Будь это тяжелые боевые орги из Первоклана, противнику пришлось бы худо. Но за двести с лишним лет техноэволюции крылатые эринии превратились в изящные биомеханизмы, не предназначенные для серьезных боестолкновений. Неизвестный нападавший имел преимущество и в скорости, и в маневренности. Двигаясь немыслимыми для классической аэродинамики зигзагами, он буквально расстрелял в воздухе восставших ангелов. Мелколесье внизу было теперь усеяно обломками.
Двоим уцелевшим оргам оставалось лишь уповать на чудо.
И чудо свершилось!
Высоко в поднебесье раздался гром. Вряд ли это была ночная гроза. Осень на Урале довольно дождливое время, но гроза это уж слишком. И тем не менее нечто похожее на зарницу охватило горизонт трепетным, призрачным светом. Свет этот становился все ярче, а грохот все длительнее. Наконец далеко на востоке появился сверкающий болид. Он быстро приближался, вырастая в размерах.
Надеясь уйти от неведомого мстителя, уцелевшие эринии из последних сил рванули к болиду. Видимо, их спин-процессоры изрядно повредились из-за рассогласования недавнего задания с базовой функцией. Противник отчего-то не преследовал их. И лишь в последние мгновения своей квазижизни эринии осознали отчего. Болид столкнулся с землей, и огненный клубок, поднявшийся над кратером, испепелил последних восставших ангелов до малейшего перышка.
– Это была реактивная эриния из космического патруля? – спросил «нежданный гость».
Наладчик хмуро посмотрел на него.
Алан, вернее его виртуальная копия, сидел в излюбленной, столь памятной Александру Неверову позе – в кресле, подобрав под себя ноги. Кресло выглядело точь-в-точь как та обитая кожзамом реликвия, что стояла в главной лаборатории корпорации «МС», которой заведовал в свое время доцент Неверов, – между автоклавом и морозильником. Между льдом и огнем, как любил выражаться старший научный сотрудник Кубаев.
Между льдом и огнем, между жизнью и смертью, между честью и предательством прошла твоя жизнь, Алан Исмаилович, а теперь ты оставил после себя призрака, который болен манией величия. Незавидная участь…
– Так ты не ответил на мой вопрос, Шура… – продолжал «гость», – или как тебя теперь величают: Наладчик, да?
– Мне не о чем разговаривать с мертвецами.
Алан-дубль сухо рассмеялся.
– А между тем с мертвецами ты разговариваешь постоянно, – сказал он, когда улыбка сошла с его бледного костистого лица. – Пойми, Шура, для меня твой мозг сейчас открытая книга. Со всеми твоими воспоминаниями, сомнениями, надеждами и страхами…
Врешь, далеко не со всеми… Хотя, конечно, тварь держит меня на коротком поводке… Слава богу, основные прерывания идут не через мозг.
– …В любой момент я могу разблокировать твой эмодрайвер, дружище, и ты пойдешь вразнос. Но ослабевший противник мне не интересен, так что давай просто продолжим разговор, как бывшие коллеги. Идет?
Отчего не поговорить. Можно и поговорить. Потянуть времечко. А Мафу, глядишь, за это времечко успеет ключики к замочку подобрать.
– Идет. При условии, что на каждый заданный тобою вопрос я задам свой.
– Годится, – жутковато улыбнулся Алан-дубль. – Итак, я уже задал свой вопрос, но ответа пока не получил.
– Ты об эринии?.. Да, это была космическая мусорщица из Пояса астероидов. Вышла на земную орбиту. Спалила один из ретрансляторов М-связи. Подала команду на уничтожение молодняка механоргов-кротов, вместе с Питомником. После чего, видимо, покончила с собой, войдя в атмосферу. Слишком уж большая и тяжелая птичка со слабыми для земной гравитации движками… Я удовлетворил твое любопытство?
– Это вопрос?
– Риторический. А теперь я задам существенный.
– Валяй, – махнул узкой ладонью «призрак».
– Что тебе от меня нужно?
– Ничего, – коротко ответил Алан-дубль, до боли знакомым движением откидывая со лба смоляную прядь. – Просто зашел поболтать. Мы ведь триста лет не виделись, друже!
– Не называй меня так, – потребовал Наладчик. – В твоих иудиных устах это не звучит.
– Ого, – холодно воодушевился «собеседник», – ты уже злишься?
– Нет, – ответил Наладчик. – Это и был твой следующий вопрос?
– Риторический, – парировал Алан-дубль. – А вот и существенный: в чем причина столь странного поведения этой, как ты ее называешь, мусорщицы?
– Далась тебе эта мусорщица, – пробормотал Наладчик, но ответил, нарочито скучным, «академическим» тоном: – Точно установить не удалось, но есть гипотеза, что над основной поведенческой схемой птички довлел некий принцип. Я назвал бы его Сверхзадачей. В чем она состояла, не знаю, но наверняка была записана поверх «этического конструкта Неверовой – Северова». Отсюда неизбежный конфликт между долгом и долгом…
– Да-да, припоминаю, – откликнулся Алан-дубль. – Мы что-то такое проходили на третьем курсе… Синдром «ХАЛ-9000», кажется…
– Случайно, не твоя работа?
– Это существенный вопрос?
