– Извини, Ааз! – виновато произнесла Маша. – Но восемь процентов!
Я нахмурился.
– Ты же можешь получить скидку в целых двадцать процентов на Базаре, не заполняя никаких бланков. И вообще в пятьдесят, если поставишь себе в труд немного поторговаться.
– Да, действительно, звучит немного глупо, когда начинаешь рассматривать свое поведение в перспективе. – Маша покраснела. – Я просто стала жертвой минутного увлечения.
– Привет, Эски! – Горнист перестал дуть в свой инструмент и приветствовал нашу проводницу. Другие музыканты окружили Эскину, начали обнимать ее и пожимать ей руку.
– Я с ними со всеми беседую, – призналась Эскина. – Им платят минимальную сумму. По исходному договору они должны были получать еще чаевые, но руководство сказало: «Нет!» – потому они и играют так ужасно. Это их форма протеста. Впрочем, очень немногие из посетителей вообще обращают на них внимание.
– Вы хотите сказать, что они играют так намеренно? – спросила потрясенная Маша.
– Эскина! – закричали две дамочки-тигрессы, подбегая к ней из-за угла. Две изящные дамочки, похожие на кошечек с полосатыми шкурами и большими зелеными глазами. У каждой из них в руках было по восемь или девять сумок.
– Они приходят сюда каждый день, – объяснила Эскина, как только тигрессы нырнули в следующий магазинчик. – Они очень богаты.
– Дорогуша! – помахало ей громадное пугало, стоявшее у дверей магазина, торговавшего кроватями. – У нас новые поступления. А одну тебе особенно стоило бы попробовать!
Мы все сразу уставились на Эскину. Ее щеки порозовели.
– Он слишком экспансивен, но между нами ничего нет. Он просто разрешает мне ночевать у него на складе. У меня нет денег на здешний отель.
Я призадумался. За последние несколько минут мы встретились с вполне добродушными музыкантами, щедрыми владельцами магазинов и с множеством друзей Эскины. Я хотел попросить их проследить за людьми, похожими на Скива, но Эскина посоветовала мне подождать до прихода к Баристе.
– М-м-м… чувствуете этот запах? – воскликнула Маша в восторге.
– Хор-р-рошо! – согласился Корреш.
Мое же весьма чувствительное обоняние почуяло аромат на расстоянии нескольких магазинов. Душистый пар поднимался вокруг нас из множества отверстий в полу. Я почувствовал, как непреодолимая сила влечет меня и всех вокруг внутрь, по направлению к маленькой круглой будке со стенами из красного дерева, расположенной в самом центре Пассажа.
Прямо в лицо бил такой яркий свет, что я даже на мгновение ослеп от него. Когда же зрение мое более или менее прояснилось, я понял, что мы приближаемся к движущимся прожекторам, – зеркальным цилиндрам, заполненным саламандрами и закручиваемым в спирали квартетом бесов в узких узорчатых кителях и маленьких шляпках без полей.
– Что это такое? – спросил я, щурясь.
– Кофейня, – ответила Эскина, и в ее голосе послышалось искреннее благоговение.
Все остальные сразу умолкли в почтительном молчании, но у меня возникло впечатление, что я приближаюсь к какому-то весьма знакомому мне месту.
Когда мы подошли совсем близко, я заметил вывеску над самим строением, гласившую «Кофе – это жизнь». Пузырьки золотистого света от крыши заведения рассыпались по потолку Пассажа и каскадом падали на все вокруг. Большая часть толпы простирала руки по направлению к кофейной лавке. На их открытые ладони падал золотой шарик, лопался, превращаясь в искусно расписанные фарфоровые и керамические большие и маленькие чашки, из которых поднимался душистый пар. Маша тоже осторожно протянула руку.
– Эспрессо! – похвалилась она, делая глоток из крошечной чашки, появившейся у нее на ладони.
Пузырек, лопнувший на широченной ладони Корреша, превратился в громадную чашку, полную пены бежевого цвета. Его лицо осветилось широкой улыбкой.
– С молоком! – воскликнул он.
– Протяните руку, – посоветовала мне Эскина и показала как. Шарик, коснувшийся ее крошечных пальчиков, растаял, превратившись в чашку из простенького фарфора, в которой плескалась темно- коричневая жидкость. – Вы получите то, что вам больше всего нужно.
– Не-е, – протянул я в ответ, всматриваясь вперед между полосами яркого света. – Я так не думаю.
– Не отказывайтесь от даров Баристы, – предупредила Эскина, и в голосе ее послышался искренняя тревога. – Если вы будете вести себя таким образом, она может отказаться обслуживать вас. Многие готовы наизнанку вывернуться, только бы не обидеть Баристу! И вообще, как можно начинать утро без чашки хорошего кофе?
Но меня больше всего заинтересовал сам аромат.
– Насколько мне известно, только одно существо способно варить кофе, который так хорошо пахнет, – пробормотал я, направляясь к строению.
И я оказался прав. Едва мы приблизились у маленькому домику, боковая дверца в нем распахнулась и оттуда вылетело большое бело-голубое пятно и метнулось мне прямо в руки.
– Ааз, старый черт! – крикнула Сибона. Длинное извивающееся тело обвилось вокруг меня, кончик хвоста вилял от восторга. – Боже мой, какой же ты красавец!
– Мои подозрения подтвердились, – сказал я, широко улыбаясь и представляя ее своим друзьям.
– Вы знакомы с Баристой? – воскликнула Эскина с изумлением и – наконец-то! – уважением в голосе.
– Мы старые друзья, – провозгласил я, обняв Сибону за талию или, точнее, за то место, где должна была бы располагаться ее талия, не будь Сибона двенадцатифутовой змеей с руками и живыми волосами.
– Корреш, Маша, это Сибона. Она с Кафа. – Своими руками, такими же гибкими, как и тело, она обвилась вокруг моей головы, щекоча меня за ушами. Мне очень нравилось ее нежное прикосновение, но я тут же вспомнил о том, что мы прибыли сюда по делу. – Эй, на нас смотрят.
– Аразве тебя когда-либо останавливали подобные соображения? – промурлыкала Сибона. Волосы Сибоны проползли и обвились вокруг моей шеи и стали ласкать ее. Сама же Сибона повернулась к моим спутникам и тоже обняла их. – Подойдите, дайте я вас приласкаю. Все друзья Ааза – мои друзья.
– Что ты здесь делаешь? – одновременно спросили мы друг друга.
– Отвечай ты первая, – сказал я, смеясь.
– О, – вздохнула Сибона, обмахнув свои бледные щеки листом бумаги, который сжимала в хвосте, – слишком сильное давление. – Она сделала глоток из одной из множества чашек, стоявших на крошечных полочках, украшающих стены «Кофейной хижины», и свернулась в своем напоминающем корзину кресле, словно большая белая жемчужина в перстне. Я откинулся на спинку шезлонга, отороченного золотыми кистями. Маша же расположилась в хитроумном приспособлении, больше всего напоминавшем подбитый подушками гамак. Корреш неуклюже примостился на оттоманке, слишком маленькой для его обширной тролльской задницы. Эскина пристроилась у стены между постоянно наполняющимися кофейными чашками и взирала на Баристу с благоговейным ужасом.
Несмотря на довольно скромный внешний вид, интерьер домика оказался значительно больше и внушительнее. Бросив взгляд украдкой на карту, я не увидел на ней никакого киоска в центре Пассажа, но, по всей видимости, Сибона для большего удобства вышла в другие измерения. Комната имела примерно тридцать футов в диаметре. Воздух здесь был напоен густым, слегка маслянистым ароматом свежего кофе, готовившегося в десятках гигантских электрических кофеварках, расставленных полукружьями вдоль окон, и плещущегося в хрустальном графине, стоявшем на высоком пьедестале в центре круглой комнаты, выложенной панелями из красного дерева. Мы видели множество посетителей Пассажа, которые с усталыми, но исполненными надежды лицами неверной походкой шли по направлению к домику, простирая руки словно в молитве. И шарики Сибоны совершали чудо – один глоток эликсира возвращал энергию и силу покупателей. Одновременно с этим монетка или две волшебным образом с приятным звоном падали в медный котелок, располагавшийся под прилавком. Сибона какое-то мгновение следила за происходившим, затем снова повернулась к нам.
