Приклеив кусок голенища от сапога на место огромной дыры со рваными краями, Забубенный вдруг вспомнил забавное происшествие, что случилось с ними по дороге на озеро.
Ехать на рыбалку решили по старинке, то есть на электричке. После возвращения ОТТУДА вся техника надоела до боли в затылке. Электричка оставалась, как последнее средство доставки уставшего тела на отдых, так как от станции до озера было километров пятнадцать, которые предстояло пройти пешком. Идти же пешком прямо из города, не смотря на всю любовь к прогулкам, друзья не решились. Выбор был сделан.
Но электричка, она же не самолет, она ведь ходит по расписанию в любую погоду. Или не ходит вообще. Поэтому, не обнаружив на перроне Финляндского вокзала двух назначенных электричек, Антон и Григорий еле смогли втиснуться в третью, отходившую на четыре часа позже разработанного плана. Забаррикадировавшись рюкзаками со снаряжением, держа удочки на вытянутых вверх руках, друзья наслаждались жизнью. А когда, не выходивший из состояния глубокой задумчивости Забубенный, услышал обращение джентльмена в фуфайке к пробивавшейся в сторону дверей даме с авоськами «куда прешь, едрена-матрена!», он вновь ощутил себя на Родине.
С Гризовым творилось нечто похожее. Он и раньше замечал за собой, что, возвращаясь из заграничных поездок сроком более двух дней, терял ощущение Родины. Начинал уступать дорогу в трамвае и переходить улицу только на зеленый свет. В особо тяжелых случаях, когда поездки затягивались на неделю-две, Гризов вообще переставал ладить с координацией. Позабыв про чувство опасности, он переходил дорогу в любом месте, вообще не глядя на машины в полной уверенности, что они все равно остановятся. Не станет же водитель давить пешехода. Однако, в течение суток чувство Родины быстро возвращалось. Достаточно было одного визга тормозов, разогнавшейся до 100 км/час по тихой пешеходной улочке вишневой «девятки», чтобы понять, что за рулем не финн и не датчанин, а свой. Наш же водитель привык останавливаться только об то, что с места не сдвинешь. О столб или небольшой дом, например. Дело в том, что до экзамена на права, ему никто не показывал, где находится педаль тормоза. Поэтому водитель привык ездить вообще без него. Да и слово было обидное.
И только один раз, вернувшись после рождественской поездки в Берлин, Гризову вернул чувство родины пешеход. Дело в том, что Антон как раз сам пошел на курсы вождения и еще не знал точно назначение педалей в машине. Поэтому, случайно выехал на пешеходный переход, немного напугав пешеходов. Один из них, старичок пролетарского вида, подскочил к приоткрытому окну водительской дверцы и яростно спросил:
– А может тебе в морду плюнуть?
Антон вежливо отказался, но тот час ощутил так неосторожно забытое чувство.
Как известно, электрички ходят туда, куда они хотят. А не туда, куда надо пассажирам. Та, на которой добирались до озера друзья, свернула на пол дороге и пошла в Сестрорецк. Удивленный сменой маршрута Григорий стал смотреть по сторонам, словно хотел отыскать причину, но высмотрел слева по борту только нудистский пляж. Когда взгляду рыбака предстало множество одетых, можно сказать ни во что, женщин, он чуть не передумал ехать на рыбалку и попытался даже сойти с поезда. К счастью для общего дела, электричка шла транзитом мимо пляжа.
И вот сейчас, латая подбитую лодку, Григорий об этом вспомнил.
– Слушай, – спросил он у Антона, который начал жарить на огне плотвичку, предварительно насадив ее на ветку, – а чего это они голые загорают? Ветер ведь и песок там, всякий. Негигиенично…
– Для лучшего единения с природой, – ответил Антон, который по долгу службы что-то читал про нудистов и натуристов, но так и не увидел особой разницы в подходе, – Согласно их философии надо, говорят, двигать обратно к природе. К стволам и корням, как наши древние предки…
– Это, которые ели только натуральную пищу и жили аж до тридцати лет? – уточнил Забубенный.
– Ну, да.
– А там ведь и мужики загорали, – вспомнил Григорий с озадаченным видом, – у них, что при виде обнаженной природы никаких первобытных рефлексов не возникает?
– Честно говоря, не знаю, – ответил Гризов, – не наблюдал. Но спокойствие это не спроста. Наверное, когда единение с природой достигает своего апогея, на такую ерунду свободные люди уже не обращают внимания.
Забубенный отодвинул лодку, взял из садка плотвичку покрупнее, насадил ее на ветку и стал жарить, как Антон.
– Я все же не пойму, – спросил механик, после долгого молчания, – А почему единится с природой надо обязательно без штанов?
Антон ухмыльнулся, перевернув плотвичку другой стороной к огню.
– Ты – отсталый человек, Григорий. Это сейчас модно, понимаешь. Сейчас вообще все модно делать без штанов: загорать, купаться, кино снимать и Моцарта исполнять. Моцарт в штанах людей уже не интересует.
– А…, – закивал головой Григорий, – ну, тогда, я не нудист.
– Да куда уж тебе! Да и мне тоже. Мы с тобой сегодня вон аж в ватниках искупались, – пошутил Антон, кивнув на сушившуюся у огня одежду.
Друзья рассмеялись. Вечерело. В стоячем воздухе смех разнесся далеко над озером.
На следующий день, собрав свои пожитки и большой мешок с рыбой, Антон и Григорий добрались до станции Каннельярви, а оттуда без происшествий до дома. Поскольку торопиться было особенно некуда, решили зайти в гости к Забубенному, посидеть немного на кухне.
– Вот Мораторий-то обрадуется, – сказал Григорий поднимаясь по лестнице и размахивая мешком с рыбой.
Мораторий действительно был рад. Он встретил друзей приветственным мяуканьем и запрыгал вокруг мешка, явно напрашиваясь на угощение.
– Сейчас, сейчас, – успокаивал его хозяин, – только сапоги стяну.
Сняв болотные сапоги, Забубенный поволок заветный мешок на кухню. За это время Антон с Мараторием успели обменяться информацией на кошачьем телепатическом уровне.
– Ну, как дела на личном фронте? – спросил Гризов.
– Да…бегал за ней, бегал, а она нашла себе какого-то облезлого в соседнем бачке. А я все для нее хотел бросить…дом, семью хозяина. Вот и верь после этого кошкам.
– Ничего, брат, будет и в твоем бачке праздник. Иди вон, рыбкой полакомись.
Мораторий убежал на кухню, где Забубенный уже выложил для него угощения в специальное блюдце. Гризов вошел следом и включил стоявший на кухне телевизор.
– Хочу взглянуть, что в мире происходит.
В мире происходили новости. Как всегда все падало и взрывалось, ледники таяли, парниковый эффект наступал, озоновые дыры расширялись, на солнце появлялись новые пятна.
– Не понял, – сказал Гризов разочаровано, не действует что ли?
– Не торопись, командир, – успокоил его Забубенный, – планета у нас вон какая огромная, подействует. Дайте срок. Лучше пока по рюмке пропустим для согрева и по случаю удачной рыбалки.
С этими словами Григорий выставил на кухонный стол поллитровку домашнего изготовления.
– Привет, рыбакам! – на кухне возникла жена Забубенного Наташа, – не успели приехать, уже квасить собираетесь?
Григорий поцеловал жену и примирительно ответил:
– Не квасить, а принимать. По десять капель за удачную рыбалку.
– Смотрите у меня, – шутливо пригрозила Наташа, – только по десять. Проверю! Кстати ты не видел мой куркулятор? Я его, кажется, здесь оставила утром.
– Чего? – удивился вопросу Антон.
– Куркулятор, – повторил Забубенный, и разъяснил соседу, – это мы так называем счетную машинку. Почти тоже самое, что и калькулятор, только калькулятор нужен для того, чтобы просто считать, а куркулетор нужен, чтобы куркулить. Последний способ гораздо интереснее.
Наташа нашла куркулетор на полке серванта и удалилась с победным видом. В настоящее время она обсчитывала проект собственной парикмахерской, поскольку решила податься в деловые женщины. Забубенный ей в этом не мешал, поскольку верил в способности своей жены. Если все правильно
