удовольствие?
— Не все. Только самые примитивные, — осторожно сказал Корсаков.
— А вообще, по секрету, бывают вещи и поприятнее. Пиво, например, или салат оливье, — буркнул Никита, которому показалось, что он молчит слишком долго.
Алексей заметил, что его приятель разглядывает девушку с любопытством, но без всякого восхищения, словно подозревает в ней замаскированную экс-жену. Но даже и то, что Бурьин на нее просто смотрит, отчего-то стало ему неприятно. Инстинкт собственника?
— Где ваша одежда? — спросил он. — В машине?
— У меня ее не было. — Девушка преспокойно оперлась рукой о его плечо и подняла ступню, разглядывая, нет ли в ней занозы.
— Вообще не было одежды? Неужели вы и в машину к ним садились прямо так? — заинтересовался Никита.
— А для вас так много значат эти полоски ткани, ведь сущность женской формы под ними остается неизменной? Я и этим людям так сказала, но они, кажется, ничего не поняли.
— Теперь ясно, почему у них поехала крыша. Они восприняли ваш наряд как приглашение к близкому знакомству. А вы небось дали им откат, — сказал Бурьин.
Корсаков представил себе лица громил, когда девушка говорила с ними о сущности женской формы, и едва сдержал улыбку.
— Скажите, это не вы случайно сидели на памятнике Долгорукому? — вдруг выпалил Никита.
Девушка на мгновение задумалась и ответила двумя вопросами на один:
— Долгорукий — это такой бронзовый всадник на коне? Да, это была я, но что в этом такого?
— Да ничего. Я о вас по радио слышал. Если вздумаете нагишом походить по Красной площади, пригласите меня посмотреть.
— Хорошо, если вам это так необходимо, — согласилась девушка.
Лицо Бурьина стало озадаченным. Кажется, он сообразил, что его поставили на место.
— Послушайте, — спросил Алексей, — а там, на памятнике, что вы испытывали?
— Седло горячее. Сильный ветер. Голубей много. А вообще-то ничего, — подробно принялась припоминать девушка, усердно морща лобик.
Глядя на нее, Корсаков подумал, что его первое впечатление о ней как о представительнице древнейшей профессии было, пожалуй, поспешным.
Послышался шум. Из подъезда выскочили мальчишки с брызгалками, видимо, игравшие в пустующем доме.
Увидев джип с треснутым стеклом, стонущих громил, двоихмужчин и обнаженную девушку, мальчишки с жадностью принялись глазеть, но стоило Бурьину сделать шаг в их сторону, как они торопливо прыснули в разные концы.
— Пора уходить! — сказал Алексей. — Если вы, конечно, не собираетесь дожидаться милиции. Я имею в виду, после той истории на памятнике.
— Нет, я никого дожидаться не буду, — решительно заявила девушка. — Вот только одежда… Я слишком бросаюсь в глаза.
— Раньше это вас не очень-то смущало. Ладно, попробуем что-нибудь найти. — Корсаков заглянул в бытовку.
Там было затхло. На полу валялся рваный матрас. Рядом стояли два стакана и пустая водочная бутылка.
— Натюрморт, — сказал Корсаков.
— Нет, натюрморт — это когда продукты, а когда все продукты уже сожрали — это пейзаж, — поправил Бурьин, просовывая в дверь свою бородатую физиономию.
После непродолжительных поисков Алексей обнаружил возле плитки несколько оранжевых спецовок. Выбрав изних одну почище, он вынес ее из бытовки.
— По-моему, она новая. Набросьте, пока не доберетесь домой — сказал он, протягивая ее девушке.
— Угу. Незнакомка быстро натянула оранжевый комбинезон на голое тело. — Как ярко! Люблю яркие цвета!
— Вылитая «Мисс Стройка», — подтвердил Бурьин, озабоченно поглядывая в сторону забора.
— Что случилось? — спросил Корсаков.
— А то случилось, что мою машину надо отогнать, чтобы не светилась. Вас подвезти? Где вы живете?
Лирда помедлила с ответом.
— Я издалека, — сказала она.
— Приезжая? — догадался Корсаков. — Ведь не с неба же вы свалились?
— Нет, не с неба, — поспешно ответила Лирда, мгновенно вспоминая правило номер 199, гласившее: «Никогда не говори аборигенам, откуда ты».
— И денег нет?
— Нет.
Приятели переглянулись.
— Ее нельзя бросать, — шепнул Корсаков.
— Ясное дело, нельзя. Или ее снова очень скоро занесет голышом на какой-нибудь памятник, — согласился Никита.
— Ну что ж, — сказал Корсаков громко, — пойдете пока с нами, а там решим, что делать. Лады?
Девушка неуверенно посмотрела на него, очевидно колеблясь. Где-то в отдалении со стороны переулка завыла милицейская сирена.
— Хорошо, я с вами, — быстро сказала она, пытаясь припомнить, не существует ли на этот счет какого-либо ограничительного правила.
— Отлично, тогда я к машине. А вы не ждите меня, я адрес тебе говорил! — крикнул Никита, бросаясь к забору.
Подъехавший через минуту милицейский патруль нашел на стройке только джип, а рядом с ним двух стонущих громил.
Обогнув приговоренный к сносу дом, Корсаков и девушка в оранжевом комбинезоне оказались на узенькой сонной улочке со старыми пятиэтажными домами. Даже странно, как такая тихая улочка могла соседствовать рядом с оживленным шоссе. Судя по номерам домов, Никита промахнулся, и им предстояло пройти едва ли не два квартала.
Вдоль улицы и во дворах пятиэтажек густо росли тополя, а рядом торчали ощипанные кусты отцветшей сирени. Корсаков заметил даже покосившуюся зеленую голубятню. Девушка в оранжевом комбинезоне также с любопытством изучала эту тихую улочку. Причем любопытство ее нередко вызывали вещи самые заурядные. Так, почти минуту она разглядывала стайку воробьев, купавшихся в пыли, потом, случайно ступив босой ногой в лужу, долго смотрела на оставленный на асфальте мокрый след.
— Мы уже почти пришли. Этот дом семнадцатый, а следующий, очевидно, пятнадцатый, — сказал Алексей, пытаясь вспомнить адрес, который называл ему Никита.
Незнакомка ничего не ответила, Корсаков оглянулся и увидел, что, присев на корточки, она ловит на листок подорожника мохнатую гусеницу, отважившуюся переползти асфальтовую дорогу.
— Простите, а как вас зовут? — спросил он, вдруг сообразив, что до сих пор не знает ее имени.
Девушку его вопрос, казалось, немного озадачил, но она быстро ответила:
— Ли… Лида, Лидия. Лидка. Ведь такое имя есть? — Есть, — кивнул Корсаков.
— А вас? — спросила Лирда. — Впрочем, дайте я сама отгадаю. Максим?
— Нет, ошиблись, Алексей, — сказал Корсаков, слегка напрягшись. Максимом, кажется, хотела назвать его мама, но отец настоял, чтобы его назвали Алексеем, в честь деда. Когда он рос, мама часто из упрямства называла его Максимом, так он и рос лет до пяти с двумя именами — с мамой Максим, ас отцом Алексей.
Удивительно, что девушка попала так близко. Завизжали тормоза, и рядом, едва не сбив их, остановилась ярко-красная «БМВ».
