командам остальных терминалов держаться сколько возможно — якобы все в порядке и помощь близка, — мятежники начали резню на Дальнем Приюте.
Высаживать десант под огнем орбитальных батарей не представлялось возможным. А атаковать мощную орбитальную крепость и остальные вооруженные терминалы без подготовки и силами одного флота было просто самоубийственно. Однако на планете шла тотальная резня, и подданные императора гибли десятками тысяч. Каждый час множил число жертв. Поэтому адмирал Воропаев в конце концов принял нелегкое решение атаковать орбитальную крепость с низких орбит небольшими диверсионными силами и попытаться вывести из строя энергетическую установку орбитальной крепости.
Перед ротой Горностаев численностью сто пятьдесят человек была поставлена задача прорваться через заградительный огонь, проникнуть внутрь крепости с гарнизоном около двадцати пяти тысяч человек, добраться до центрального энергоузла и вывести его из строя. Это был самоубийственный план, и воплотить его в жизнь из имеющихся сил могли только Горностаи. Лишь их десантные боты были оборудованы системой подавления радаров, теоретически позволявшей приблизиться к орбитальной крепости практически вплотную.
К сожалению, все сразу пошло не так, как планировалось. Боты обнаружили еще на подходе к орбите. Видимо, какой-то умник предусмотрел нечто подобное и разместил на планете пункт контроля пространства, отслеживающий все происходившее вокруг крепости, — а может быть, не обошлось без предательства… Как бы то ни было, проникшие через обшивку крепости диверсионные группы сразу же попали в засады. За счет лучшего снаряжения и гораздо более хорошей выучки многие сумели прорваться, но шансы на выполнение задачи стали совсем призрачными. По всей крепости началась охота за диверсионными группами, и постепенно, одна за другой, они погибали, хотя и дорого продавая свою жизнь. Однако командование Пятого флота, убедившись, что основная задача выполнена не будет, решило воспользоваться тем, что существенная часть гарнизона крепости отвлечена на поиски и нейтрализацию диверсантов, многие расчеты орудий прорежены Горностаями, а сами орудия частично повреждены. Пятый флот предпринял отчаянную, яростную атаку на крепость и, потеряв одиннадцать кораблей, сумел-таки сломить ее сопротивление и выбросить на нее десант. Но из всей роты Горностаев к тому моменту осталось в живых только три человека…
Дальше все прошло согласно боевому расписанию. Высадка десанта. Подавление сопротивления мятежников. Расследование. Неопровержимые доказательства массовых казней. Грандиозный международный скандал. Появление намеков на связь мятежников с некоторыми властными группировками «свободных демократических государств». Ниточки, тянущиеся далее, к мафиозным кланам, находящиеся в зоне ответственности этих «свободных демократических государств». И вопрос, кто за все это ответит. Ибо действующая администрация самого свободного и самого демократического из этих государств изо всех сил делала хорошую мину при плохой игре. Поделать со своими союзниками по победе на выборах они ничего не могли, сдать их тоже не представлялось возможным: слишком много дерьма всплыло бы на поверхность. Но все понимали, что русский император этого так не оставит. За последние триста лет ни один случай нанесения ущерба русскому подданному не остался без ответа…
— Ну что ж, мистер Колхейн, позвольте поздравить вас с очередной блестящей победой, — произнес наконец Фробишер, подняв свой бокал и уважительно качнув им в сторону собеседника.
Колхейн солидно, с достоинством кивнул.
— Крайне огорчительно, конечно, что мистер Саггети повел себя неподобающим образом, — продолжал Фробишер. — Но как бы то ни было, в этой войне он был виноват сам, и я рад, что вы снова сумели наглядно продемонстрировать свою мощь и стратегический талант. Умелым ведением боевых действий и решительной победой в этой войне, мистер Колхейн, вы в очередной раз доказали, что прежде всего вы — человек дела, талантливый командир и решительный руководитель.
Он практически не кривил душой. Несмотря на все свое пренебрежение и, скажем так, нелюбовь, которую он испытывал к людям, подобным Скале, он в то же время весьма уважал его, ощущая за ним реальную силу и качества подлинного лидера. Иначе семь лет назад он не обратился бы к нему, так как подходящих кандидатур было достаточно.
Однако в этот раз он приехал по другой причине. И Фробишер, и Колхейн искренне надеялись, что больше им не придется иметь никаких совместных дел. Но странная, невероятно жестокая война между двумя мафиозными кланами, когда-то вместе участвовавшими в памятном мятеже на Дальнем Приюте, насторожила Центральное разведывательное управление, которое все это время напряженно ожидало ответных действий русского императора. И «влиятельный бизнесмен» с Соединенных Миров, не появлявшийся на Талголе уже семь лет, получил задачу покопаться «во всем этом дерьме» на предмет, нет ли здесь связи с теми кровавыми событиями и не замешана ли в этом разведка Империи.
— Благодарю вас, мистер Фробишер. — Скала пригубил мартини. — В то время, когда мы работали вместе, у меня тоже остались о вас самые хорошие воспоминания.
Они обменивались этикетными любезностями, однако оба были настороже и в любой момент готовы были пустить в ход зубы и когти — в переносном смысле, разумеется.
— Надеюсь, мы ни разу не дали вам повода усомниться в нашей честности и доброжелательности по отношению к вам. — Резидент тоже лизнул свой напиток.
— Ну что вы, мистер Фробишер! — Скала просто излучал радушие.
— Тогда должен сообщить, что мое руководство весьма заинтересовалось обстоятельствами вашего противостояния с Саггети. Ибо наши аналитики не исключают, что они могут иметь некую связь с событиями… которые нам обоим не очень приятно вспоминать.
Колхейн задумался. Так вот в чем дело… Значит, его собственное недоумение по поводу того, что война развивается слишком
— Я вполне понимаю и разделяю вашу озабоченность, мистер Фробишер, — начал Скала, как будто слова собеседника отнюдь не были для него новостью. — Но поймите и вы меня. У нас свои понятия о чести и долге. Наш закон и традиции требуют, чтобы я немедленно казнил младшего Саггети и всех его ближайших подручных, иначе конкуренты воспримут проявленное мной мягкосердечие как признак слабости. А поскольку мой клан и без того серьезно ослаблен этой кровопролитной войной, мое положение значительно осложнится.
Фробишер отхлебнул мартини, продолжая молча смотреть на Колхейна. Это был не отказ. Отнюдь. Это было начало разговора. Обозначение позиции для торговли. Теперь надо было понять, что запросит этот мафиозо.
— Я готов, — вкрадчиво продолжил Колхейн, — ради нашей дружбы допустить некоторое нарушение мафиозного закона, однако для этого я должен чувствовать себя уверенно. Полагаю, некоторая силовая и финансовая поддержка с вашей стороны могут оказаться весьма важными для положительного решения данного вопроса. Особенно силовая, потому что иначе меня, извините, просто сожрут. — Он вежливо улыбнулся, хотя глаза его оставались внимательными и холодными.
Фробишер задумчиво переплел пальцы. Он ожидал от собеседника такого требования, и это был самый сложный момент беседы. Оказать клану Колхейна финансовую помощь так или иначе было возможно, а вот открыто участвовать в, так сказать, силовой поддержке мафиозного клана было бы крайне нежелательно.
— Полагаю, вам не стоит так торопиться с казнью пленных, — наконец проговорил он. — Разумеется, что касается помощи вашему клану, то мы сделаем все, что в наших силах. Однако получить необходимую информацию от представителей вражеской стороны — в наших общих интересах, следует это учитывать. Знаете, у аналитиков Разведывательного управления есть серьезные подозрения, что здесь может обнаружиться след кого-нибудь из… — Фробишер сделал паузу, как будто
