работ по плану Академии наук Системы, ведет собственные работы, крупномасштабные и остающиеся для нас загадкой. Для плановых работ им не нужно такое количество энергии и такое количество научных работников – мы обнаружили, что многие, кого мы считали работающими на Земле, находятся на Эльдорадо.
– Мне все же плохо верится, что такое в наше время возможно, – сказал Снерг. – Как им удавалось держать все в секрете?
– А они и не держали, просто никто их не спрашивал. Никто не анализировал… Мы долгое время рассматривали Эльдорадо не как замкнутую систему, а как обыкновенный крупный город. Вы можете сказать, где в настоящий момент находится каждый, кто учился с вами на одном факультете?
– Конечно, нет, – сказал Снерг. – Нас было шестьдесят, контакты я поддерживаю с девятью.
– Вот видите. С какой стати бить тревогу и подозревать неизвестно что, если некий биолог переехал из Киева в Иркутск? Эльдорадо было для нас городом… Кстати о городах. Есть все основания полагать, что, кроме Беляевска, Ауриги и Урании существует четвертый город, о котором ничего неизвестно. Далее. По современным установлениям, достигшего школьного возраста ребенка из внеземного поселения можно отправить для учебы на Землю, а можно и оставить на месте, если там имеется школа. Опыт колоний показывает, что первые относятся ко вторым как восемьдесят к двадцати. Так вот, за последние десять лет ни один ребенок с Эльдорадо не был отдан в земную школу. За последние восемь лет обитатели Эльдорадо прилетали на Землю исключительно в служебные командировки. Маршруты для прибывающих на Эльдорадо туристов составлены таким образом, что определенные районы, несомненно, представляющие для туристов интерес, неизменно остаются в стороне. Маршруты разработаны местным отделением «Галакса», а рекомендации земной штаб-квартиры вежливо игнорируются. Три года назад на Эльдорадо вернулись все их специалисты, стажировавшиеся на Земле или работавшие по каким-либо программам в Ойкумене. Вывод таков: примерно через пять-шесть лет после завершения плана колонизации Эльдорадо зародились некие изменения, стали нарастать, приняли лавинообразный характер, и в итоге… В итоге мы просто не знаем, что там творится.
– И обрати внимание, – сказал дядюшка Мозес. – За все эти годы никто, ни один человек с Эльдорадо не сообщил на Землю о чем-либо тревожном или настораживающем.
– А ваша служба? – повернулся Снерг к Сергачеву.
– Наша служба давно должна была сообщить обо всем, что мы узнали сутки назад, обобщая и анализируя. Я вызвал с Эльдорадо трех человек, от которых мог и имел право потребовать объяснений. Людей, которым я безусловно верил…
– И что же?
– Первый буквально позавчера сломал ногу где-то в альплагере и пребывает в горизонтальном нетранспортабельном положении, вторая рожает, третий, ссылаясь на болезнь ребенка, попросил разрешения отсрочить поездку на неделю. Вот так… Никому из них я уже не верю. После этого я отправил на Эльдорадо под видом праздного туриста своего человека, но дальше космодрома он не попал. У бедняги, как выяснилось, аллергия на пыльцу одного очень распространенного там цветка, медики отправили его назад с первым же звездолетом… Все остальные туристы благополучно миновали медицинский контроль. Не вижу в этом ничего сверхъестественного – ничто не препятствовало местному отделению «Динго» сделать запрос и получить элстаты всех наших сотрудников…
– Что получить?
– Вот видите, есть секреты, которых не знают и репортеры Глобовидения… Вы не задумывались, на каком принципе основана работа автоматов контроля, не пропускающих посторонних в служебные помещения космодромов и лаборатории работ повышенной опасности?
– Над этим многие ломают голову, – сказал Снерг.
– Элстат… В общем, это связано с электрическим потенциалом кожи и биоэнергетическими спектрами. Уникален, как отпечатки пальцев и спектр голоса, и так же, как они, практически ни к чему неприменим, а потому прочно забыт большинством человечества.
– Так… – сказал Снерг. – Вы считаете, что они запросили соответствующие данные и установили на своих космодромах этакие «автоматы контроля»?
– Совершенно верно. И этот инцидент они могут воспринять как первый звонок к началу спектакля.
– А моего, к примеру, элстата у них нет и быть не может… – сказал Снерг. – Но если они услышали первый звонок, могут выдумать что-то новое? Ведь ваш следующий за поражением вашего сотрудника ход предугадать нетрудно.
– Но, Стах, – сказал Мозес. – Это же не андромедяне и не Сатана. Это земляне, с которыми происходит что-то непонятное и странное.
– Вы к тому, что меня там не съедят?
– Если хочешь, так. Они же сами тебя приглашали. Что если они не без умысла раскрылись именно перед журналистом?
– Почему же тогда они выставляют с планеты человека «Динго»? Не вяжется одно с другим.
– Не вяжется, – согласился Мозес. – Но это, повторяю, земляне. Свои. Наши. Не понимаю, что у них там творится, но это – кусочек Земли. Или оставался таковым до последнего времени. Что касается моих личных впечатлений… чувств парапсихолога…
– Стах видел картины, – торопливо вставил Сергачев. – Тот же эффект.
– Прекрасно, тогда он поймет. Не то. Не такое. Подобных ощущений я не испытывал ни на одной обитаемой планете. Я не могу проникнуть в суть.
– Блокада? – спросил Снерг. – Как в том эксперименте в Найроби?
– Нет. Что-то другое, не могу взять суть, но это не блокада. И временами… временами казалось, что я то ли лишился своих способностей, то ли не умею их применять – это дядюшка Мозес-то, давно изучивший свои возможности…
– Вы должны лететь туда, Стах, – сказал Сергачев. – И Шеронин с Пчелкиным пусть летят. И вообще кто угодно. Мы пока расписываемся в своем бессилии. Попробуйте вы, эмпирики.
– Ага, наконец и эмпирики на что-то пригодились, – сказал Снерг. – Эй, Томми, так тебя и сяк, уйди и не маячь, но – «мистер Аткинс, просим вас!» – когда зовет трубач. Каратыгин другого мнения об эмпириках.
– У него чисто технические задачи и сложности. Мне пора. Куда вы едете завтра?
– К попам, по их настоятельному приглашению.
– Это несерьезно, Стах. К чему вам эти богоискатели с компьютерами?
– Я обедал.
– Хорошо, день не в счет. Послезавтра я вас найду. До встречи.
– Припекло их крепко, – посмотрел ему вслед дядюшка Мозес. – Мой дядя Вилли как-то работал над поэмой вдали от цивилизации. Две недели он блаженствовал в хижине, витая в эмпиреях, но однажды к нему под кровать приползла вздремнуть очень молчаливая змеища. Стенка была хлипкая, и дядя Вилли смог проскочить насквозь. Ты думаешь: к чему шутить в такую минуту? Я уверен, то же самое подумала и змеища, когда дядя Вилли принялся пулять в нее сучьями. Ей-богу, до чего сейчас «Динго» похоже на дядю Вилли – дрыхло-дрыхло, и вдруг – змеища под кроватью…
– Мутно что-то на душе, – сказал Снерг.
– Брось. Эта тайна, я уверен, относится к разряду быстро познаваемых. Хотя бы потому, что в нее посвящено триста пятьдесят тысяч человек.
– Которые молчат, – сказал Снерг.
– А их спрашивали? Кто-нибудь сказал им: «Братцы, мы же из одной деревни, расскажите-ка, что у вас делается, почему воды в рот набрали?» Человек устроен так, не может не поделиться с другим и радостью, и печалью, нужно только уметь его разговорить. Может быть, и твои психологи-двойники появились, потому что им хотелось с кем-нибудь поговорить… А тебе нечем поделиться со старым толстым негром? Учти, я ведь тебя чую. Смурно тебе?
– Смурно, – сказал Снерг. – Стоишь на обочине, а что-то проносится мимо, как монор, что-то большое и ватное…
– Сумей найти свою станцию и сесть. Да ты ее уже нашел.
