у меня и в мыслях ничего такого не было. Кит, прости меня, черт побери! Я вовсе не собираюсь тебе обещать, что откажусь от моих чувств к ней. Но я страшно сожалею, кАк я все это сделал… Если только это может кого-то утешить… Ты знаешь, я прожил девять дней в настоящем аду, думая, что убил ее. — Он пытался найти еще какие-то слова, но лишь повторил то, что уже говорил: — Я виноват, Кит.
— И я тоже, — тихо вздохнул его бывший друг.
— Я… наверное, мне лучше уехать на другую станцию…
— Малькольм.
Гид запнулся, готовый выслушать любой упрек.
— Малькольм, исходя из моих правил, я должен бы свернуть тебе шею, сам знаешь. Но, по правде говоря, меня подбивает наказать тебя еще хуже. Засунуть тебя в «Новый Эдо», менеджером! Ведь наказание должно быть соразмерно преступлению в конце концов. Ты действительно заслужил такую работу — всю эту писанину, аудиторов, ревизоров и…
Малькольм вздрогнул, абсолютно ничего не понимая:
— Но…
Кит слабо усмехнулся и продолжил:
— Я немало думал и решил, что во всей этой истории есть и положительная сторона. Неплохо уже одно то, что у нее все-таки хватило ума выбрать такого, как ты…
Малькольм просто не знал, что ему на это сказать.
— Ведь на твоем месте мог оказаться и Скитер Джексон в конце концов, — закончил мысль Кит.
И тут Малькольм обрел наконец дар речи. Он ругался без передышки минут пять. Кит был искренне и глубоко потрясен.
— Откуда ты такого набрался, парень?
Малькольм выдавил бледную улыбку, беря себя в руки:
— Поверишь мне или нет, подслушал у одного преторианского гвардейца в день убийства Калигулы!
— Правда? Когда-нибудь ты обязательно расскажешь мне, и подробно, во всех деталях, как это было.
Взгляд Малькольма ушел куда-то вдаль, за пределы маленькой лавки Фила Джонса.
— Может быть, и расскажу. Правда, я не уверен, что когда-нибудь смогу рассказать кому-нибудь всю эту историю.
Кит прочистил горло.
— Я знаю это ощущение, — пробормотал он. Он вытер запачканные кровью ладони о свою безнадежно испорченную рясу иезуита. Снова прочистил горло и медленно и торжественно протянул гиду руку.
— Не так уж много у меня друзей, чтобы терять хоть одного из них. Даже по такому серьезному поводу.
Малькольм, помедлив мгновение, крепко и прочувствованно пожал протянутую ему руку:
— Я твой должник, Кит. Разведчик ухмыльнулся:
— И ты мне заплатишь. А уж если она окажется беременна…
На это Малькольм мог только застонать.
В этот момент дверь кабинета распахнулась. Мужчины повернули головы и увидели Марго, пристально разглядывающую их с порога. Она была одета в драное португальское рубище. На лице и руках оставались многочисленные следы крови и сажи. Но в глазах девушки появилось какое-то новое, совсем незнакомое выражение. События последних дней оставили свой неизгладимый отпечаток — она повзрослела.
— Я смотрю, кости у вас целы, — спокойно заметила она. — Хорошо. Потому что во всем, что случилось в Риме, есть и моя вина. Честно говоря, это главным образом моя вина.
Малькольм был настолько поражен происшедшей в ней переменой, что просто не знал, что сказать. Кит тоже.
— Я только хочу заявить для протокола, — продолжала девушка, — я не заслуживаю ни одного из вас. Но я получила хороший урок. Это вы были во всем правы, а я — нет. Я подставила вас под удар и чуть не погубила. Боюсь, из меня не выйдет разведчика. Я почти готова вернуться в Миннесоту…
Ее голос прервался…
— Знаешь, — произнес Малькольм небрежно, — кое-что тебе действительно следует усвоить перед следующей разведывательной миссией.
Она сморгнула слезу, не понимая. Голос зазвучал совсем жалко:
— Что?
Он глянул на Кита и подмигнул.
— Есть серьезное отличие между Старым Ником и Святым Ником.
Она уставилась на него, столь озадаченная, что даже забыла утереть слезы.
— Старый Ник? Святой Ник? Ты о чем?
Губы разведчика скривились. Он пытался сдержаться, но недолго — и вот уже разразился хохотом. Захохотал и гид. Марго недоуменно переводила взгляд с одного мужчины на другого.
— Что тут смешного?
Кит уже катался, задыхаясь от смеха. Малькольм только вытирал глаза.
— Там, там на костре… ты грозила им… ты призывала на их головы гнев… Санта-Клауса!
Марго разинула рот, вздохнула непонимающе, а потом и сама начала хихикать за компанию.
— Что, Святой Ник — это Санта-Клаус?
— Святая истинная правда, девочка. Старый Ник — это действительно дьявол, а вот Святой Ник — это наш добряк, друг всех детей и взрослых!
— А я в тот момент так живо представил себе, как небеса раскрываются и оттуда на лихой тачанке, запряженной северными оленями с бубенцами, на сверхзвуке пикирует Санта-Клаус и швыряет в них
