Риту в медотсек, пока диагност прослушивал её, поил чем-то из мензурки и печатал длинный перечень рекомендаций, прошло около получаса. За это время корабль подошел настолько близко к системе, что обсерватория могла начать исследования. Вольт с Ритой выходили из медицинского отсека, когда по кораблю раздались требовательные звонки, потом где-то включился невидимый динамик:
— Уважаемый экипаж! Корабль подходит к выбранной вами звезде, у которой только что обнаружена планета с кислородной атмосферой. Вы, конечно, извините нас, что ваша экскурсия прервана и корабль возвращается на Землю. Ваш удачный выбор помог всему человечеству. Спасибо!
Вольт бросился в рубку.
Несколько часов, пока звездолёт гасил скорость и снова набирал её для обратного скачка, Вольт отчаянно пытался перехватить управление у автоматики. Сделать ничего не удалось. Побледневшая Рита, которой Вольт успел объяснить положение дел, молча наблюдала за ним. Наконец Вольт бросил микродатчик на стол.
— Не получается! — простонал он.
— Вольтик, ну попробуй ещё раз, — ободряла Рита. — Ведь наверняка можно что-то сделать.
— Сделать можно одно — взять железяку побольше и разнести всё в щепы. Правда, на Землю вернуться не придётся.
— Это надо, Вольтик? — жалобно спросила Рита.
— Нет, — ответил Вольт. — Если бы я был один, я бы это сделал, а с тобой — нет.
— Если бы я была одна, я бы тоже это сделала, — сказала Рита, — но сейчас я не могу.
Она протянула Вольту ленту с рекомендациями диагноста. Вольт прочитал и всё понял.
Вольт отложил бюллетень Совета. Это был приговор Ласточке, окончательный и не подлежащий обжалованию. А ведь Вольт был не один. Сотни тысяч людей требовали сохранить Ласточку. Старый идеалист Юхнов, чья мысль нашла-таки воплощение в блокировании приборов, был в отчаянии. Его не утешало даже то, что космический туризм был отменён и часть кораблей передавалась ему для сплошного поиска. Ведь остальные корабли уходили на освоение Ласточки.
Неожиданно человек, о котором думали как о самом опасном враге, оказался самым горячим защитником Ласточки. Владимир Маркус прервал многолетнее затворничество на Плутоне и прилетел на Землю. Но всё было бесполезно.
В первый отряд, отправлявшийся на Ласточку, брали людей не старше сорока лет и не имеющих детей. Тут же у пунктов записи выросли длиннейшие очереди. Мегаполисы резко снизили рождаемость. А ведь обе стороны в полемике больше всего апеллировали к детям. Но кто знает, что будет благом для будущих поколений? У них с Ритой через полгода родится Марунька. Уже известно — будет девочка. Что-то даст ей разграбленная Ласточка? Что получит и потеряет Марунька?
Со стен, перекрытий, с открыток и плакатов на прохожих смотрела последняя картина Маркуса. Над серой, засыпанной прахом равниной летит птица. Навсегда улетает от погибшего гнезда.
Люди, спешившие к пункту записи, смущённо отводили взгляд и ускоряли шаги.
Если судить по старым снимкам, небо у Ласточки было густо-синим, без малейшей примеси какого- нибудь другого цвета. Оно и теперь оставалось таким же, разве что самая малость зелени капнула в синеву. Но заметить это мог бы только очень опытный глаз.
Трава на лугу поднималась сплошной стеной, узкая тропинка словно прорезала её. Упругие головки тимофеевки, метёлки овсяницы и мятлика, солнечные глаза ромашек, купы колокольчиков поднимались почти на метр, и только огненные фонтаны иван-чая царили над ними, привлекая к себе яркой окраской.
Луг представлялся лесом, тем более что у подножия сильной травы кудрявилась какая-то травяная мелочь. Но её видно, только если присесть на корточки, а тогда трава и тебя спрячет с головой, и можно воображать что угодно.
Марунька сидела на корточках, тимофеевка и ромашки склонялись над ней. А прямо впереди торчал нескладный разлапистый кустик звёздки, одного из немногих растений Ласточки, сумевших выжить в новых условиях. На одной из боковых веточек плавно покачивался цветок. Заходящие друг за друга лепестки, с тыльной стороны зелёные, изнутри были бледно-розовыми, а на розовом фоне в беспорядке располагались мелкие ярко-красные пятна.
Марунька водила перед цветком пальчиком, а он медленно поворачивался, пытаясь уклониться от прикосновения.
— Оп! — воскликнула Марунька и ловко дотронулась до пушистого пестика.
Цветок моментально захлопнулся, плотно сжал лепестки, обратился в зелёный шарик, сидящий на конце ветки.
Марунька подождала, потом наклонилась вперёд и, прикрыв рот ладошкой, быстро зашептала:
Зелёный комок дрогнул, и перед девочкой раскрылась чашечка цветка, словно спрыснутая изнутри алыми каплями.
АЛЕКСАНДР ГРОМОВ
Секундант
А что, ребята, нельзя ли мне к вам подсесть? Да-да, к вам. Я гляжу, у вас место свободное. Что? Ты, парень, полегче на поворотах, я не попрошайка. Если хочешь, могу всех вас упоить до изнеможения, а тебя персонально — до белой горячки. Чем? А чем угодно, тут у них всякого пойла навалом. Эй, гарсон!..
Лично я предпочитаю вон то синее. Нет, это не денатурат, это местный коньяк. Выдерживается в
