шарик.
– Смотри, Вайгар, теперь смотри! Вот он, Нерхаш! - Прошептал у него почему-то над ухом Кван, и Вайгар послушно повернул голову туда, куда велел его странный спутник.
Он скорее почувствовал, чем увидел, гул далекого землетрясения. Волны шума накатили на него, закружили и завертели его, как пылинку. Постепенно шум исчез, потом его что-то толкнуло, и все остановилось. Он попытался осмотреться, но у него не получилось. Он испытал странное чувство, что он - дерево, которое растет под огромным сияющим куполом, закрывающим небо. Небывалое, неслыханное ощущение покоя и безопасности привели его в состояние блаженства. Он парил в невесомости, не чувствуя своего тела, и готов был остаться здесь навсегда, в этом странном неведомом мире под белым ослепительным куполом. А мир под ним состоял целиком из живых золотых нитей. То, что они именно живые Вайгар знал наверняка, потому что знание это пришло оттуда, откуда всегда приходит настоящее знание
Неожиданно все закончилось. Он по-прежнему стоял на крыше дворца, по-прежнему был гайром по имени Вайгар, и рядом по-прежнему стоял коренной житель Нерхаша Кван. То, что он был именно коренной житель Нерхаша, Вайгар знал теперь со всей определенностью. Он вообще, теперь знал много такого, для обозначения чего в его языке не было слов. Ему еще предстояло это понять и осмыслить. И принять.
– И за что он так любит вас, людей? - Тихо сказал Кван, и Вайгару теперь не требовалось смотреть на его ауру, чтобы понять, что он чувствует. Он всей кожей ощутил его боль и зависть. - Ты хоть понимаешь, придурок, что любой коренной нерхашец отдал бы всю свою бесконечную жизнь за одно мгновение того, что довелось пережить тебе?
Вайгар понимал. Теперь уже понимал.
– Ты прости, что обозвал тебя старым уродом, Кван! - Криво усмехнувшись, попросил он.
– Да, ладно, чего уж там. Ты зови, если что. Знаешь же, что приду. Прощай.
И, не дождавшись ответного прощания, Кван исчез, испарился, оставив после себя легкий запах чего-то неуловимо нерхашского, то ли горных трав, то ли дикого меда.
Глава 4.
Прошло две недели. После общения с Нерхашем Вайгар изменился, но не настолько, чтобы перестать быть самим собой. Скорее, он как будто получил в подарок некую часть себя, о существовании которой и не подозревал до того момента. Он по-прежнему любил Кинари, а она до сих пор продолжала тратить на него семейные амулеты, не подозревая, что он нарочно делает так, чтобы она не заметила, что с ним уже все в порядке. И даже более, чем. Отношения с Нерави у него сложились превыше всех и всяческих. Они много времени проводили вместе, и он теперь потихоньку показывал ей не только и не столько разнообразные умения Ларов, сколько учил ее видеть Нерхаш. Скоро им предстояло расстаться, и невозможно было сказать, когда они смогут увидеться вновь, если смогут вообще. Поэтому он старался научить ее тому, чему кроме него никто научить не сможет. Пару раз он даже звал Квана, чтобы тот пообщался с его дочерью, и, к его удивлению, она пришла от коренного нерхашского уродца в восторг. Квану она тоже понравилась, и, кроме того, Вайгар так щедро поливал его энергией, что вечно голодный нерхашец был бы рад приходить и почаще.
Кинари, как женщина умная, сразу почувствовала, что в его отношениях с дочерью что-то не то. Вернее, то. Слишком уж быстро Нерави привязалась к отцу, и это было подозрительно. Кроме того, они постоянно исчезали куда-то, а на вопросы матери и нянек, где они были, Нерави начинала рассказывать такие небылицы, что ее оставляли в покое.
Возможно, если бы Кинари в это время бывала дома чаще, она бы, в конце концов, вынудила Вайгара признаться, в чем дело. Ему было бы очень трудно отказать ей, если бы она насела на него с вопросами. Но как раз в этот период в Нарге произошло событие, которое сильно повлияло на большую политику, и не позволило госпоже Кинари уделить слишком много своего драгоценного внимания делам семейным в ущерб делам государственным.
А событие было действительно из ряда вон выходящее. В каждом из четырех столиц было нечто вроде храма или музея, где в покое и почитании доживали свой длинный железный век те самые четыре катера, на которых и прилетели сюда люди в незапамятные времена. Но для кого-то они незапамятные, а для кого и как будто вчера все случилось! Кто-то на Нерхаше - люди, а кто-то - гайры, не испытывающие никакого почтения к святыням планетарного масштаба. Короче говоря, с Наргийского катера, кстати говоря, тщательно охраняемого, были похищены три лазерные пушки для уничтожения астероидов, которые еще в те далекие времена считались сильно устаревшими, и использовались скорее для развлечения любителей фейерверков из числа королевских гостей, чем для дела. Поэтому, неудивительно, что к этому хламу отнеслись с таким почтением. Будь это настоящее оружие, его первым делом уничтожили бы, или, в крайнем случае, надежно спрятали, а ключ потеряли.
И вот оно кому-то понадобилось. Кому-то, кто счел нужным объявить всему Нерхашу, что готовит войну. Конечно, политики зашевелились, и, оставив на потом постоянную вежливую грызню между собой, четыре столицы единодушно выступили с резким осуждением подобных действий. За этим последовали дипломатические шаги различной степени эффективности, а также всячески активизировалась шпионская деятельность, ибо не существовало никаких точных указаний на то, кому мог понадобиться старинный оружейный хлам. То есть, предположения, разумеется, были, и даже больше, чем нужно, но доказательств ни для одного из них представлено так и не было. Страсти накалились до предела. Волна взаимного недоверия накрыла собой все наработанные веками каналы сотрудничества.
Разумеется, гайре Кинари не могла оставить свою королеву в такой тяжелый момент. Все эти две недели она почти не бывала дома. Забегала лишь для того, чтобы переодеться, и Вайгар видел ее только мельком. Домашние дела перестали казаться ей важными, и она ничего и не узнала о дуэли, которая все- таки произошла между Кайрэном и ее мужем, и инициатором которой был вовсе не Кайрэн. Сам Вайгар, разумеется, не собирался ставить ее об этом в известность, и тем более рассказывать о причинах, подвигнувших его забыть о том, что он находится в гостях. Все дело было в той молоденькой няньке, которую подослал к нему ревнивый брат Кинари.
Девчонка, так и не пришедшая в себя от общения с Ларом, навестила его тем же вечером, и на этот раз безо всякого приказа со стороны. Вайгар, который тоже еще толком не пришел в себя от бурного и богатого событиями дня, впустил ее, планируя быстренько привести малышку порядок и выпроводить восвояси. Как выяснилось, у самой малышки были другие планы. Она с порога бросилась ему на шею, начала плакать и умолять ее не прогонять. Нельзя сказать, что Вайгара совсем не взволновало ее посещение, тем более что женщины у него не было, по его меркам, довольно давно. А малышка предлагала ему себя с такой искренностью и страстью, что против этого любому Лару всегда было трудно устоять. Тем не менее, Вайгар справился. Но не потому, что у него взыграли моральные принципы, просто он находился не в том положении, чтобы заводить любовницу в доме жены.
И потому Вайгар стоял, как истукан, прижимая к себе бормочущую признания девушку и ненавязчиво счищая с ее ауры всякие посторонние вкрапления, которые сам же до этого и навешал. Постепенно она пришла в себя и замолчала. Ее желание улетучилось так же неожиданно, как я появилось, но нежно- розовый свет любви по отношению к так некрасиво использовавшему ее Лару все так же горел в области сердца. Вайгар не стал убирать это богатство, к появлению которого не имел ни малейшего отношения. Просто такое действие казалось ему, как Лару, варварством и почти кощунством. Он осторожно выпустил девушку, и она, смущенно улыбнувшись ему, ушла. Между ними так и не было сказано ни одного слова, все было понятно и так.
А на следующий день, когда она привела к нему Нерави, он увидел на ней следы недавних слез, боли и насилия. Увидел он и того, с кем все это было связано. Он мягко усыпил ее и опять поработал над ней, одновременно показывая своей дочери, как и что он делает. Возможно, ему стоило оградить Нерави от подобного зрелища, она все-таки была еще очень мала, но он сознательно не стал этого делать. Неизвестно, будет ли у него еще шанс показать ей что-нибудь, а такая наука никогда не станет лишней, в каком бы возрасте она ее не усвоила. Он оставил няню спать на своей кровати, а сам пошел гулять с
