Эстерсон не смог сдержать улыбки, однако посмеяться всласть ему не дали. Возле калитки притормозил длинный черный «ЗИЛ».
Из машины вышли двое в парадной военной форме — парень и девушка.
Водитель «ЗИЛа» — тоже справный парень в форме — галантно распахнул перед девушкой дверцу, помог ей выбраться. («Кажется, это и есть коллега, о котором предупреждал Саша, всем бы таких красивых коллег!» — мелькнуло в голове у инженера.) А затем, выслушав от молодого офицера нечто неразличимое для уха Эстерсона, шофер взял под козырек, юркнул в кабину и был таков.
— Ну что же ты рот раззявил, Роло? Сашенька приехал! И не один! А ты еще не переоделся! Что он подумает, если увидит тебя в старых замызганных джинсах? — запаниковала Полина, заметая Эстерсона в дом жестом своей наманикюренной ручки.
— Ну... что он подумает... Подумает, что я люблю носить на даче старые замызганные джинсы. И ничего больше! Не беспокойся, я десятилетиями ходил на работу в таких точно и никто не возражал.
— Это у вас, в Швеции, никто не возражал! А у нас тебе на второй день намекнули бы, что красота спасет мир!
Эстерсон кивнул и поплелся в дом переодеваться.
Он стоял у незатворенного окна спальни, которая располагалась на втором этаже, и, пока его руки ползли сверху вниз по планке новой белой рубашки, от одной белесой пуговицы к другой, инженер с интересом наблюдал за тем, как молодой офицер и загадочная незнакомка, чьего места в военной табели о рангах он уяснить пока не смог («Какая странная форма! Какие странные знаки различия!»), обмениваются светскими поцелуями с Полиной.
— Татьяна Ланина, — представилась девушка и застенчиво опустила глаза.
— Полинка, ну ты просто монстр! Столько наготовила! — Молодой Александр Пушкин окинул удивленным взглядом стол, накрытый в тени яблонь, и водрузил в центр композиции принесенную с собой бутыль именитого крымского шампанского «Юсуповский дворец. Соколиное». Эстерсон знал эту марку еще по унылым корпоративным застольям в «Дитерхази и Родригес», где она была синонимом праздничного шика. Обычно пару бутылок приносил к рождественскому столу зажравшийся Марио Ферейра. — Бог ты мой! Оливье, цыплята табака, а это что? Шуба! А где мой любимый салат из морской капусты? Не забыла?
— Конечно, звереныш мой! Я даже тортик для тебя испекла. Вафельный, с клубникой, — ласково отвечала Полина. Ее голос был необычайно глухим и тихим, Эстерсон уже знал — таким он бывает, когда Полина глотает непрошеные слезы. — Да что же вы стоите, Таня, Саша? Садитесь!
— Тортик — это хорошо, дорогая моя, любимая Полина Владиславовна! — потирая руками, сказал удовлетворенный осмотром блюд Александр и занял место во главе стола. По правую руку от него села его подруга.
— Я не ослышалась? Ваше отчество Владиславовна? — удивленно спросила она. — А не Ричардовна?
— Нет, милая. Мы с Сашенькой родные только по матери, — улыбнулась Полина.
— Извините, я не знала... — Девушка зарделась от смущения. — Вы с Сашей так похожи...
«И впрямь очень похожи!» — мысленно согласился с Татьяной Эстерсон, медленно затягивая удавку нового, с голубой ниткой галстука. «Тот же профиль, та же стройность осанки, та же дерзкая улыбка, и эта детская суетливость в движениях, проявляющаяся в минуты душевного подъема... Разве что цвет волос отличается, но ведь женщины обычно красят волосы и правды в этом пункте никто не ищет...»
— Да и фамилия у вас такая же — Пушкина... — сконфуженно рассуждала Таня.
— Это все мама настояла, чтобы я фамилию Ричарда взяла. У моего отца фамилия была неблагозвучная — Кукишный...
— Все равно извините!
— Да полно вам извиняться, Татьяна! Я всегда считала Сашку родным! А отца, я своего вообще не знала! Милягу Ричарда куда больше! Вот только отчество взяла настоящее. Чтобы, значит, выказать дань уважения к биологическому родителю, я ведь все-таки биолог...
— Ричард и вправду очень милый! — оживилась Татьяна.
— Вы знакомы с Ричардом? — Тут уж пришел черед Полины изумляться.
— Случайно получилось. Зимой, в Городе Полковников...
— А я даже и не знаю, где он, этот Город Полковников.
— На Восемьсот Первом парсеке, Полинка, — пояснил Александр.
— Название кажется смутно знакомым... И что там наш папаша Ричард — все переживает трагедию эстетизма? — В голосе Полины Эстерсону послышались ироничные нотки.
— Нет, эстетизм папенька отринули-с! Перебрались на классику! Сейчас он замахнулся на «Воссоединение». Может, помнишь, мы его в школе проходили? — бросил Александр, рассеянно осматривая запущенный сад.
— «Воссоединение»... Гм... Что-то историческое? Вроде «Окопов Сталинграда»? — Полина близоруко сощурилась, старательно припоминая.
— Просто историческое. Без военного. Ну, Полинка... Напряги память! Двадцать первый век, воссоединение Украины с Россией, помпезная такая вещица. Как по мне, сюжет — скукота страшная. Мухи дохнут на лету. Конфликт надуманный, злодеи картонные... Там главный негодяй— какой-то американский «политический технолог» и его подруга, нефтяная магнатша... Во втором действии у папани запланирован хор мегакорпораций и танец медиаконцернов... Сама подумай, ну кто в такое поверит? Какие в Северной Америке мегакорпораций с политтехнологиями? Какие такие концерны? Не смешите меня, товарищи!
— Мне кажется, в музкомедии сюжет не главное, — вступилась за проект Татьяна. — Зато, говорят, там музыка красивая. Сам Рой Стеклов написал! Насколько я знаю, при создании партитуры Стеклов использовал подлинные музыкальные мотивы, популярные в начале двадцать первого века! Переработал их, конечно... Но все равно, должно быть, очень самобытно!
— Впервые вижу такую образованную девушку-офицера! — искренне восхитилась Полина. — Наверное, раньше мне просто не везло!
Эстерсон мысленно согласился с Полиной — Таня действительно мало походила на офицера. Не было в ней той грубоватой харизмы, которая практически всегда отмечает манеру держаться, свойственную молодым армейским женщинам (уж их-то он успел изучить за годы работы в военно-промышленном комплексе!).
Эстерсон нехотя оторвался от тайного созерцания милой троицы, сидящей за накрытым на четверых столом, и направился к комоду — искать чистые носки. Как назло, вместо носков под руку лезли сплошь трусики и лифчики Полины. «А это что за пыточный механизм? Бандаж? А-а, наверное, это и есть пояс для чулок! Но что он делает в моих вещах, черт возьми!» Лишь через несколько минут инженер сообразил, что, старательно прислушиваясь к разговору, ненароком залез в Полинин ящик.
— Таня действительно очень образованная, — тем временем заметил Александр. — Но она не офицер. По крайней мере еще не офицер, — и Александр лукаво подмигнул Тане.
— Вот как? Значит, наверное, учитесь в академии?
— Я даже и не учусь, дорогая Полина Владиславовна... Я вообще-то ученый... Ксеноархеолог. Окончила Кенигсбергский Государственный Университет.
— Ученый? Но на вас такая красивая военная форма...
— Это парадная форма специального научного подразделения, пошитая как раз к официальным торжествам по случаю победы! Мне она самой ужасно нравится. Я бы не стала ее надевать, собираясь к вам в гости. Но мы Сашей сегодня утром были приглашены на одну важную встречу в Новосибирске, туда без формы было никак нельзя. Мы прямо с этой встречи к вам и прилетели. В обшем, Фигаро здесь — Фигаро там!
— А что это за молоточки с камушками у вас на петлицах и на рукаве? — поинтересовалась Полина, придирчиво разглядывая гостью. — Или это не молоточки, а топорики? Не могу разобрать, камушки так заманчиво блестят...
— Ах, это... — Таня скосила глаза на свои петлицы и улыбнулась. — Это не молоточки и не топорики. Это кирка и, заступ, символы археологии! А над ними блестят звезды, которые символизируют иные миры! Итого получается — эмблема ксеноархеологии! Между прочим, золото девятьсот девяносто девятой пробы! И камушки настоящие — бриллианты, топазы, а на центральной звезде четырехкаратный аквасоляр с
