уже заняли свои места, готовые оборонять крепость. Эта тишина показалась ди Марону зловещей и томительно долгой.
Он терпеливо стоял у окна и ждал. Лиловая заря сменилась розовой, потом стало совсем светло. Ди Марон наконец-то смог увидеть имперскую армию. Ему показалось, что воинов, пришедших к стенам Ай- Раха, совсем немного. Он увидел разноцветные камзолы роширских стрелков, красную форму гвардейцев, увидел всадников на флангах. Наверное, это только передовой отряд, остальная армия подтянется к крепости позже. Имперские воины гасили факелы и становились в боевые порядки на расстоянии полета стрелы от крепости. Над строем лаэданской армии уже развевались хоругви – голубая с кувшинкой, черный императорский стяг с золотым драконом и незнакомый ди Марону гонфалон с черным крестом на белом поле. Напрасно поэт пытался припомнить, чей это герб. Среди известных ему гербов лаэданских домов чести такого не было.
– Ну, что же вы встали? – прошептал поэт. – Начинайте, задери вас Харумис! Освободите меня поскорее!
Время шло. Солнечные лучи осветили снега горы Десяти дев, и тут над равниной громко и протяжно запел рог. И Ди Марон увидел в окно башни, как из боевых порядков лаэданской армии выехал воин на вороном коне, весь облаченный в белое, будто жрец Единого. Ди Марон почему-то вспомнил свой сон, белое платье Раски и поежился от неожиданного озноба. Воин поднял руку. Ди Марон наблюдал, как роширские стрелки быстро рассыпались цепью и принялись заряжать свои дальнобойные арбалеты.
Над Ай-Рахом раздался боевой клич горцев, эхом прокатившийся по долине. Поэт видел, как со стен Ай-Раха в лаэданцев полетели стрелы. В боевых порядках имперской армии упал один воин, другой – их оттащили в глубь строя. Белый воин махнул рукой, и роширцы дали сокрушительный залп. Бельты вонзались в стены с такой силой, что каменное крошево летело во все стороны.
– Так их! – Ди Марон сжал кулаки. – Еще разочек!
После второго залпа роширцев снизу послышались крики и стоны. Потом стрелы летели с обеих сторон, находя свои жертвы – залп за залпом. А белый воин продолжал оставаться перед строем, и стрелы летали над его головой – он же не замечал их, будто это были не стрелы, а безобидные птицы. Снова пропел рог, и уже красные императорские гвардейцы пришли в движение – часть их двинулась к воротам Ай-Раха. На них тут же посыпались стрелы и камни со стен. Гвардейцы остановились в замешательстве, потом продолжили движение. Часть из них двинулась по склону холма вверх, как раз в сторону башни, где находился ди Марон.
– Ага, сюда! – закричал поэт. – Я здесь!
Красные плащи остановились. Несколько человек покатились вниз, сраженные стрелами. Ди Марон увидел, что роширские арбалетчики развернули фронт в его сторону. Наверное, решил поэт, им отдали приказ прикрыть гвардейцев. Он еще успел удивиться, как же быстро и сноровисто роширцы заряжают свои арбалеты. А потом был залп. Десятки бельтов с пронзительным свистом обрушились на стену и верхушку башни, с которой волахи метали в гвардейцев камни и свинцовые ядра.
Вначале поэт не понял, что случилось. Что-то влетело в окно и толкнуло его в плечо. Он продолжал стоять у окна, но что-то было не так. Потом вдруг небо стало темнеть, закружилась голова. Ди Марон опустил взгляд и увидел торчащий из своего плеча оперенный конец влетевшего в окно шального бельта. Ноги стали непослушными; поэт попятился от окна, потом упал. Квадрат окна еще светился несколько мгновений, а потом стало темно.
Эрл Борнах молча кивал головой, слушая командиров. Первая атака имперцев ничего не дала. они даже не смогли подойти к воротам. Но и защитники Ай-Раха понесли потери. Двухчасовая перестрелка унесла жизни девятнадцати воинов, еще сорок человек ранено. Всех раненых снесли в святилище в центре Ай- Раха, и волхвы сейчас пытаются им помочь. Прибыл парламентер от лаэданцев для переговоров.
– Зовите его, – велел Борнах.
Красный плащ вошел гордой походкой, обвел взглядом собравшихся в комнате горцев.
– Помнишь меня, эрл? – спросил он. – Я Эймар ди Тарк. Мы уже встречались не так давно.
– Я не жалею, что отпустил тебя тогда, близ Колтерса, – Борнах провел ладонью по седой бороде. – Говори!
– Мой командир, доблестный местьер Хорст фон Гриппен, велел мне передать тебе, вождю народа волахов, свои условия. Местьер Хорст не хочет напрасно терять своих воинов. Он предлагает решить дело поединком. Пусть твой поединщик встретится с ним в честном бою. Победите вы, и наша армия уйдет от стен Ай-Раха. Победит местьер Хорст, и вы сдадите нам крепость и сами сдадитесь на нашу милость.
– Ваш командир так уверен в своей победе? – спросил Борнах.
– Мой командир уверен, что ты примешь его условия. Вы обречены. Сегодня к стенам Ай-Раха подойдет вся наша армия. Вам не удержать крепость.
– Это единственное условие?
– Нет. Местьер фон Гриппен просил передать, что он не хочет напрасного кровопролития. Его заботит судьба мужчин, женщин и детей, находящихся в Ай-Рахе. Поэтому он предлагает вам, пока не поздно, отречься от ваших богов и перейти в истинную веру. Тогда вы можете рассчитывать на пощаду.
– Отречься от наших богов? – переспросил Борнах, заметив, как изменились лица его командиров, услышавших то, что сказал парламентер. – Можно ли отречься от своего отца, от своей матери, от своей земли? Наши боги – это наша душа. Лучше умереть, чем убить свою душу.
– Значит ли это, что ты не принимаешь эти условия?
– Первое принимаю, второе – нет, – Борнах помолчал. – Ступай, воин. Мы обдумаем, кто из нас сразится с твоим командиром. Передай ему, пусть готовится к поединку.
– Это твое последнее слово, эрл?
– Последнее. Уходи, лаэданец.
– Эрл, позволь мне сразиться с этим воином! – воскликнул Рослин, когда парламентера увели. – Это мой бой.
– Нет, мой! – поднялся со скамьи эрл Даррис.
