— Нет, — разочаровал его Гней. — Тибр, конечно, великая река. И судоходен почти на всем протяжении, но наш корабль слишком велик даже для него. Можем сесть на мель, а это вряд ли обрадует Памплония, спешащего на встречу со своей невестой. Поэтому мы пришвартуемся в Остии, оставим здесь квинкерему, а самим придется пересесть на коней.
— Наш военный трибун женится? — удивился Федор.
— Да, — нехотя подтвердил Гней, бдительно оглянувшись вокруг, что Федор счел знаком большого доверия со стороны центуриона, — скоро должна состояться его свадьба на дочери великого Марцелла, прекрасной Юлии. Он спешит, чтобы познакомиться с ней.
— Так они еще не знакомы? — спросил Федор, но тут же пожалел об этом.
— Ты слишком любопытен, опцион, — голос Гнея мгновенно похолодел, и все же центурион процедил сквозь зубы. — Знакомы. Но великий Марцелл дал согласие на этот брак только на днях, свадьба состоится еще не скоро. Памплоний должен явиться к Марцеллу и обсудить все детали. Брак — дело серьезное. Тем более, брак военного трибуна и дочери прославленного полководца, сенатора, однажды уже избранного консулом Рима и, Юпитер меня порази, если я ошибаюсь, скоро будет избран снова.
Федор помолчал, обдумывая слова центуриона. Получалось, что свадьбу Памплоний считал гораздо важнее войны с луканами. Хотя война шла вполне успешно и без его участия — солдаты у Тарента подобрались что надо, даже новобранцы — а такой брак сулил немалые выгоды. Так что, посетив Рим в период кампании против мятежных луканов, военный трибун мог вполне одержать верх сразу на обоих фронтах, военном и любовном.
— Значит, — снова сказал Федор, — сегодня вы с военным трибуном отправитесь в Рим, а мы будем ожидать вас здесь, в Остии?
— Все остальные — да, — подтвердил главный центурион Тарента. — Но ты и вся первая центурия будете сопровождать меня и Памплония в этой поездке. Военному трибуну нужен эскорт. Мы сядем на коней и через пару дней будем уже на вилле Марцелла недалеко от Рима.
— А в сам Рим мы попадем? — не удержался от вопроса любопытный опцион, которому неожиданно привалила высокая честь эскортировать своего военачальника.
— Только если захочет Памплоний, — отрезал Гней и туманно добавил, — главное дело у него вне стен Рима. Но может статься, что он решит посетить кого-нибудь и там.
Глава одиннадцатая
Марк Клавдий Марцелл и его прекрасная дочь[70]
Самой большой проблемой для него в этот день оказалась верховая езда. «И чего я не пошел служить в катафрактарии, — ругал сам себя Федор, пытаясь усмирить норовистого коня, все время рыскавшего и стремившегося забрать влево. И сам же себе отвечал, — потому что я лошадей боюсь, и у меня нет миллиона ассов».
Ситуация создалась достаточно прямолинейная. Он дослужился до опциона, а чтобы соответствовать, приходилось привыкать, терпеть, с трудом, но удерживаться в седле, в надежде не сверзиться с коня на глазах у подчиненных. Тем более, что за время курса молодого бойца их несколько раз сажали на лошадей, пытаясь научить самым азам. Хорошо еще, что тяжеленный скутум и пилумы разрешалось транспортировать в повозке, сопровождавшей морпехов в этой поездке.
Проблема неожиданно разрешилась с помощью Гнея, в течении трех часов с ужасом наблюдавшего, как трепыхается в седле его опцион, а потом остановившего солдат и приказавшего одному из них поменяться с Федором скакунами. Авторитет немного пострадал, но зато на этот раз конь оказался смирный и шел прямо. Впрочем, у большинства морпехов случились те же проблемы, далеко не все бывшие рыбаки и ремесленники умели управляться с лошадьми — не катафрактарии, в конце концов. Но, несмотря на это, Гней шепнул своему опциону, бросив взгляд на Памплония, великолепно державшегося в седле и ехавшего впереди центурии, сверкая на солнце кирасой:
— Либурнарий Тарента должен уметь все.
Федор спорить не стал. Должен, так должен, но за смирного коня испытывал крайнюю благодарность. Постепенно он привык, преодолел свой страх, понял, что может удержаться даже в этом примитивном и грубо сработанном седле. Так он и провел весь первый день, в течение которого они неторопливо ехали по отличной, мощеной каменными плитами дороге, начинавшейся сразу от ворот Остии и долгое время тянувшейся вдоль берега Тибра.
Квинт держался неподалеку от своего опциона. Нельзя сказать, что он ездил лучше, но ему с самого начала попалась смирная коняга.
— Хорошая дорога, — похвалил Федор местных строителей.
— Ясное дело, — подтвердил Квинт, — она же лучшая в стране. Аппиева. По ней можно быстро из Рима до самой Кампании доехать, а может, и дальше.
— А до Рима нам далеко, не знаешь? — уточнил Федор.
Из путанных объяснений Квинта, Рима не видевшего, но кое-что представлявшего со слов брата, Федор понял, не очень далеко. Можно за день легко доскакать, значит, примерно километров тридцать. Но Памплоний, похоже, никуда не торопился, несмотря на торжественность момента. Поэтому заночевали они, немного не доезжая до цели, в каком-то постоялом дворе. Довольно приличном и ничем не уступающем заведению в Таренте, где Федор и Квинт недавно проводили время, еще будучи простыми легионерами.
Федор с большим удовольствием сполз с коня и передал его на попечении подскочившего конюха. А затем некоторое время прислушивался к своим ощущениям — не отбил ли себе жизненно важные органы. В целом, все оказалось в порядке, хотя измотался опцион предостаточно.
Само собой они с Квинтом хорошо напились и вкусно перекусили. Правда, за свой счет. Никто не выделил им дополнительных средств на расходы. Вероятно, Памплоний считал, что морпехам вполне хватало того, что им оказана высокая честь сопровождать его персону к невесте. Видимо, по той же причине военный трибун отдыхал не с ними, а на какой-то специально отведенной для него вилле, одной из тех, что в изобилии располагались вдоль дороги. Вообще по многим, казалось бы, довольно незаметным деталям чувствовалось, что они, еще недавно окраинные жители римских земель, попали в самое гнездо цивилизации и постепенно приближаются к его центру.
— Интересно, какая она? — вдруг спросил Федор, когда они с Квинтом наливались отличным красным вином, закусывая его жареным мясом и луком.
— Ты о ком? — Квинт оторвался от еды. — А-а, о будущей жене Памплония? Уверен, она тщедушная изнеженная бабенка, да к тому же с придурью. Какой еще быть дочери сенатора?
— Это почему? — удивился сержант.
Квинт выпил вина и продолжил свои разглагольствования:
— Говорят, она молодая еще. Совсем девчонка, пощупать нечего.
— А ты откуда знаешь? — поинтересовался Федор. — Тоже брат рассказывал?
— Да нет, — ответил тессерарий. — Марк Клавдий Марцелл — фигура видная. О нем много слухов ходит. Ну, сам понимаешь, о его дочке тоже.
— И что рассказывают? — напряг уши любопытный опцион.
— Да всякое, — Квинт откусил сочный кусок мяса и, размеренно работая челюстями, стал рассказывать. — Крепкий старик, говорят, этот Марцелл. Ему сейчас пятьдесят два должно быть. Хороший вояка, тяжел на руку. Чуть что — сразу в драку. Такой шкуру живьем сдерет и не поморщится.
Квинт прожевал, наконец, все, что было во рту, и его голос зазвучал более разборчиво.
— Он еще с пунийцами повоевал в молодости, ну, когда мы за Сицилию с Карфагеном схватились, а потом выгнали их оттуда. За это Марцелл немало наград получил и среди них самую почетную — corona civica[71] — за то, что спас в бою своего брата. В общем, папаша у будущей невесты — герой Рима, хотя и не без придури.
— Это как? — не понял Федор.
— Любит воевать не по науке, а как древние герои, один на один. Аристократ хренов. Или малыми
