смотреть, чтобы узнать чифа летной части по... а собственно, по чему? По характерному ощущению тепла, происходящего, должно быть, от трепета его внутреннего огня? Вольно или невольно Краун переносил чувство восприятия этого огня с Винсента, которому искренне симпатизировал, на всех знакомых пилотов, поскольку ему казалось — оно принципиально свойственно им. В той или иной степени, разумеется.
Размеренные тяжелые шаги Эреншельда. Торопливая трусца сопровождающих его адъютантов. Характерная, обманчиво-ленивая поступь командира десантной эскадры. Главный инженер. Главврач. Легкая щегольская ниточка Клайва Эйнара. Звуки. Эхо. Авианосец — не что иное, как огромная пласталевая коробка, в которой резонирует все на свете. Включая боль, отчаяние и смертный страх.
Это заседание проводилось малым кругом, в персональном кабинете вице-адмирала. Конференц-зал для собиравшейся компании был бы слишком велик. Адъютант включил мониторы на стенах, чтобы командиры приданных «Фреки» крейсеров могли участвовать в совещании виртуально.
— Приветствую вас, господа, — сказал Эреншельд, садясь во главе стола. — Поговорим о сложившейся ситуации. Я располагаю персональными докладами всех начальников служб. Следует, я думаю, провести перекрестное ознакомление. Капитан Краун, начнем с вас.
Ланселот Краун щелкнул клавишей считывателя, отправляя на аналогичные устройства присутствующих материал своего отчета.
— Еще перед началом боевых действий аналитические расчеты предполагали, что в случае продолжительного массированного наступления нашим узким местом становится ограниченность людских ресурсов. Наши потери на сегодняшний день составляют, — он перевел взгляд на равномерно струящиеся на мониторе строки, — тридцать процентов личного состава. Его наиболее квалифицированной части. Пилотов, — у него странно онемели губы. Далеко не каждый, с кем сталкивала его служба, способен был спровоцировать его на проявление эмпатии. Краун считал себя уравновешенным человеком. Тем не менее, сейчас он отчетливо ощущал и служебную панику Тремонта, и его вполне человеческую боль.
— Анализ записей с фотопулеметов позволяет утверждать, что противник несет более тяжелые потери: как в технике, так и в личном составе. То, что
Тремонт дернул углом рта. Он готовился, но, тем не менее, как всегда, оказался не готов.
— В целом, несмотря на многочисленные трудности, авиачасть пока справляется со своими задачами. Проблем с материалами, благодаря поддержке базы, нет. Состояние техники хорошее, претензий к инженерным службам нет, боеприпасов достаточно. Состояние личного состава... близко к критическому. Нагрузка на пилотов — предельная.
— Расшифруйте подробнее.
— Тридцать процентов, — повторил он. — Это чертовски много, прошу прощения, вице-адмирал, съер... Пилоты совершают по шесть боевых вылетов в сутки. Парни практически не вылезают из кокпитов. И примите во внимание, по мере того, как их становится меньше, возрастает кубатура патрулирования, а как следствие — нагрузка на нилота. Чтобы ослабить нагрузку на истребителей, патрулирование относительно безопасных секторов ведут штурмовые авиакрылья, пересаженные на истребители. Попытки чередовать очередность патрульных вылетов ни к чему не привели. Потому что при каждой атаке приходится вводить в бой все резервы. Только вчера, — он непроизвольно вздохнул, — я опять объединил две эскадрильи.
— Ничуть не сомневаясь ни в героизме наших пилотов, ни в их профессиональной подготовке, замечу все-таки, что парии выполняют свой долг.
Клок черных волос на голове Тремонта встопорщился, Краун потянул было того за рукав, по командир летной части досадливым движением освободился.
— Я сам пилот, и я представляю, что такое — шесть вылетов в сутки. Два инсульта прямо в кабинах. Обоим — по двадцать пять. Я каждый день принимаю кассеты с самописцев: комэски не могут поставить роспись, у них трясутся руки. Гросс ходит, держась за стенку коридора. Эстергази слепнет, а я не могу отправить его вниз, потому что у меня нет не только лучшего пилота, но даже вообще лишнего.
— Лучший снайпер у вас все еще Эстергази? Или ремесленная хватка опрокинула наконец княжеский гонор?
Тремонт сморгнул, сообразив должно быть, что преступил границу допустимого.
— Княжеский гонор пока на высоте. Гросси отстает... прилично. Да и в общем зачете Шельмы против Кинжалов выглядят повеселее. Выглядели, во всяком случае, до вчерашнего дня.
— Я подал Императору представление на рыцарские звания и Серебряных Львов для лучшей эскадрильи, — задумчиво молвил вице-адмирал. — И это оказались, само собой, Шельмы. Нас могут не понять.
Чиф летной части по-волчьи приподнял верхнюю губу.
— Я немедленно спишу Эстергази, если вы позволите мне боевые вылеты. А лучше присвойте ему внеочередное звание и поменяйте нас местами. У него получится.
— Сам Эстергази согласен?
— Нет. Но он — офицер и подчиняется приказам.
— Бросьте, Винсент. Смешно завидовать двадцатипятилетнему мальчишке. Все равно вы его счет не превысите.
Шутка не возымела действия.
— Не ерундите, Тремонт.
— Прошу прощения, вице-адмирал, съер, — Тремонт, как Краун и опасался, пошел вразнос, и теперь его уже не остановить, не привлекая внимания главкома. — Парии, конечно, выразят надлежащие чувства по поводу званий и наград, но было бы намного полезнее для дела, если бы в ближайшее время что-то кардинально изменилось. Мы не можем более контролировать такой сектор космоса. Мы уже, — он поморщился, — пропустили внутрь системы несколько бомбардировщиков. Это не вина моих пилотов, и это не имеет, осмелюсь заметить, никакого отношения ни к отваге, ни к героизму.
