что выпустят всех воров, грабителей, даже убийц. С точки зрения братьев Ревнителей убийство какого- нибудь горожанина, возвращавшегося домой не совсем удачной (с точки зрения безопасности) улочкой, — деяние куда менее греховное, нежели… ну, скажем, пьяное декламирование запрещенных стихов или распевание гимнов в какой-нибудь маргинальной таверне, набитой сизоносыми бандитами и наглыми проститутками.
Барлар тоскливо сморщил нос: амнистия означала только то, что вскоре по Ланкарнаку снова будет разгуливать его старший братец Камак, тупоголовое быдло, дикий зверь… словом, в высшей степени приятная особа. Камака упрятали в тюремный подвал за довольно невинное деяние: вооруженный грабеж, отягощенный двойным убийством и каннибализмом. Вот такой милый братец. Правда, на суде выяснилось, что убитый (и наполовину съеденный) торговец пряностями ввез в Ланкарнак приправу аж из Эларкура, Дна миров, и была та приправа запрещена к употреблению в светских домах. Эта пряность могла применяться только в храмовой рецептуре, при приготовлении ритуальных блюд. Таким образом, жертва мерзавца Камака и шайки его головорезов оказалась нарушителем Благолепия, и на убийцу и людоеда стали смотреть куда благосклоннее. Присудили не такой уж и длительный срок заключения. А теперь вот наверняка выпустят… Эх! Закон, закон! Извилисты твои тропы!
Барлар насторожился. Было отчего… Ох! Мимо, пошатываясь, прошел здоровенный пьяный плотник из Лабо, пригорода Ланкарнака, известного своими притонами. Плотник этот славился запоями, силищей и отвратительным характером, особенно ежели выпьет. Кроме того, в свое время он получил удар по башке, отчего стал немного придурковат. В моменты приступов он нес такую чушь, что какая-то светлая голова объявила его пророком и блаженным. Собственно, несмотря на всякое отсутствие образования, негодяй имел хорошо подвешенный язык и дар убеждения (иногда с применением физического воздействия и подручных средств). В доказательство своей «пророческой» сущности бывший плотник иногда брался предсказывать. Так, он сказал одному из своих приятелей, что тот умрет от удара ножом в правый бок, и так и вышло. Хотя, как передавали шепотом, удар этот нанес сам «блаженный», чтобы подогнать цепь событий под свое «пророчество».
Так или иначе, но предсказание сбылось, и новоиспеченного пророка зауважали. Его остерегались и побаивались.
Увидев Барлара, прислонившегося к столбу, он хитро, заговорщицки подмигнул, а потом хрипнул:
— А ну, босяк, па-а-астаранись! Расплодилось вас тут… проходу нет ч-чесцюмуч-человеку!.. Э-э… Барлар? Ага, ты! Это ты, кажется, ученик старого пройдохи, хромого Барки? Воруешь, с-сабака? Поди уж украл! А вот дай мне пару медяков… а то трактирщик Бонк, раздери его Илдыз… выпивки в долг уже не отпускает! Н-ну… щенок… что т-там у тебя?..
Он навис над Барларом, дыша жуткой смесью запахов гнилых зубов, винного перегара и еще какой-то мерзости, кажется, тертой забродившей брюквы, которой закусывали пойло трактирщика Бонка вот такие пьяницы. Плотник не был красавцем даже по меркам пригорода Лабо. Грязная, перемазанная опилками блуза из грубой ткани была прорвана на рукаве, мешковатые штаны повисли на мясистых бедрах, во рту не хватало как минимум половины зубов, разноцветные глаза смотрели в разные стороны. Неудивительно, что Барлар попытался проигнорировать душевную просьбу плотника-пророка и выскользнуть, но плотник оказался цепкой скотиной. Он схватил Барлара за горло и стал трясти, приговаривая, что немедленно сдаст его страже, если Барлар не поделится наворованным.
— Ну хорошо, — выговорил мальчишка, — я дам… Только пусти шею, больно… У меня монеты в подкладке, дай достать…
Плотник поморгал недоверчиво, но хватку ослабил.
— Вот здесь… а-а-а!
— Ах ты паскуда!.. — взревел пьяница, сгибаясь втри погибели и падая на землю.
Было отчего: получив короткое послабление, Барлар двинул коленом в самое чувствительное для каждой особи мужского пола место, а потом пронырнул у согбенного пьянчуги под мышкой. Плотник валялся на земле, верещал и зажимал ушибленное место обеими руками, сокращаясь, как червь.
В таком виде он попался под ноги какому-то человеку в легком сером длиной до середины колена плаще, выглядящем небогато, но опрятно и чисто. Плотник тем временем стал дрыгать ногами и лягаться не хуже осла. Один из ударов грязным ботинком пьяницы пришелся в голень прохожему в сером плаще. Тот посторонился и, не обращая внимания ни на продолжавшего биться плотника, ни на сбежавшихся из рядов зевак, смеявшихся и над пострадавшим, и над перепачканным грязью прохожим, принялся отряхивать свою одежду. Плотник между тем очухался. Он встал и стал искать налившимися кровью глазами Барлара, но того и след простыл.
Прохожий в сером плаще, которого лягнул пьяница, привел, насколько это было возможно, себя в порядок и заметил довольно миролюбивым тоном:
— Человек должен быть человеком, а не свиньей. Ступайте домой, уважаемый. Отдохните.
— А ты кто такой… ш-шоб меня тут учить? — набычился блаженный житель Лабо, сжав огромные кулаки. Его обуревала ярость и еще жажда немедленно выпить, и смесь этих увлекательных чувств обещала составить опасный для здоровья окружающих коктейль.
Прохожий в сером плаще пожал плечами. При этом его лицо с приподнявшимися бровями и отвердевшим подбородком стало чуточку удивленным. Серые глаза спокойно и ровно смотрели на разъяренного плотника, который был почти на голову выше его. Потом он снова еле заметно пожал плечами и, в последний раз пройдясь ладонью по испачканному плащу, направился по проходу между торговых рядов. Плотник догнал его двумя огромными шагами и забормотал:
— Слушай… ты… это… не знаю, как тебя… Тут такое дело…
— На выпивку, что ли, не хватает, почтенный? — перебил его прохожий и улыбнулся. — Ну на такое дело я не дам. Ты и так уже в грязи кувыркался. Ступай домой, Грендам. Тебя жена третий день ждет.
«Блаженный» вздрогнул. Потом обежал прохожего, обнаружившего осведомленность в подробностях его личной биографии, и, схватив пятерней за плечо, выговорил:
— Ты… откуда меня знаешь? Я тебя в первый раз… в первый раз вижу. Уж больно ты чистенький… у меня такие в друзьях не ходят. Или… или ты шпион? Вызнаешь… разнюхиваешь?
— Да кому ты нужен, чтобы о тебе разнюхивать, Грендам, — отозвался человек в сером плаще, смахивая грязную пятерню пьяницы со своего плеча и едва заметно морщась, — иди себе с миром домой. Ты же не такой плохой человек, каким хочешь казаться. Еще загремишь в стражное помещение, а там из тебя все вытрясут, что осталось. Хоть ты и состоишь у них на прикорме… Я старшего стража Хербурка видел пару раз. Отвратительный охмуряла и наглец.
Это было сказано вполголоса, но услышали, кажется, все торговцы с ближайших лотков. С прилавка гончара Бура сорвался большой глиняный кувшин, расписанный голубыми цветами, и разбился. Грендам с шумом потянул ноздрями воздух, вдыхая смешанные запахи смолы, дегтя, копченой рыбы, солонины, конского пота, кислой капусты и пирожков с начинкой из крыс, жаренных на разбавленном водой растительном масле. Разноцветные глаза Грендама сошлись на переносице. Он оскалил свои редкие зубы. Зрелище было еще то. Прохожий в сером плаще невольно улыбнулся и хотел было обойти плотника, но тот рявкнул:
— Нет, ты постой, паршивый пес! Что ты там сказал про старшего стражника господина Хербурка?
Как и многие представители славного племени кабацких ярыжек и тому подобного отребья, плотник Грендам был осведомителем на прикорме у стражи рынка. Плотником его называли по привычке, просто когда-то Грендам состоял мастеровым соответствующего цеха ремесленников. Как и положено настоящему уличному блаженному, он целыми днями шлялся по торговым рядам и прилегающим к ним кабакам и тавернам, выпивал, совал свой траченный в стычках нос куда не надо, подслушивал, вызнавал, подхватывал самые фантастичные слухи. Раздувал, если хватало фантазии. И доносил Хербурку.
Этот последний (знакомый нам по вышеописанным событиям) за прошедшие несколько лет из простых стражников выбился в начальники охраны рынка. Он щеголял теперь в варварски пестром мундире, с нацепленными на все мыслимые места цепочками и побрякушками. В его непритязательном кругу это считалось признаком роскоши. Плотник-пророк Грендам пресмыкался перед Хербурком. И вот
