«Да что же ты за иезуит такой!» — хотелось мне выкрикнуть в лицо Иванову.
Но ничего. Хотелось — и перехотелось.
— Я не привык пересматривать свои решения. С такой поспешностью, — веско добавил я.
Взгляд Иванова сразу же потух, вернувшись в свой обычный, «минус-энергетический» режим.
— Нет, уже не проигрывает, — ответил он. — Но ни о каких масштабных операциях на второстепенных направлениях сейчас не может быть и речи. То же можно сказать и о Конкордии, которая в марте понесла тяжелейшие потери на Восемьсот Первом парсеке. По этой причине, потеряв одну эскадру в сражении с ягну, конкордианское верховное командование не рискнуло присылать сюда вторую. Адмиралы резонно заключили, что дешевле бросить свои израненные войска в районе Новогеоргиевска на произвол судьбы, чем пытаться прорваться к ним с боем.
— Хм... Но если ягну поверили в тысячу «Дюрандалей», почему Цирле или вы не смогли дожать их? Почему не заставили убраться из системы?
— Цирле как раз пытался. И почти дожал. Но тут, к счастью, появился я.
«К счастью, появился я»... В белом фраке, как говорит Полина... Ну до чего же самовлюбленный болван!»
— Вот вы думаете: какой этот товарищ Иванов самовлюбленный болван... Не спорьте, у вас это на лице написано. Но ситуация к утру двадцать девятого апреля и впрямь сложилась очень непростая... А Цирле на переговорах мог таких дров наломать, что к вечеру на Грозном не осталось бы ни одного живого хомо сапиенса. Вот только представьте себе то утро...
Дальше Иванов обрисовал мне то, что я, в общем-то, и так уже знал. Но, будучи человеком, бесспорно, умным и в своих оценках беспощадным не только к врагам, но и к своим, он заставил меня взглянуть на результаты ночного боя с ягну по-новому.
«Иван Калита» был полностью выведен из строя.
Большинство «Дюрандалей» не смогли совершить посадку в полуразрушенном туннеле и были вынуждены приземлиться на запасную ледовую полосу, очень слабо оборудованную. Половина машин получила при этом различные повреждения. Но даже исправные истребители повторно поднять в воздух было бы очень нелегко, поскольку вне туннеля возникали почти непреодолимые проблемы с доставкой топлива и заправкой. Поэтому, если бы ягну пожелали, они могли перебить почти все «Дюран-дали» на земле.
А пожелать они могли в любую минуту — их истребители непрестанно барражировали вокруг фиорда Крузенштерна. И что с того, что они не «ходили по головам» нашим пилотам, а держались на почтительном удалении? Ясно же было, что, приняв решение атаковать, ягну ровно за полминуты приблизятся на дальность эффективного огня своих позитронных пушек и сожгут всех...
— И вот в такой обстановке Цирле устанавливает контакт с пленными паладинами. Паладины, то есть пилоты ягну, очень рады, что их не спешат убить, а потому всеми силами пытаются понять, чего же от них добивается это человеческое существо. А поскольку мозгов у паладинов по восемь штук у каждого, то понимают они все довольно быстро...
— Вы серьезно — насчет мозгов?
— Как сказать, серьезно... Факт в том, что ягну действительно очень хорошо соображают— по нашим, человеческим меркам. Связано ли это с их полицеребральностью — трудно оценить... У ягну в каждый конкретный момент обычно активен только один мозг, остальные спят. И, таким образом, в мышлении участия не принимают. Формально. А неформально... Как бы там ни было, ягну — невероятно сообразительные существа. Хотя по-своему ограниченные. Если искать аналогии, мне они почему-то напоминают североамериканцев шестивековой давности.
— Вот так аналогии...
— Я понимаю, что вам, человеку неподготовленному, подобное сравнение мало о чем говорит. А я в свое время историей Северной Америки занимался. Был в нашем отделе большой профессиональный интерес... Штудировали первоисточники, Тома Клэнси читали, Бжезинского, Джефферсона, «Секс в большом городе»... Оказывается, американцы некогда были лидерами мирового террора. Они бомбили всякие второстепенные в военном отношении государства на основании того, что их модель политического устройства в некоторых нюансах отличалась от американской...
— Шутите?!
— Никак нет. Причем самое невероятное, что этот предлог — насчет политического устройства — считался более или менее приличным... Но нам сейчас важно другое: американцы в ту пору славились крайне болезненным отношением к потерям. Случались у них такие странные войны, когда они исхитрялись потерять человек сто, не больше — в основном пилотов. В то время как жертвы среди неприятельского мирного населения исчислялись десятками тысяч... Это их развратило. И вот в начале двадцать первого века американцы оккупировали Ирак. Ирак — это современная субдиректория Месо...
— Я знаю.
— Делает вам честь. Так вот, в один не самый прекрасный для них месяц североамериканцы потеряли в Ираке тысячу своих солдат. Это, легко видеть, чуть больше тридцати человек в день. Сущая ерунда! Но, представьте, страна была шокирована. И этого хватило, чтобы прекратить оккупацию и вывести из Ирака стотысячный контингент!
— Тогда ясно, почему им в свое время отказали в статусе нации-комбатанта.
Иванову мое замечание почему-то очень понравилось.
— Ну да... — сказал он, пряча улыбку. — Можно сказать, потому и отказали... Так вот, если говорить о ягну, перед нами тот самый случай. Эта раса превосходно оснащена и вооружена. Есть оценка, что по совокупному военному потенциалу они в семь— десять раз превосходят Великорасу. В тотальной войне ягну нас раздавили бы. Но в том-то все и дело, что тотальная война ягну совершенно не устраивает.
— Боятся высоких потерь?
— Да. Ягну присущи крайний индивидуализм и эгоцентризм. Что неудивительно, ведь каждый их индивидуум, за счет поли-еребральности, может рассматриваться как замкнутая ячейка социума, состоящая из восьми моноиндивидуумов. Также есть гипотеза, что размножение ягну происходит путем сепарации одного из щупальцев — вместе с содержащимся в нем мозгом. Таким образом, нет ни биологической, ни социальной необходимости в формировании семьи как тесного сообщества двух или более особей. В сочетании с высокой естественной продолжительностью жизни все это приводит к тому, что ягну очень боятся смерти.
— Но и мы, люди, ее боимся.
— Боятся все. Важно — как. Кроме того, как мы в свое время выяснили при изучении личного дневника пилота ягну, добытого нашей поисковой группой на планете Береника, у них есть некая стержневая доктрина. Собственно, в языке ягну она и называется «ось», «стержень». Назвать религией ее по ряду причин нельзя, но отношение к ней у ягну очень серьезное, поминается она в дневнике раз сорок. Доктрину эту можно сравнить с нашим земным ультрапротестантизмом. Основная идеологема очень простая: если ты погиб, значит, ты грешник. Верно и обратное: если ты убил много врагов и прожил долгую жизнь — значит, ты праведник. Разумеется, «грешник» и «праведник» — перевод сугубо условный. Как бывший американист, я бы сказал «факинг лузер» и «лаки сан оф зе битч», то есть «неудачник» и «счастливчик». Но нам, носителям православного сознания, трудно проникнуться фундаментальностью этих понятий...
Хотя Иванов вроде бы и увлекся темой, в голосе его по-прежнему дребезжал размеренный методизм. Так что я, сам того не желая, был вынужден все время кивать в такт его словам. Ясно, что моя недолеченная голова в конце концов разболелась.
— Хорошо, хорошо. — Я торопливо кивнул (что стоило мне новой вспышки боли в висках). — Я уже понял. Потерь ягну боятся. Но ведь что может быть проще? Боишься потерь — не лезь в чужую планетную систему!
— Вот именно. Это-то и осталось для Цирле загадкой: зачем ягну вообще нужен Грозный? Что они здесь ищут? Поэтому на переговорах он занял жесткую позицию: ягну, убирайтесь домой! Ягну пытались ему объяснить, что воевать они не хотят, однако система Секунды им очень нужна... Но тут в азбуке Цирле, как назло, закончился карбид цинка!
— Драматично.
