заповедному месту, где бы оно ни находилось. Да, ему не повезло, но остальным может повезти больше. Разве то, что какие-то люди оказались подвержены Злу, изменит тебя? Если в душе нет изначально черноты, ей неоткуда появиться.
Монах слишком много времени посвятил своей вере, чтобы так просто сдаться и отказаться от борьбы за свою душу.
Клемент знал, что он навсегда обезображен и надежды на спасение у него нет, он был, что скрывать, в отчаянии. Но главным для себя - верой в Свет, он бы никогда не поступился.
– Ты слышишь? Можешь говорить? - человек не оставлял своих попыток. - Или тебе… - он замолчал.
– Могу, - отрешенно сказал Клемент.
Средство, которое дал ему мастер, мешало ему потерять сознание. Оно насильно удерживало его в теле. Нынешнее состояние Клемента было назвать пограничным между сном и реальностью.
– Хорошо то как! - обрадовался незнакомец. - А меня завтра тоже будут пытать. А потом убьют.
– Ну и что? - равнодушно прошептал монах.
– Это чтобы тебе стало легче. Совместные мучения облегчают страдания. Пока что меня просто избили и сломали пальцы, иначе я бы помог тебе. Я маг-лекарь. Хотя… Я все же не так прост, как они думают. - Он что-то сделал, проведя рукой над монахом. - Это может помочь… Тебе ведь уже легче, правда? Жаль, что я всего лишь лекарь, - уныло добавил он, - а не боевой маг. Иначе меня бы здесь не было.
Клемент, самочувствие, которого немного улучшилось, сделал попытку отодвинуться, но безуспешно. Только этого еще не хватало! Он попал в какое-то логово Тьмы! Что за полоумный город?!
– И ты тоже! - огорчился человек. - Искалеченный, заклейменный и тоже меня ненавидишь.
– Я монах Света! - хрипло ответил Клемент.
– Да? - удивился маг. - А что же ты делаешь в подвалах Вечного Храма, словно какой-нибудь преступник? Я слышал, что ко всем прочим твоим несчастьям тебя собираются засечь плетьми на площади.
– Личные… счеты сводят.
– Ну, если они так относятся к своим людям, к братьям по вере, то представляю, что ожидает меня, - маг вздохнул. - Такая темнота вокруг, что ничего не видно. Неужели нельзя было нам оставить хоть один факел? Эта темнота давит на меня, затрудняет дыхание. А я ведь действительно помочь тебе хочу… Неужели монахи совсем забыли, что такое сострадание?
– Нет. Я помню.
– А ты бы проявил сострадание по отношение ко мне? Прости, что постоянно спрашиваю. Мне видно как тебе плохо - от тебя идет ярко-красное излучение, но я всего лишь хочу отвлечь тебя от боли.
– Ты служишь Тьме…
– Неправда, никому я не служу. Ваш орден мне уже поперек горла стоит! - возмутился маг. - За свои шестьдесят семь лет я всякого насмотрелся, много узнал и ничего не делал плохого. Я лечу людей, разве это наказуемо? А эти поклонники Света только и твердят, что я Зло, как бараны. Развешали ярлыки и творят, что им вздумается. Вот ты тоже, наверное, думал, что Свет тебе поможет и защит. Как бы не так! Сказку о Свете и Тьме придумали, чтобы легче было пускать пыль в глаза простым людям. В итоге, ты совсем не знаешь меня, но если бы мог подняться, то убил бы, не задумываясь. Да?
– Да.
– Конечно, - грустно покачал в темноте головой маг, - а все почему?
– Из сострадания, - прошептал Клемент.
– Что? - старик искренне удивился.
– Если можешь, убей себя сам. Но не попади в руки палача.
– Спасибо, - серьезно ответил маг. - Я уже думал над этим. Но это невозможно…
– Жаль. Ты еще об этом пожалеешь. А меня убить сможешь? - в его голосе послушалась надежда.
– Я же лекарь, - с укоризной ответил маг. - Это не для меня.
– Жаль вдвойне, - совсем тихо прошептал Клемент и затих.
Он уставился немигающим взглядом в одну точку. Что за гадость Ленц дал ему? Какой-то наркотик, не иначе.
– Здесь есть немного воды. Чашка прикована цепью к решетке, но если ты немного подвинешься вперед, то она окажется в пределах достигаемости. Я бы помог тебе добраться до нее, но ты слишком тяжелый, а сломанные пальцы не лучшее подспорье в этом деле.
Мысль о воде заставила монаха напрячься. Ему очень хотелось пить, пустые внутренности давно жгло огнем. Маг, подвинул чашку как можно ближе к нему и Клемент пополз к ней. Чашка была деревянной, с отбитым краем и немытой с момента ее появления в этом мрачном месте, но она была наполовину заполнена водой. И хоть вода была застоявшейся с мерзким привкусом, но для него она была самой лучшей водой на свете.
Он осушил ее до последней капли, но так и не напился. Ему казалось, что если бы в его распоряжении было целое море, то он выпил бы его одним глотком. Вскоре монаху смертельно захотелось есть. За кусочек печеной тыквы он готов был сделать что угодно. Раньше, он не любил ее, но нередко бывает так, что наши вкусы меняются.
– В таком месте как это, - маг кивнул в сторону решетки, - невольно начинаешь думать о том, что происходит с тобой после смерти. Если бы я точно знал, мне было бы легче. А ты знаешь?
– Я верю.
– В этом и заключается отличие между нами. Я стремлюсь знать, а ты верить. Душа существует, это, несомненно, но существует ли она сама по себе, или по чьей-то воле?.. Этого я узнать не могу. Эх, монах, жизнь прожита, да что толку? Смею надеяться, я сделал много хорошего. Но все же так и не нашел для себя самого главного. Да…
– И что же для мага главное?
– Не только для мага, но и для всех живущих, - мягко поправил его старик. - Ты, конечно, знаешь легенду о седьмом чувстве?
– Нет, - ответил монах, но в нем проснулся слабый интерес.
Его всегда интересовал легенды. И если бы не тяжелое состояние, в котором он сейчас прибывал, он бы живо включился в разговор.
– Ну, вот… Как это не знаешь? Неужели она забыта? А ведь это важно, такие вещи следует помнить. Очень плохо, что орден не пускает людей к знаниям. Они уничтожают книги.
– Неправда! В моем монастыре была библиотека…
– Правда. Раньше здесь, - маг постучал костяшками по полу, - была самая большая библиотека в мире. Хранилище знаний, собираемое и оберегаемое на протяжении многих веков, и где она сейчас? Ее больше нет. Понимаешь, я верю фактам. То, что осталось - это жалкие крохи, прошедшие цензуру.
– Расскажи лучше о легенде…
– Да, не буду тебя раздражать. Но я стар, а с годами, как когда-то давно в молодости, люди становятся более нетерпимыми ко всякой лжи. Я много болтаю, быть может, болтаю лишнее, но ты последний человек с которым мне суждено разговаривать. Близость смерти развязывает язык. Если уже завтра меня не станет, я использую данную мне возможность в полной мере. Да… Я бы с удовольствием передал тебе какие- нибудь тайные знания, но я ими не обладаю, - он вздохнул. - Врачевать я умею с детства, мне не пришлось учиться. Удивительно, что я так долго умудрялся скрывать это, и не привлекать внимания Серых. Но что-то я опять отвлекся…
– Не страшно.
– Так вот, всем известно, что у человека пять чувств, которые помогают ему ориентироваться в этом мире. Зрение, слух, обоняние, осязание, вкус. Есть шестое - интуиция, оно присуще каждому из нас в равной степени, но далеко не все находят силы к нему обратиться. А есть еще таинственное седьмое чувство, самое важное. Чувство нашей души… Это именно оно лишает нас покоя. Заставляет искать в других людях самих себя. Все странствия, бесконечные километры дорог, пройденные нами, надежда найти что-то стоящее в новых открытых землях - это из-за него. Но так уж вышло, что от рождения наши души разделены друг с другом.
– Я совсем не понимаю, о чем ты толкуешь…
