— Я нашел, — с гордостью сообщил воевода. По запаху. У Вакулы гарью да копотью из горна весь нюх отбило, а «Ромашковый дракон» духовитый.
— И куда его Малашка запрятала? — Лицо Ивана излучало искреннее любопытство.
— Ты не поверишь, — засмеялся воевода, — на голову себе вылила.
— Зачем? — изумился гигант.
— Не знаю. Несет от нее теперь этой ромашкой за версту. И ты знаешь, — озаботился вдруг воевода, — то ли со мной что-то после этого случилось, то ли проб мы накануне слишком много сняли с той партии… одним словом, как баба какая али девка мимо проскочит, все мне эта ромашка чудится… так в нос и шибает.
— Дуры бабы, — вынес свой вердикт Иван.
— Глупый баба, — согласился с ним катана-кладенец, — не туда дракон буль-буль нада. Давай покажу… — Прикованный к стене меч тянулся к «Тройной фиалковой», с завистью глядя на дегустаторов.
— Тебе нельзя, — строго сказал воевода, — ты у нас буйный во хмелю.
— Моя сесный смирный японса…
— А кто в прошлый раз царя-батюшку словами поносными обзывал? Если б не папа лично тебя ковал, давно б мотыгой говорящей был. — Катана-кладенец обиженно умолк.
— Однако непорядок это, — почесал затылок царь. — Ежели они у мужиков эликсир тырить будут, чтоб головы свои бесстыжие поливать, брожение начнется. Кормильцы обидятся…
— Вот оно что!!! — дошло до воеводы. — Выходит, не только Вакула с утра похмелиться не смог. А я думал, у меня с головой что-то…
— Как работу закончим, скажешь писарю, чтоб грамотку подготовил для царских винокурен. Будем ромашковую с производства снимать. Я потом подпишу. Ну, проверим, что там у Гены с фиалковой получилось.
Однако чарки они ко рту поднести не успели. Шум за стеной и всполошенные крики охраны заставили торопливо затолкать их под стол, в специально отведенную для этих целей секцию. В кабинет влетела Малашка, распространяя вокруг себя ядреный ромашковый аромат. Воевода поспешно зажал нос. Следом ввалилась, стукнувшись лбами у порога, охрана.
— Куда, малахольная!
— Батюшка! — бухнулась на колени Малашка. — Пиши указ!
— Ну-у-у, — глубокомысленно промычал Иван, прогоняя жестом охрану.
— Какой тебе указ? — возмутился Никита Авдеевич. — Порядок не знаешь? Прошение напиши, в очередь встань…
— Какая очередь? — заголосила Малашка. — Бунт на носу! Что у лавок винных творится, страсть! Мужики работу побросали, маются. Всем здоровье поправить не терпится, а до полудня еще далеко, лавки закрыты…
— Говорил я, — Никита Авдеевич с досадой крякнул, укоризненно глядя на Ивана, — ничего хорошего из этого указа не выйдет. Торговали б как раньше…
— Василиса уперлась. — Иван расстроенно развел руками.
— И ведь до чего дело дошло, — продолжала тараторить Малашка, — баб да девок забижать стали. К прилавкам подпущать не хотят, так что ты, царь-батюшка…
— А бабы-то что там делают? — возмутился царь-батюшка. — Им эликсир запрещено продавать.
— А надо, чтоб мужикам было запрещено, — Малашка воинственно уперла руки в бока, — а нам разрешено! Мы и вашему брату сколько нужно эликсиру возьмем, чтоб вы потом хоть бы до постели мужиками доползали, и нам, глядишь, ромашковой чуток достанется!
— Ваше Царское Величество, — вмешался охранник, высунувшийся из-за двери, — тут воевода сыскного приказа удиенции просит.
— Зови, — сказал Иван, обрадовавшись, что можно сбагрить настырную посетительницу. — Извини, — он сделал строгое лицо, — дела государственные…
Не успели воины вытолкать упиравшуюся Малашку, как порог переступил Соловей. Разбойником в свете новой должности, доверенной ему самим «папой», Соловья уже давно никто не называл.
— Беда, Ваше Царское Величество. Как бы лавки громить не начали. Мой приказ по сыску больше да по разбойным делам. Силенок совладать не хватит. Смекаю, ратников посылать надобно. Мужиков спасать.
— Мужиков? — выпучили глаза воевода с царем.
— Так бабы их бьют!
— Авдеич, распорядись, — с трудом выдавил из себя пораженный Иван, — сотникам поручи. Ты здесь еще нужен.
Никита Авдеевич исчез за дверью. Минуты две царь сидел, тупо уставившись в пространство.
— Ваше Царское Величество!
— А? Что? — встрепенулся Иван.
— Министр финансов прибыть изволили, — осторожно сообщили из-за двери, чуя, что державный не в духе.
— Давай его сюда! — проревел Иван.
Так хорошо день начинался, душевно, можно сказать, а тут чуть ли не бунт. Черт бы побрал эту Ягу с ее духовитыми фантазиями!
Чебурашка перевалился через порог и двинулся вперед, с трудом волоча за собой объемистый портфель, набитый отчетно-финансовой документацией. Следом шагнул Никита Авдеевич. Он дернулся было помочь, но вовремя остановился, вспомнив, что это небезопасно. За содержимое портфеля Чебурашка готов был биться насмерть и доверял его только царю-батюшке.
— Я тут Ягу навестил, — пропыхтел он, — вот, читай.
Чебурашка выдернул из портфеля свиток и передал его в царские руки. Иван поморщился. Если Яга страдала аллергией на кошачью шерсть, то он на грамоту, которой его с трудом обучили.
— Своими словами излагай.
Чебурашка своими словами излагать не стал.
— Указ, — внушительно сообщил министр финансов, — экстренный. — Он раскатал свиток и, откашлявшись для солидности, приступил к оглашению:
— Спятил?!! — завопил Соловей. — Ты на улицу выйди, посмотри, что твой ромашковый натворил!
— Я еще не закончил, — ледяным тоном произнес министр финансов.
Все ошарашенно молчали.
— А ну дыхни! — неожиданно потребовал Иван.
— Я на работе не пью, — оскорбился Чебурашка. — Если, конечно, того не требует дело, — торопливо
