На сцену медленно поднялась пожилая женщина в черном платье. Ее изумрудная брошь в свете рампы блеснула маленькой зеленой молнией. Женщина встала напротив суфлерской будки, оглядела скованный ужасом зал и заговорила:
– Ведите себя смирно и не предпринимайте никаких попыток к сопротивлению. Зал окружен моими людьми, в ложах сидят снайперы, которые пресекут любое ваше движение... Господин Синдзен! Надеюсь, вы не хотите, чтобы из-за вас погибло такое количество людей, и выйдете– к нам добровольно.
– Маша, деточка моя, успокойся, – Авдей сполз с кресла, обнял дочку и, леденея душой, осторожно коснулся ее залитой кровью головы.
– Боже, она ранена! – у Татьяны Алексеевны тряслись руки.
Авдей внимательно осмотрел рану и перевел дух. Пуля пробила плотную бумагу веера и прошла по касательной, содрав с Машиной головы кусочек кожи и волос. Господин Синдзен достал большой батистовый платок и, подобравшись к девочке, ловко перевязал рану. Потом он глянул на своих друзей:
– Я должен идти, раз эти люди требуют моей жизни. Когда они заберут меня, возможно, что все остальные будут целы. А Маше-тян нужен врач.
– Нет, господин! – вцепилась в него Инари. – Неужели вы не узнаете
– Она?! – тут Татьяна Алексеевна оторвалась от плачущей внучки и глянула наконец на женщину, стоявшую на сцене как грозный ангел смерти. – Господи! Да ведь это Анастасия!!!
– Что? – тут и Авдей оглянулся. – Та самая ваша ненормальная сестра?! Она же сидеть должна в местах лишения свободы...
– Как видишь, не сидит! Но каким образом она могла выбраться...
Новая автоматная очередь вспорола воздух и заставила наших героев умолкнуть.
– ГОСПОДИН СИНДЗЕН, НЕ ЗАСТАВЛЯЙТЕ МЕНЯ ЖДАТЬ! – голос Анастасии Либенкнехт разнесся над залом подобно штормовому предупреждению.
– Прощайте, – ласково улыбнулся своим друзьям Хидэо Синдзен. – Не следует заставлять ждать даже такую... даму.
– Нет, – Инари привскочила с места, но Синдзен остановил ее мановением руки:
– Приказываю вам оставаться здесь и заботиться вот об этих людях. Я больше не ваш сюзерен, Инари- сан.
... Весь зал, затаив дыхание, смотрел, как по проходу неторопливо идет к сцене невысокий щуплый японец в скромном костюмчике. Люди с автоматами держали его на прицеле до тех пор, пока он не пошел за кулисы. Авдей глянул на Инари. С нею творилось нечто странное: глаза остекленели, голова запрокинулась, а тело напряженно-неестественно вытянулось.
– Инари, что с тобой? – встревожился он. И получил в ответ едва слышное:
– Не мешайте... Я вызываю...
– Кого?
Но Инари мертво молчала и уже не смотрела на сцену, где по приказу бывшей Великой черной ведьмы Анастасии молодчики с оружием скрутили руки бедному японцу и поволокли его за кулисы.
– Что ж, операция прошла успешно, – подойдя к самому краю рампы, насмешливо сказала старуха в черном. – Вы все можете быть свободны. Если, конечно, сумеете спастись от выстрелов моих ребятишек...
Она уже было повернулась, чтобы величаво уйти за кулисы, как вдруг пронзительный детский крик заставил ее вздрогнуть и обернуться:
– Ты злая ведьма! Ты не имеешь права!
... Авдей даже не сразу понял, что это бежит к сцене и грозит кулачком его тихоня Дашенька. Автоматчик взял на прицел бегущего ребенка. Авдей, спотыкаясь о кресла, бросился за Дашей:
– Дочка, вернись!
Зал охнул.
– Расстрелять, – коротко приказала Анастасия.
И, хватая Дашу, падая с ней, прикрывая ее своим телом, Авдей услышал сухой треск очереди, понимая, что автоматчик не промахнется. И тут его ударило, вжало в землю мощной ало-золотой волной...
«Вот и смерть. Лишь бы Дашка выжила... Вику... так и не увидел...»
А потом он почувствовал, как по его шее течет горячая кровь. Не его кровь.
Госпожа Инари Такобо все-таки выполнила свой долг самурая. Она сделала то, что приказал ей сюзерен, – защитила вверенных ее попечению людей. В прыжке, на который не способен обычный человек, она взмыла наперерез автоматной очереди, принимая в собственное тело пулю за пулей. И рухнула, обливаясь кровью, на сжавшихся Авдея и Дашу.
Авдей выбрался из-под ставшего невероятно тяжелым тела Инари. Прекрасная японка хрипела, глядя в налитые ужасом глаза Авдея:
– Не бойтесь. Я все-таки успела ее вызвать. Она прилетит.
– Кто?
– Тетя Инари... – это Дашка. – Вы живы?
Японка устало закрыла глаза.
– Эй, вы! – подала голос со сцены Анастасия Либенкнехт. – У вас ко мне еще какие-нибудь претензии?
... Громадное окно зрительного зала, занавешенное длинной шелковой портьерой, вдруг взорвалось осколками и щепками рамы. И, зацепив одним крылом портьеру, полыхая пламенем и пуская раскаленные струи пара, в зал влетел разъяренный серебристо-сиреневый дракон. Взгляд его ртутных глаз сфокусировался на Анастасии и ее автоматчиках. Издав громоподобный рык, дракон прицельно выпустил струю белого пламени, заставив террористов врассыпную кинуться со сцены. Анастасия же стояла, словно и пламя не причиняло ей вреда.
– Это ты, – только и прошептала она.
Следующая струя пламени все-таки заставила ее бежать.
В зале поднялась страшная суматоха. Люди бросились к аварийным выходам, вызванная охрана и спецназ метались, отлавливая ошалевших от вида дракона террористов-захватчиков, кто-то тащил огнетушители, заливал пеной вспыхнувшую сцену, а посреди всего этого кошмара над телом Инари стояли Авдей, Марья, Дарья и Татьяна Алексеевна. Стояли и смотрели на беснующегося дракона.
– Это и есть ваша мама, девочки, – слегка торжественно сказал Авдей.
Вот не вовремя он это сказал! Потому что к дракону, выкуривающему из-за кулис Анастасию, вдруг подбежали две перепачканные девочки и запрыгали перед пышущей пламенем мордой:
– Мама, мамочка! Ты вернулась! Это же мы, мамочка!!!
Дракон растерянно хлопнул пастью и присел на хвост, как с разбегу ткнувшийся в стену бульдог. А потом...
Произошло то, чего так долго ждало семейство Белинских.
Дракон словно съежился, его шкура провисла и начала сыпаться, как кукурузные хлопья – в миску с молоком. Жуткая морда с ртутными глазами подернулась дымкой, и через какое-то мгновение Вика, прежняя Вика, взлохмаченная, растерянная, в драном сиреневом халатике стиснула дочерей в объятиях и заревела в голос.
К маминому реву присоединились девочки, потом Татьяна Алексеевна, заливаясь слезами, бросилась обнимать вернувшуюся в человеческий облик дочь. Авдей, стискивая зубы, изо всех сил пытался не пустить скупую мужскую слезу, но в конце концов не выдержал и присоединился к семейству.
– Авдей...
– Вика...
– Мама!
– Мамочка!
– Извините, товарищи, что отвлекаю, – проговорил кто-то, и все семейство, расцепив объятия, взглянуло на перемазанного сажей спецназовца. – Тут, кажись, что-то вроде дракона было...
