желтого цвета — или скорее оранжево-желтого. Формой, равно как и цветом, они напоминали языки пламени. Мигнариал заметила вслух, что перед храмом нет ни одной статуи.
Ганс вновь окинул взглядом здание. Да, Мигнариал оказалась права.
— Ну, а как ты сделаешь статую пламени? — спросил Ганс.
Путники пошли дальше, вновь и вновь оглядываясь на огромное и величественное здание, где предположительно обитал бог — покровитель Фираки.
— Ганс, — произнесла Мигнариал удивленным тоном. — Ганс, оглянись-ка на храм — посмотри, что там над ним!
Ганс обернулся и увидел дым. На самом деле, над храмом поднимался легкий дымок, который напоминал бы скорее пар, если бы не был таким темным. Ганс кивнул:
— Ну да, дым. А что еще можно увидеть над храмом, который называется храмом Пламени? Только дым. А внутри этого храма? Думаю, там горит большой огонь и нет никаких статуй. Огонь, за которым постоянно присматривают и не дают ему угаснуть. Негасимое пламя, что-то вроде того. А если оно угаснет, то Фирака может погибнуть.
— Фу-у… Это просто.., фу!
— Осторожнее. Мы в чужом городе. Это иная часть света, здесь свои боги, своя вера. Я не говорю, что я верю в это, Мигни. Но на этой земле не властны Илье, Шипри и Безымянный-Что-в-Тени. Боги сильны на своей земле, а вдали от нее слабеют. Когда ты приходишь на чужую землю, то должен помнить, что ею правят чужие боги, а твои боги здесь не имеют такой силы.
— Ох! Но как же получилось, что ранканские боги так сильны.., в Санктуарии? Ганс пожал плечами.
— Быть может, так вышло потому, что некоторые люди тайно хотели, чтобы стало именно так. И кроме того, ведь с Вашанкой все-таки случились кое-какие неприятности, верно? — Ганс улыбнулся. Он был союзником богов и убил бога заносчивой империи Рэнке — так, как мог бы убить смертного. Однако сам Ганс ничего не помнил об этом — потому что так он сам пожелал. — В ту ночь Всевидящий Всеотец явил свою силу!
Затем Ганс задумчиво добавил:
— Нам лучше поскорее узнать кое-какие важные вещи. И кроме того, Мигни, нам следует быть осторожными в этом странном городе, где правят чужие боги. Не стоит брякать вслух первое, что придет в голову. К примеру, «фу-у!».
— Да, ты прав, тут действительно все такое странное!
Как и говорил Кулна, Верблюжий Путь привел юных путешественников прямо на базар. Улица заканчивалась базаром — или же становилась им. Быть может, когда-то Верблюжий Путь соединял Врата с улицей Караванщиков, а базар просто возник сам собой на пути следования караванов через Фираку и продолжал постоянно расползаться. Сам рынок был куда обширнее, чем базар в Санктуарии, но тем не менее очень на него похож. Огромная площадь была заполнена множеством людей, которые продавали и покупали самые разнообразные вещи, выкрикивали что-то и толкались. Толпа бурлила, пестрела множеством красок — пестрые одеяния, цветные стены павильонов, полосатые навесы торговых палаток. Над площадью витали запахи кожи, конского и людского пота, духов, корицы, чеснока, масла и свежей сдобы. Горячие пирожки и булочки шли нарасхват.
Ганс и Мигнариал почти целый час пробирались через базар, чтобы выйти на противоположную, дальнюю от Врат сторону. По пути они глазели по сторонам и непрестанно отмахивались от сыпавшихся со всех сторон предложений купить то и это и еще вот это… По пути они заметили нескольких стражников, а также чьих-то телохранителей, однако это их вовсе не встревожило: в конце концов, Шедоуспан был домушником, а не вульгарным карманником или мазуриком, который ворует вещи с прилавков. Наконец путешественники сообразили, что, должно быть, в город недавно прибыл какой-то караван. Несколько подростков убирали с мостовой свежий навоз.
— Именно туда нам не советовали ходить, — сказал Ганс, глядя на торговцев кожей и другими изделиями, разложивших свой товар прямо на мостовой по другую сторону улицы. — Там находятся ужасный Западный Конец и лабиринт, именуемый.., э-э… Красным Рядом. — Ганс постарался, чтобы его голос звучал как можно более пугающе и слегка дрожал. — Как ты думаешь, там есть таверна «Распутный Единорог»?
— В мире наверняка может быть только один «Распутный Единорог» и только один «Кабак Хитреца». Но могу побиться об заклад, что здесь тоже имеются подобные притоны, которые ты так любишь! Только я не собираюсь их искать.
«Зато я собираюсь», — подумал Ганс и повернул назад.
— Давай поищем, где продают кошельки. Держись поближе ко мне, хорошо?
Они купили два кошелька, уплатив за оба один медяк, и спрятали их под одеждой. Затем, отойдя подальше от палатки первого торговца кожаными изделиями, Ганс и Мигнариал приобрели еще два кошелька, на сей раз из более толстой кожи. Втайне от посторонних глаз путешественники переложили в эти кошельки пару медных монет и один из тех серебряных империалов, которые Ганс назвал «возвращающимися». Эти кошельки они оставили на виду.
Ганс еще немного побродил по рынку, осторожно ведя расспросы. Он говорил людям, что некто предложил ему серебряную ранканскую монету, империал, и следует ли принять ее? Хорошая ли это монета? Ценится ли она так же, как фиракийские монеты?
Трое встречных мужчин сразу же ответили «да», заверив Ганса, что империал здесь ценится в шестьдесят фиракских медных монет — или в одну здешнюю серебряную и десять медных. Одна женщина воскликнула: «Рэнке!» — и сплюнула на землю. Две женщины и еще один мужчина сошлись на том, что империал ценится в шестьдесят два медяка, и показали Гансу, где можно найти менялу. Поскольку меняла сообщил, что за империал дает один серебряный огник и девять искорок, Ганс сделал вывод, что ранканские монеты на самом деле стоят огник-двенадцать, то есть одну фиракийскую серебряную монету и двенадцать искорок. Ганса немало порадовало новое знание относительно ценности местных и ранканских монет.
— Мне кажется, тот парень считал, что его монета стоит шестьдесят две искорки, — сказал Ганс. — И он хотел получить за нее медяки, а не серебро.
