словно резонатор того потаенного, в чем боишься сознаться даже себе, и слышать его – страдание…»
Додумать мысль или хотя бы привести ее в более толковую форму имяхранитель не успел. Деревья, окружавшие дома храмовой обслуги, расступились, и Иван увидел небо с узким серпиком луны, вымощенную гранитом площадку с разлапистой сосной в центре и бледными молочно-белыми фонарями вокруг. И Цапель.
Назревала заварушка. Три гетеры, объединенные общей целью, энергично размахивая руками и издавая злобные возгласы, с воинственным видом наступали на четвертую. Одеты все четыре были в высшей степени легко, и в другое время Иван раскрыл бы от восторга пасть, но сейчас было не до любования едва прикрытыми прелестями девушек. Потому что при виде этой сцены догадка, будто вовсе не горги представляют здесь главную опасность, превращалась в бесспорный факт. Три Цапли сейчас являлись отнюдь не богинями любви, а хищницами, готовыми калечить и убивать.
Необходимо было что-то предпринять, и немедля, но Иван внезапно растерялся. Бить, крушить, сминать, совершать привычные и действенные телодвижения было совершенно невозможно, а ничего другого на ум не приходило. Расшвырять, рискуя переломать кости? Попытаться вразумить словами? К счастью, его опередил Александр Планид. Привратник распрямился, насколько вообще способен распрямиться горбун, воздел свой чудовищный костыль и прогремел жутким голосом:
– Стоять, стервы! Зашибу!
Атакующие Цапли замерли, попятились. Сонюшка подбежала к их жертве и вдруг воскликнула с удивлением:
– Феодора?
Девушка повернулась, и обломок увидел ту, кого считали главной претенденткой на роль спутницы монарха.
Считали более чем заслуженно, это имяхранитель понял сразу. Луна и фонари давали скудный свет, но и его хватало, чтобы отметить безупречное тело, свежее лицо, невиннее которого трудно представить… и глаза, ради которых не страшно убить или умереть.
Иван подошел ближе и разглядел на щеке Феодоры четыре длинные, плохо зажившие царапины. След когтей горга. Впрочем, о существовании царапин имяхранитель забыл почти сразу, потому что эта девушка была совершенна. Она попросту была воплощением высшей женственности. Красавица Сонюшка рядом с ней выглядела обыкновенной замарашкой.
Александр между тем хмуро и молчаливо надвигался на Цапель. Ни малейшей почтительности в его движениях не наблюдалось, напротив, казалось, он едва сдерживает желание пустить в ход свою страшную клюку. Девушки огрызались, но, видимо, тоже чувствовали исходящую от Планида опасность и мало-помалу отступали. Оттесненные до края площадки, они растворились в зарослях, пожелав на прощание Феодоре поскорее сдохнуть под ее бешеным уродом- хахалем, а Планиду – удавиться после этого на гитарной струне.
Почему удавиться
«В конце концов, – подумал Иван, – шрамы на лице возлюбленной – ничто. Особенно если возлюбленная так чарующа, как Феодора. Зато попади она невестой во дворец, о нежных чувствах к ней, потенциальной матери нового наследника короны, можно забыть навсегда…»
Имяхранитель решительно двинулся наперерез Планиду, спешащему к Феодоре, остановил его и предложил вполголоса:
– Отойдем.
Александр попытался оттеснить его плечом, но не тут-то было.
– Отойдем, – повторил Иван требовательно.
Планид утробно рыкнул и поднажал. Изображать античного борца у Ивана не было ни малейшего намерения. Он слегка сместил корпус влево, подсел, а когда продолжающий напирать привратник «провалился» вперед, подловил кисть, сжимающую костыль, повернул и вздернул руку вверх. Локоть у Александра занял неестественное положение, плечо вздулось. Привратник задохнулся от боли.
– Отойдем, – в третий раз сказал Иван и повел скрюченного, матерящегося шепотом Планида в сторону.
Когда имяхранитель решил, что подробности их скромной беседы не достигнут ушей Сонюшки и Феодоры, он остановился и сообщил:
– Сейчас я тебя отпущу. Рекомендация номер один: бросаться на меня не стоит. Ты мужчина сильный, но против профессионала не потянешь, только себе навредишь. На всякий случай уточняю: профессионал здесь – я. Рекомендация номер два: скрытничать и вилять передо мной не стоит тем более. Если решу, что пытаешься меня обдурить, тотчас же без единого слова отправлюсь к настоятельнице и выложу свои подозрения в твой адрес. Доказывать, что не дромадер, будешь сам. Подумай, сумеешь ли. И, наконец, последнее. Уже не рекомендация, а дружеский совет. Доверься мне, Александр. Вдвоем решить твою проблему гораздо легче. Меня наняли, чтобы охранять Цапель от горгов, а не выбирать невесту для его величества, поэтому семейное счастье царствующего дома мне до лампиона. Зато сохранение здоровья и благополучия девушек, в том числе Феодоры – мой, образно выражаясь, пиковый интерес. Доходчиво?
Александр с видимым нежеланием кивнул.
Иван разжал хватку – нарочно резко, без компенсирующего движения, которое могло бы смягчить возврат суставов привратника в нормальное положение. Планид невольно охнул и выронил из затекшей руки костыль. Тут же подобрал левой рукой, спросил:
– Кто тебе рассказал о нас, обломок? Сонька?
– Сам догадался, – ответил Иван. – Тут и колон бы сообразил, откуда ветер дует, увидев, как ты на этих девок попер. А тем более – услышав, какими словами они огрызаются. Выходит, я прав. У вас связь, и ты не хочешь, чтобы Феодору у тебя забрали. А она, похоже…
– Да какая, к дьяволу, связь! – мрачно перебил его Александр. – Я для нее вроде котенка. Подразнила, поиграла и прости-прощай. Сейчас вот во дворец собралась.
– А ты ей, значит, горга в комнату. Чтобы товарный вид чуток попортить.
Планид посмотрел на Ивана с недоумением.
– Я? Горга?
– Ну не я же.
– Обломок, да ведь ты, оказывается, дурак, – сказал Александр, развернулся и пошел прочь.
Других происшествий в первую ночь дежурства, можно сказать, не случилось. Разве что назвать происшествием встречу с парой горгов, один из которых успел-таки скрыться, а второй получил перелом позвоночника и был добит подоспевшей Барой. Однако столкновения с горгами давно перестали быть для Ивана чем-то выдающимся. Его диковинный нюх на этих тварей крепнул и усиливался день ото дня (вернее, ночь от ночи). В последнее время имяхранитель при необходимости мог выйти на точку встречи с лунными псами полностью без участия сознания. Его, что называется, «ноги сами вели». Как ни странно, обратным действием этот феномен не обладал: горги по-прежнему воспринимали Ивана, как самого обычного человека, и остерегаться его не научились.
Конечно, для сопровождавшей его Сонюшки появление зверей и
