– Учил вас Ганнибал, учил, – приговаривал Федор, нанося удар за ударом по щиту, шлему и туловищу легионера, – а вы так ничему и не научились.
Но сейчас, несмотря на тактическую победу, положение было не самым выигрышным. Проще говоря, это было самое настоящее отступление перед силами превосходящего противника с целью сохранить хотя бы остатки своих солдат. Терзавшие каре карфагенян легионеры постоянно получали подкрепление от тех римлян, что присоединялись к ним, едва успев спуститься со стены. А финикийцы вынуждены были постоянно передвигаться вдоль нее по единственной дороге к воротам.
Последним движением Федор рубанул римлянина по лицу, и тот, выронив оружие, с диким воплем скрылся где-то внизу. Африканцы продолжали продвигаться и уже почти вырвались на простор, когда им во фланг ударила еще одна манипула. А две другие атаковали арьергард, состоявший из спейры Урбала и остатков восьмой.
Движение вновь затормозилось, а вскоре и вообще забуксовало, когда двадцатая хилиархия добралась до места другого прорыва вблизи ворот. Здесь римляне уже владели стеной и даже успели развернуть в обратную сторону несколько карфагенских баллист.
– Вперед! – орал Федор, приходя в еще большую ярость, когда на его колонну начали сыпаться ядра, превращая людей в кровавую кашу. Бросившись на оказавшегося перед ним легионера, он с такой силой рубанул его по шее, что едва не снес тому голову одним ударом.
Вдохновленные примером командира солдаты утроили натиск и опрокинули одну за другой три шеренги красных щитов, вновь приблизившись к свободному пространству, что виднелось уже перед самыми воротам.
Но дело решила неожиданно подоспевшая помощь. Сначала Федор увидел летящие в небе дротики, которые обрушились на тыл римской пехоты, обошедшей его уже и со стороны лагеря. А затем увидел и самих чернокожих всадников, прискакавших к нему на выручку из лагеря. Легковооруженные нумидийцы стремительной лавиной обрушились на римлян, смешав их тылы и заставив половину солдат обернуться вспять. Нумидийцы накатывались и откатывались на них, словно волны прибоя, до тех пор пока римляне не ослабили натиск, вынужденные перейти от наступления к обороне. Несколько отрядов прорвались к захваченной стене и осыпали дротиками разрозненные римские части, пытавшиеся закрепиться на подступах.
Но окончательный удар нанес отряд тяжелой кавалерии, показавшийся из ворот Тарракона. Сотня испанских всадников обрушилась на атаковавших Федора римлян и смяла их последние шеренги, отделявшие отряд от свободного пространства.
Оказавшись на свободе, хилиархия быстро преодолела оставшееся расстояние до ворот, миновала ров с водой по опущенному мосту и вошла в город. Сдерживать натиск ошеломленных контратакой, но не уничтоженных римлян, которые быстро приходили в себя, Чайка предоставил кавалерии. Впрочем, когда последние спейры вошли в город, вслед за ними в открытые ворота влетели испанские всадники, так вовремя пришедшие на помощь. Нумидийцы же, видимо, возвратились в лагерь.
Федор еще не успел пересчитать потери и рассмотреть командира испанцев, чтобы поблагодарить, как рядом с ним уже возник, словно из-под земли, Балезор.
– Офир требует тебя немедленно в штаб! – сообщил он. – А твоих солдат приказано немедленно выставить на стены, римляне уже пошли на приступ у гавани, преодолев наш ров.
– Как это кстати, – недобро ухмыльнулся Федор, сплевывая хрустевший на зубах песок и поглядывая в розовое от первых лучей солнца небо. – Урбал, принимай командование.
Добираясь в сопровождении Балезора и десятка пехотинцев, которых он прихватил на всякий случай, до штаба, располагавшегося в нижней части города, почти у самой гавани, Федор не раз слышал дикие крики, раздававшиеся с близлежащих стен. Несколько раз над его головой пролетали ядра.
– Как им удалось преодолеть ров, – спрашивал удивленный Федор, невольно пригибая голову при каждом попадании ядра в стену и стараясь не отставать от Балезора, – ведь он же довольно широкий? Его не засыпать за одну ночь.
– За ночь они перетащили с берега моря по земле целых четыре монеры [14] и спустили их во время суматохи в ров, – пояснил Балезор, сворачивая за угол, где им повстречался отряд всадников, проскакавших в сторону ворот, – сразу после начала штурма на твоем фланге. Так у них появились два отличных моста, по которым они смогли подтянуть лестницы и начать штурм здесь. Один, правда, мы уже сожгли.
– А почему вы не сожгли его сразу, – уточнил Федор, – пока корабли еще тащили к берегу?
– Поздно заметили, – отмахнулся Балезор, направляясь к воротам сквозь охрану, узнавшую его. – Офир считал, что ров почти невозможно преодолеть. Да никто не мог и представить, что Сципион придумает такое. Сначала наши баллисты не могли их достать, а когда корабли уже были на воде, под стенами, баллисты стали давать перелет.
– Однако этот Сципион не даст нам покоя, – подумал Федор, невольно вспоминая всевозможные конструкции Архимеда, дававшие возможность атаковать врага и на дальнем и на ближнем расстоянии, – сюда бы хоть часть моего осадного обоза из Сиракуз. Хоть одну гигантскую катапульту Архимеда. Вот тогда бы Сципион у меня узнал, что такое артиллерия.
– О чем это ты? – не понял Балезор, никогда не видевший работу орудий Архимеда в действии. – У нас отличные баллисты.
– Да так, – отмахнулся Чайка, – не бери в голову. Мы римлян отобьем в любом случае.
В штабе царила привычная для Федора, не раз бывавшего в таких местах, суматоха. Появлялись с новыми сведениями о положении дел и уносились быстрее ветра, получив новый приказ, гонцы.
Когда Федор и Балезор поднялись на второй этаж и, войдя в зал, приблизились к столу, на котором была разложена карта городских укреплений, Офир поднял свое скуластое лицо.
– Сколько людей осталось в твоей хилиархии? – спросил он, не тратя время на любезности.
Но Федор не обиделся, Офир свое дело знал и зря людей на смерть не посылал. В этом Чайка уже убедился. Ведь это по его приказу испанская конница помогла отступавшей хилиархии пробиться из окружения.
– Меньше семи сотен, – ответил Чайка, вспомнив невеселые подсчеты убитых сразу после возвращения.
– Все они должны быть на стенах, – приказал Офир.
– Они уже там, – ответил Федор. – Балезор передал мне приказ.
– Теперь ты отвечаешь за всю восточную стену и ворота, – добавил Офир.
Федор не до конца понял смысл сказанного – с одной неполной хилиархией никак нельзя было удержать половину города – и на всякий случай уточнил, проведя рукой по своей оцарапанной щеке:
– Это не та стена, что сейчас штурмуют римляне?
– Она самая. Ее держит твой помощник Карталон. Так что ты можешь отправляться немедленно. Когда отобьешь штурм, явишься с докладом.
Услышав это, Федор немного повеселел, но, поискав глазами советника Асто и не найдя его в обширном зале, все же не смог удержаться от вопроса:
– А где сейчас помощник сенатора Ганнона?
Офир, уже забывший о существовании Чайки, вновь был вынужден оторваться от карты. На его лице читалось неподдельное удивление.
– Почему ты спрашиваешь о нем? – произнес командир африканцев, пристально рассматривая Федора поверх голов офицеров. Чайка был в запыленном и окровавленном доспехе, разительно отличавшемся от еще не испачканных кирас других командиров, не успевших пока побывать в бою.
– У нас остался один незаконченный разговор, – туманно ответил Федор, не решаясь в присутствии других выложить Офиру всю правду, хотя очень хотелось, – и я надеялся увидеть его здесь.
– Боюсь, ты не скоро закончишь это дело, – неожиданно усмехнулся начальник африканцев, – сегодня ночью корабль советника, несмотря на мои уговоры, попытался прорваться сквозь римское окружение. И, хвала богам, этот дерзкий прорыв ему удался. Так что он сейчас уже на пути в Новый Карфаген, да сохранит его Баал-Хаммон!
– Прорвался под покровом темноты сквозь строй римлян? – повторил сильно разочарованный Федор, качая головой так, словно ничего другого и не мог услышать. – Этого следовало ожидать.
