Иногда Дженнсен останавливалась, теряя опору на шаткой осыпи и сдирая об острые камни кожу на пальцах и ладонях Это был самый трудный путь за всю ее жизнь. Скальные обломки скользили под ногами. Девушка понимала, что, ошибочно схватившись не за тот камень, она может запросто порезать руки об острый, как битое стекло, осколок.
Девушка тяжело дышала. Сестра Мердинта, идущая далеко впереди, тоже с трудом переводила дух. За спиной раздавалось тяжелое дыхание Себастьяна. Он тоже несколько раз терял равновесие, и однажды Дженнсен с криком успела схватить его за руку, не дав свалиться в тысячефутовую пропасть. Он с облегчением и благодарностью посмотрел на спасительницу.
Очутившись после показавшегося бесконечным тяжелого спуска почти в самом низу, Дженнсен с облегчением обнаружила, что каменные стены и утесы загораживают испепеляющий солнечный свет. Она посмотрела на небо, чего не делала уже долгое время. Оказалось, что тени, загораживающие солнце, падают вовсе не от скал Небо, всего лишь час назад столь чистое и голубое, теперь было задернуто серыми дождевыми облаками, будто запечатывая долину Столпов Творения и отделяя ее от всего мира.
Девушка прибавила шаг, пытаясь догнать сестру Мердинту. Не было смысла переживать из-за облаков. Какой бы усталой ни была Дженнсен, она твердо знала: когда придет время, у нее найдутся силы, чтобы поразить ножом Ричарда Рала, и облака ему не помогут. Это время стремительно приближалось. Она знала, что мама и другие милостивые духи помогут ей, вдохновив на бой. А кроме них, есть и еще одна сила, которая обещала ей поддержку.
Вместо ужаса от мысли о скорой смерти Дженнсен чувствовала странное оцепенение и покой. Самым сладостным было обещание конца борьбы и страхов. Скоро отпадет необходимость принимать решения. И уже не будет усталости, невыносимой жары, боли, горя, тоски...
На темнеющем небе заиграли всполохи зеленого света. Вспышки исходили откуда-то издалека. Где-то загремел гром, перекатываясь по бескрайней пустыне. Этот задумчивый рокот как нельзя лучше соответствовал волнообразному пейзажу.
Путники закончили спуск; и высокие каменные колонны, представшие перед их взорами, оказались значительно больше, чем при взгляде со скалистых гребней. Казалось, они вросли в дно долины. Вскоре, когда путники удалились от скал, Столпы уже возвышались вокруг, как древний каменный лес. Дженнсен чувствовала себя на их фоне муравьем.
Шаги путешественников эхом отражались от каменных стен, объемистых выпуклостей и глубоких впадин. Девушка не переставала удивляться, глядя на рябую поверхность колонн.
Вертикальный столб состоял из нескольких частей, каждая из которых отличалась плотностью и пропорциями, отчего колонны были волнообразно изменчивы по длине. В некоторых местах широкие секции завершались узкими перешейками.
Все это время путники изнемогали от жары. Она легла им на плечи тяжелой ношей, прижимая к земле. Ноги вяло ступали по гравию. От Столпов падали жуткие длинные тени. Иногда из-за камней вырывались лучи зеленого света. Взгляд вверх, и будто смотришь из глубин преисподней: скалы, на которых время от времени играли отражающиеся от облаков изумрудные отблески, вздымались в небо, будто взывая о спасении.
Сестра Мердинта в развевающихся одеждах плавно скользила в этом лабиринте, подобно духу смерти. Даже присутствие рядом Себастьяна не добавляло Дженнсен покоя.
Световые вспышки мерцали над головами путников, над вершинами величественных Столпов, будто что-то разыскивали в каменном лесу. Прогремел гром, и долина затряслась неистовой дрожью, на путников дождем посыпались осколки. Люди побежали, увертываясь от них. Дженнсен видела, как там и тут огромные колонны падают и рассыпаются. Некоторые теперь лежали на земле, подобно упавшим гигантам, и путникам надо было проходить под величественными столбами, упавшими поперек тропы, и пробираться сквозь трещины. Дженнсен надеялась, что вспышки, рассекающие небо, не ударят в каменные Столпы рядом с ними, и те не обрушатся на путников всем своим невообразимым весом.
Но когда Дженнсен решила уже, что они останутся навеки погребенными в плотном кольце вздымающихся к небу скал, между колоннами показалась долина. Еще сотня-другая шагов по извилистой тропе меж плотно стоящих каменных столбов, и впереди открылось пространство, где редкие колонны стояли, как монументы.
Дно долины, сверху представлявшееся столь ровным, оказалось нагромождением осколков колонн, огромных камней и щебня.
Гром все сильнее действовал на нервы. Он грохотал практически постоянно, и так же непрерывно содрогался и гремел каменный лес. Небо висело низко, и клубящиеся облака задевали за окружающие долину каменные стены.
На дальнем конце ее наиболее темные тучи постоянно извергали то блеклые, то яркие вспышки света. Порой вспыхивали и ослепительные – именно они порождали резкие удары грома.
Миновав высокий каменный шпиль, Дженнсен увидела двигающийся по долине фургон.
Удивленная девушка повернулась к Себастьяну и обмерла: за его спиной возвышался незнакомец.
Одним взглядом Дженнсен охватила его черную рубашку, черный распахнутый плащ с золотой каймой из древних символов. Плащ был собран на поясе широким кожаным ремнем, к которому с обеих стороны были прикреплены кожаные сумки. На украшенном золотом ремне была серебряная эмблема из накладывающихся друг на друга колец. Такими же эмблемами были украшены кожаные браслеты на запястьях. Брюки и сапоги были черные. Плащ был собран на шее на золоченую пряжку, контрастирующую со всей одеждой.
У незнакомца не было никакого оружия, кроме ножа на ремне.
Дженнсен взглянула в его серые глаза, и в тот же миг к ней пришло понимание: перед нею Ричард Рал.
Девушка почувствовала, как страх кулаком сжал ее сердце. Дженнсен выхватила нож, побелевшими пальцами сжимая серебряную рукоять.
Она хорошо ощущала выгравированный вензель «Р», означающий Дом Ралов, а лорд Рал собственной персоной стоял совсем рядом.
Себастьян обернулся, увидел его и тут же оказался за спиной у девушки.
Запутавшись в собственных чувствах, Дженнсен безмолвно застыла перед братом.
– Джен, не волнуйся. У тебя все получится. Твоя мать смотрит на тебя. Не опозорь ее, – шептал из-за спины Себастьян.
Ричард Рал внимательно разглядывал ее, казалось, не замечая ни Себастьяна, ни маячившей поодаль сестры Мердинты. Дженнсен тоже забыла про них.
– Где Кэлен? – спросил Ричард.
Его голос оказался совсем не таким, как представляла себе Дженнсен. Он был властный и уверенный, но, что было самым важным, в нем звучала тысяча чувств: от холодной ярости до непоколебимой решимости и отчаяния. Эти же чувства отражались и в его серых глазах.
Дженнсен не могла отвести от него взгляда.
– Кто такая Кэлен?
– Мать-Исповедница, моя жена.
Дженнсен не могла сдвинуться с места – настолько то, что предстало перед ее глазами, отличалось от того, что она слышала раньше.
Этот человек совсем не был похож на грязного пособника бессердечной Исповедницы, управляющей Срединными Землями посредством железной воли и жестокой руки. Этим мужчиной двигала любовь к женщине. Если они не уберутся с дороги, он пройдет сквозь них так же, как прошел сквозь тысячный отряд солдат. Это было-просто, как дважды два.
Однако, в отличие от солдат, Дженнсен была неуязвима.
– Где Кэлен? – повторил Ричард. Было видно, что он на пределе.
– Ты убил мою маму, – проговорила Дженнсен, почти защищаясь.
Брат поднял бровь. Он выглядел озадаченным.
– Я совсем недавно узнал, что у меня есть сестра. Фридрих-позолотчик рассказал мне. Тебя зовут Дженнсен?
Дженнсен осознала, что кивает, не в силах отвести взгляда от его глаз, таких знакомых, столько раз
