Лан-О. — Когда воина передвигают на клетку, занятую фигурой другой стороны, эти два воина должны сражаться до смерти одного из них, чтобы оставшийся в живых мог захватить клетку. Каждый воин одет в соответствующие своему полю цвета, вдобавок специальное обозначение показывает, является ли он рабом, воином, исполняющим приказ, и заранее определяется, сколько игр он проведет, поэтому играющий знает, какими фигурами можно рискнуть, а какие надо приберечь. Более того, шансы каждого воина определяются позицией, которую он занимает в начале игры. Тех, кого желают уничтожить, всегда назначают пехотинцами, так как у пехотинцев всегда мало шансов.
— Могут ли те, кто руководит фигурами, участвовать в игре? — спросила Тара.
— О, конечно, — сказала Лан-О. — Часто, когда два воина, даже из высших классов, поссорятся друг с другом, О-Тар приказывает им решать свой спор на арене. Тогда они принимают активное участие в игре и с обнаженными мечами руководят движением фигур с поля вождя. Они используют своих собственных игроков, чаще всего своих воинов и рабов, если богаты, либо в качестве фигур добровольцами выступают их друзья. Наконец, им могут дать для игры пленников из тюрьмы. Тогда получаются лучшие игры: часто сам великий вождь бывает убит.
— Значит, судебное разбирательство осуществляется в Манаторе тоже на этой арене? — спросила Тара.
— Да, большей частью, — ответила Лан-О.
— Как же тогда при таких обычаях может пленник выиграть свободу? — продолжала задавать вопросы девушка из Гелиума.
— Если человек останется живым после десяти игр, его освобождают, — ответила Лан-О.
— И все принимают участие в играх? — расспрашивала Тара. — А как же женщины?
— Еще ни один чужеземец в Манаторе не выдержал десять игр, — ответила рабыня. — Им предлагают оставаться рабами на всю жизнь, если они предпочитают такую участь играм. Конечно, их в этом случае, как любого воина, могут назначить для игр, но при этом их шансы на выживание увеличиваются, так как при выигрыше их ждет свобода.
— Но женщины, — настаивала Тара, — как они могут заслужить свободу?
Лан-О засмеялась.
— Очень просто, — иронически воскликнула она. — Женщина находит воина, который будет сражаться за нее в десяти играх, и если он останется в живых — она свободна.
— Да, справедливы законы Манатора… — презрительно заметила Тара.
Она услышала шаги, ключ повернулся в замке, и дверь раскрылась. Заглянул воин.
— Был ли здесь двар Э-Мед? — спросил он.
— Да, — ответила Тара, — он был здесь недавно.
Воин быстро оглядел комнату, потом вопросительно посмотрел на Тару, затем на рабыню. На лице у него появилось растерянное выражение. Он почесал затылок.
— Странно, — сказал он. — Два десятка людей видели, как он поднялся в крепость, но, хотя в ней единственный, постоянно охраняемый выход, никто не видел, как он вышел.
Тара из Гелиума прикрыла зевок обратной стороной ладони.
— Принцесса Гелиума голодна, парень, — заявила она. — Скажи своему начальнику, что я хочу есть.
Только через час принесли еду. Человека, доставившего ее, сопровождал офицер и несколько воинов. Офицер внимательно осмотрел комнату, но в ней не было ни малейшего признака происшедших событий. Рана, отправившая Э-Меда к предкам, к счастью для Тары, была бескровной.
— Женщина, — сказал офицер, поворачиваясь к Таре. — Ты последней видела двара Э-Меда. Отвечай мне, и отвечай правдиво. Видела ли ты, как он вышел из комнаты?
— Да, — ответила Тара.
— Куда он пошел?
— Откуда мне знать? Не думаешь ли ты, что я могу видеть через запертую дверь? — В тоне девушки звучала насмешка.
— Мы не знаем… — ответил офицер. — Довольно странные вещи происходят в камере твоего товарища в тюрьме Манатора. Может быть, ты легко проходишь сквозь закрытую дверь и совершаешь еще более невозможные поступки?
О ком ты говоришь? — воскликнула девушка. — О Туране, моем воине? Он жив? Скажи мне, он здесь, в Манаторе? Он не ранен?
— Я говорю о том, который называет себя Чеком, калданом, — ответил офицер.
— Но Туран! Скажи мне, падвар, слышал ли ты что-нибудь о нем? — Голос Тары был настойчив, она вся подалась к офицеру в ожидании ответа.
Офицер не обратил внимания на вопрос Тары. Что для него судьба какого-то раба?
— Люди не исчезают в воздухе, — сказал он, — и если Э-Мед не будет найден, этим делом займется сам О-Тар. Предупреждаю тебя, женщина, если ты принадлежишь к тем ужасным корфалам, которые вызывали духов мертвых гигантов и заставляли выполнять их волю — многие сейчас думают, что Чек из их числа, — лучше верни Э-Меда, и О-Тар будет милостив к тебе.
— Что за глупости! — воскликнула девушка. — Я принцесса Гелиума, как я уже множество раз говорила. Даже если эти сказочные корфалы и существуют — а сейчас уже никто в них не верит, — то предания говорят, что они вселяются только в тела преступников и людей из низших классов. Человек из Манатора, ты глуп, и твой джеддак глуп, и весь твой народ — глупцы!
Девушка презрительно повернулась к нему спиной и принялась смотреть на поле для джэтана, на крыши Манатора и на расстилавшиеся за ними низкие холмы, где была свободна.
— Но если ты так много знаешь о корфалах, — воскликнул он, тогда ты знаешь также, что ни один простой воин не посмеет нанести им вреда! Они могут быть убиты безнаказанно только рукой джеддака.
Девушка ничего не ответила: она поняла, что, несмотря на его угрозы и гнев, никто в Манаторе не причинит ей вреда, за исключением О-Тара, джеддака. Спустя некоторое время падвар вышел, уведя своих воинов. После их ухода Тара долго глядела на Манатор, размышляя, какие еще неожиданности принесет ей судьба. Так стояла она в глубоком раздумье, когда снизу донеслись до нее звуки варварской музыки — глубокий мелодичный звук военной трубы, лязг оружия. Девушка подняла голову и прислушалась. Лан-О, стоявшая у противоположной стороны комнаты у окна, знаком подозвала к себе Тару. Отсюда через крыши были видны Ворота Врагов, через которые в город входили войска.
— Прибыл Великий джед, — сказала Лан-О, — никто другой не осмелился бы под звуки военной музыки войти в Манатор. Это У-Тор, джед Манатоса, второго после Манатора города. Его называют великим вождем повсюду в Манаторе. Народ любит его, а О-Тар ненавидит. Знающие люди говорят, что достаточно малейшего повода, чтобы между этими двумя вспыхнула война. Никто не знает, чем она кончится: хотя люди Манатора преклоняются перед О-Таром, но они любят и У-Тора, хотя он и не джеддак. Верность марсиан своему джеддаку превратилась почти в инстинкт и побеждает в них самосохранение; в этом нет ничего странного, так как их религия обожествляет предков, и каждая семья ведет свое происхождение от древних через бесчисленные века, а джеддак сидит на том самом троне, на котором сидели его прямые предки сотни, а может, и тысячи лет, и правит потомками тех людей, которыми правили его предки. Слабого джеддака джеды смещают с трона, но на его место обычно выбирают члена правящей семьи, хотя законы дают им право выбирать кого-нибудь другого.
— Справедливый ли человек У-Тор? — спросила Тара.
— Да, — ответила Лан-О. — В Манаторе для игры в джэтан используют только преступников, приговоренных к казни, да и у тех есть шансы освободиться. Добровольцы могут играть, но их передвижения не связаны со смертельным риском — раненые или просто уставшие могут покинуть поле. Они смотрят на джэтан как на спорт — здесь же это бойня. У-Тор против продолжения походов за рабами и против политики, когда сохраняется изоляция Манатора от других народов Барсума. Но У-Тор не джеддак, поэтому ничего не меняется.
Девушка смотрела, как колонна, пройдя через Ворота Врагов, двинулась по широкой улице ко дворцу О-Тара. Великолепная варварская процессия раскрашенных воинов в драгоценных доспехах и развевающихся перьях, норовистые и визжащие тоты в богатой сбруе. Высоко над головами всадников на
