— Мне кажется, я знаю, — повторил он.
Даня первым опомнился.
— Ну-ка, ну-ка... — заговорил он. — Поведай!
Для Бабая же, знавшего разговорчивость своего подчиненного, такое заявление стало почти чудом, потому он на несколько секунд онемел — и лишь потом обрел дар речи, правда матерной.
— ...! — прозвучало в сыром воздухе. — Нет, я балдею!..
— От чего? — повернулся к нему Даня.
— Да от него! — Бабай ткнул в Гондураса пальцем. — Он же у нас и слова не скажет сам. Великий немой!
А этой фразы Бабай не знал совсем — вторично изобрел ее в порыве вдохновения.
Виновник переполоха невозмутимо молчал.
Бабай готов был еще восхищаться метаморфозой, но Даня быстро вернул беседу в нужное русло.
— Погоди, — сказал он. — Так что ты хотел сказать?
Пришлось Гондурасу пуститься в самую длинную в его жизни речь.
Ты сказал, — начал он, — вот амулет на шее... Это было предисловие.
— Да, — согласился Даня. — А что?
— Да у меня так же. Только не на шее, а книга. Написано. Вот.
Он сунул руку в недра своих одежд и извлек оттуда небольшую кожаную папку.
— Вот. Здесь. Ношу с собой. — И открыл папку. — Видали? Вот она. Это один старик мне дал. Вот как тебе мать эту штуку...
— Крест.
— Ну да. А мне вот книгу. Называется Коран. И далее таким же телеграфным стилем Гондурас поведал о следующем.
Когда он был мальцом — лет десять, не больше, — еще был жив в их группе один старый-старый дед. То есть, может, он и не был таким уж реликтом, но десятилетнему пацану казался, конечно, динозавром.
— Эй, балам[1], — сурово сказал старец. — Татарский знаешь?
— Чего?
— Э-э... — огорчился дед. — Ладно, давай по-русски...
И по-русски рассказал нечто удивительное.
В их роду из поколения в поколение, от мужчины к мужчине переходила уникальная реликвия: половинка рукописного Корана, собственноручно переписанная святым, жившим в Сирии в XI веке. Почему половина — теперь уже невозможно сказать. Равно как и то, какими путями половина книги перекочевала с Ближнего Востока на Южный Урал. История — штука странная, даже необъяснимая.
Рукопись почиталась священным чудом. Она оберегала род от напастей. Она не давала роду угаснуть. Она не дала последнему его представителю погибнуть в катастрофе. Он был немолодым уже человеком, но уцелел и выжил.
Однако в кровавой буре сгинули его наследники: дети и внуки. Кому передать священный текст?.. На какое-то время даже пришло отчаяние. Но потом, здраво рассудив, он решил, что негоже впадать в оторопь. Раз так вышло, то надо передать реликвию кому-то далее. Прошли годы — и вот он выбрал мальчишку.
— А почему тебя? — спросил Даня.
— Не знаю, — Гондурас пожал плечами. — Я спокойный всегда был. Может, потому.
Даня подумал.
— Логично, — признал он. — Ну и дальше что? Дальше Хранитель втолковал, что эта книга будет беречь от бед. Надо всегда носить ее с собой. «Ты понял?» — с сильным нажимом спросил он.
Понял, конечно. Гондурас вовсе не был дураком. Тугодум, да. А вернее, даже не тугодум, а слишком уж основательный. И молчаливый. Словно душа какого-нибудь финна или эстонца забрела по непонятной траектории в Гондурасово тело... Не любил раскрываться окружающим, отчего и заслужил такую Бот репутацию Сундука Сундуковича. Но его это не волновало.
— Погоди. — Бабай нахмурился. — Как так? Зачем же он отдал тебе книгу эту, если она его самого берегла?
— Время пришло, — сказал Гондурас.
В самом деле было так. Старик предчувствовал нечто. Правда, что именно — и сам бы не сказал. Но предчувствовал. И предчувствия не обманули. Два дня спустя он отправился куда-то — за водой, кажется. И не вернулся.
Это случилось за несколько лет до гибели Благовещенской диаспоры. Причем как раз с момента исчезновения Хранителя дела пошли все хуже и хуже. Начались склоки, свары, грызня... Нарастали апатия и бессилие. И чем все это кончилось — известно.
— Здорово! — воскликнул Даня, и вправду заинтересованный. — Так это, ты говоришь, половина целой книги?
— Да.
— Ага... Можно посмотреть?
— Да легко. Заинтересовался и Бабай.
— А ну-ка...
Книга была удивительная. В ней не имелось букв в привычном понимании. Были строчки извилистых закорючек — арабский шрифт, о котором, понятно, никто из трех ребят и представления не имел. Кроме того, каждая страничка окаймлялась необычно красивой причудливо- узорной ленточкой...
— Орнамент, — вспомнил слово Даня и показал пальцем.
Странички книги были тонкие, но изумительно плотные, такие нежно- бежевые, цвета топленого молока. А чернила — черные — были столь ярки, что немыслимо и представить, что перо в них окунали тысячу лет тому назад.
— М-м... да, — промычал Бабай многозначительно. — И что, больше ничего он тебе не говорил?
— Говорил.
Бабай аж поперхнулся. А в следующий миг рассердился:
— Да что же... Что ж ты молчишь, как пень, мать твою! Из тебя что, слова тащить надо?!
— Я все по порядку, — невозмутимо изрек Гондурас.
— Ну давай, давай, порядок!
По порядку выходило вот что. Семейное предание Хранителя гласило: обе половинки книги когда-то должны встретиться. До сих пор этого не произошло. Но кто знает, быть может, юнец окажется удачливее и ему суждено будет увидеть, как соединятся они, прежде разлученные! И вот тогда-то их сила, и по отдельности не малая, станет огромной...
— И еще он сказал, — молвил Гондурас. — Я запомнил. Сказал так: теперь для тебя случайностей нет. Все, что будет...
Можно не продолжать! Даня вскинул руку. Он уже все прочел.
— Стоп! — воскликнул он. — Значит, тебя вело сюда, так?
