Камень упал в ручей примерно в футе от Ганса, изрядно окатив его водой. Вскрикнув, Ганс попытался зачерпнуть воды, чтобы плеснуть ею в Мигнариал, но поскользнулся. Всплеск и возгласы досады смешались воедино.
Мигнариал чистила рыбу, а Ганс размышлял, чем бы еще разнообразить трапезу, и отгонял котов прочь. Ему удалось убедить девушку, что если плеснуть на сковороду немного пива, то это улучшит вкус и аромат жареной рыбы. Ни Ганс, ни Мигнариал не знали, что делать с раками. Но Ганс точно знал, что раков готовят живьем. Услышав это, Мигнариал вновь поморщилась. Поэтому Ганс подождал, пока рыба не поджарится как следует. По поляне растекался аппетитный запах.
— Смотри! — воскликнул Ганс, указывая на другой берег речки.
Мигнариал обернулась и посмотрела туда, куда он указывал. Там, конечно же, ничего не было. А Ганс в это время швырнул обоих раков на сковороду. Какую-то секунду раки неистово корчились, потом затихли. Мигнариал перевела взгляд на сковороду. Сперва она состроила недовольную гримасу, а затем укоризненно посмотрела на Ганса. В ее глазах читалось возмущение. Ганс склонил голову набок и развел руками.
— Да, теперь я гораздо больше уважаю рыбаков, чем раньше, — сказал Ганс несколько минут спустя, разглядывая синяк на своем бедре. Он набил этот синяк, когда упал в воду. Порезы на руках и ногах зудели, а сбитый палец на ноге опух и побагровел. — Что за работа! Какое опасное занятие! Посмотри на меня — весь в порезах, синяках, укусах!
— Мы можем остаться здесь на несколько дней, пока я не залечу твои раны, — отозвалась Мигнариал, не поднимая глаз. Ганс протянул руку, чтобы ущипнуть ее за икру. Вдвоем они едва не опрокинули весь обед в костер. Поправив сковороду, Мигнариал кинулась на Ганса, притворяясь, что хочет задушить его.
— Ой, ой, помоги-ите! — пронзительно заверещал Ганс, падая на спину в траву.
Мигнариал вдруг замерла на месте, глядя на рыжего кота, который словно прямо из воздуха возник между нею и лежащим на земле Гансом. Нотабль угрожающе подвывал на одной низкой ноте, и шерсть на спине стояла дыбом. Лошади вскинули головы и уставились на кота. Ганс опомнился первым.
— Я только… Нотабль! Спокойно, Нотабль. Друг, Нотабль. Шутка, чтоб тебя… Это игра, Нотабль, просто шутка! Нет-нет, Мигни, не надо его сейчас гладить!
Но тут и Ганс замер, устремив взгляд на маленькую пеструю кошечку, которая стояла у ног Мигнариал, выгнув спину, прижав уши и обнажив зубы. Кошка шипела, глядя на Нотабля.
— Глазам своим не верю! — возопил Ганс. Он снова опрокинулся навзничь и ударил кулаками о землю.
— Я.., я тоже, — ответила Мигнариал. — Я в первый раз вижу его.., таким! Ужасно! Я уверена, что, если бы я сделала еще один шаг, он бросился бы на меня!
— Извини, — сказал Ганс. — Но я говорил об этой мелкой пестрой тварюшке. Ты только глянь на нее! Судя по ее виду, она собиралась защищать тебя от него! — Ганс покачал головой. — Во имя Безымянного.., интересно, эта кошка тоже любит пиво?
— Конечно, нет. Она же дама, — фыркнула Мигнариал, наклоняясь, чтобы погладить пеструю кошечку. Та вздрогнула, когда ее коснулась рука девушки. И в то же время Мигнариал, как зачарованная, продолжала смотреть в глаза Нотаблю. Зрачки у рыжего кота расширились почти до краев цветной радужки.
— Бог мой, дама, — произнес Ганс, — готовая сражаться за свою госпожу! Она признала тебя, Мигни. Я хочу сказать — ты теперь для нее то же самое, что я для Нотабля. Вот! Она, похоже, хочет стать бойцовой кошкой. Пожалуй, пора дать ей какое-нибудь имя.
— Конечно, пора, — откликнулась девушка и повернулась, чтобы посмотреть, не готов ли обед. При помощи ножа, поданного Гансом, она перевернула рыбу на другой бок.
— Мигни.., как ты думаешь, может, нам назвать ее Лунный Цветок?
Мигнариал пронзила Ганса гневным взором, и на глаза ей мгновенно навернулись слезы.
— Как ты мог.., моя мать.., ох, как ты мог? Ганс всем видом выражал удивление и даже некоторое раскаяние. Но на сей раз он не размяк и не отступил при виде женских слез — самого страшного в мире свидетельства обвинения.
— Как я мог? — повторил он. — В знак уважения к памяти Лу… — Голос Ганса прервался. Шедоуспан ничего больше не сказал — только отвел взгляд.
— О, Ганс, — произнесла Мигнариал, поняв его чувства и вытирая затуманенные слезами очи.
— Не надо, если тебе это не нравится, — согласился Ганс и обратился к пестрой кошке:
— Я хотел назвать тебя Лунным Цветком, маленькая бедная киска, и думаю, тебе бы это понравилось. Но.., я думаю, что тебя зовут Радугой.
— Это чудесно, Ганс! Радуга! Мы любим тебя, Радуга!
В следующий миг на поляне произошло нечто сверхъестественное. Оба путника не могли оторвать взгляда от Радуги. Кошка преобразилась буквально на глазах. Это было неуловимо, примерно то же самое, как растет ребенок. Все произошло очень быстро, и все же ни Ганс, ни Мигнариал не поняли, что случилось.
Радуга действительно преобразилась. Тощая мелкая кошка подросла прямо на глазах. Ее клочковатая неухоженная шерсть вдруг легла гладко и залоснилась на солнышке. Меньше чем за минуту животное, казалось, набрало в теле фунт или два — но при этом не выглядело толстым. Радуга внезапно превратилась в ухоженную домашнюю кошку.
Кошка неспешно подошла к Нотаблю, и коты соприкоснулись носами. Нотабль уселся на траву.
— О боги! — произнес Ганс дрожащим голосом. — Колдовство!
— Только не тверди о том, как ты ненавидишь колдовство, Ганс. Ты только посмотри на нее! Нашей кошке Радуге нравится это имя. И еще ей нравятся ее хозяева — мы с тобой. И Нотабль тоже.
Полминуты спустя Ганс вдруг подскочил на месте:
