идеальной женской фигуры со всеми милыми мужскому взгляду прелестями. А на миниатюрной филейной части обнаружились небольшие игривые ямочки. И почему я не расколдовался? Был бы сейчас человеком — уж точно не лежал бы на коврике с открытой пастью.
Селистена не торопясь расплела косу и встряхнула рыжими волосами. Словно горный водопад заструились по обнаженной спине солнечные пряди. Я превратился в каменное изваяние и боялся даже моргнуть. Зрелище было настолько необычным и чарующим, что даже стук моего сердца начал мешать любоваться этой волшебной картиной. Мне показалось, что остановилось время.
— О боги, ну какая же я уродина, — еле слышно пробормотала Селистена.
Вначале я не поверил своим ушам, но красавица, со злостью свернув в противный узел солнечные пряди, довольно внятно продолжила нести чушь:
— Эти кошмарные рыжие волосы, противные веснушки, острый нос, ну кому такая может понравиться?!
За прошедшую минуту у меня во второй раз отвисла челюсть — такого со мной раньше не было никогда. С голодухи, что ли, она сбрендила? Я был настолько ошарашен словами Селистены, что на этот раз не сумел отреагировать тихо и грохнул своей пастью о пол. В тишине ночи звук действительно показался очень громким. Хозяйка вздрогнула и резко обернулась ко мне, наши взгляды встретились. Видимо, я не успел придать своей морде равнодушное выражение, и, взвизгнув, боярышня прикрылась чистой рубахой. Уж не знаю, что за одно мгновение она такого особенного смогла рассмотреть в моих глазах, но Селистена быстро юркнула в кровать под одеяло и со страхом оттуда уставилась на меня. Честно говоря, я даже немного растерялся и от волнения почему-то завилял хвостом.
— Шарик?! — шепотом спросила боярышня. — Это же ты?
И тут на меня словно затмение нашло (испереживался весь, изнервничался, я же не чурбан какой- нибудь бесчувственный), и я не нашел ничего лучшего, как, потупив взор, тихо молвить человеческим голосом:
— Я…
От бурной, чисто женской истерики меня спасла, как ни странно, Кузьминична. Она ворвалась в горницу (хорошо еще петли крепкие оказались) и словно коршун на спящего зайца бросилась к своей рыжей нервной крохотулечке.
— Селися, маленькая, что случилось? Кто тебя обидел? Сон дурной приснился? Животик заболел?
Вопросы последовали с такой частотой, что ответить на них было просто невозможно, да Селистена и не пыталась. Она с ужасом переводила взгляд с меня на няньку, пытаясь сообразить, что ей делать дальше.
Никогда еще я не был так близок к провалу. И, воспользовавшись тем, что нянька до сих пор вытирала своей ненаглядной девочке носик, стоя ко мне спиной, я поднял лапу, приставил, как мог, указательный коготь к носу и с молящим взглядом выдал:
— Тсс…
Все, теперь мне приходится только надеяться на благородство этой истерички. В сущности, я ведь ничего плохого не сделал, а сегодня даже помог ей, причем не единожды.
— Ничего, нянюшка, показалось, — наконец смогла выговорить Селистена.
Кузьминична быстро осмотрела комнату, и от ее испепеляющего взгляда меня спас простой, но беспроигрышный ход. Я просто закрыл глаза и доверился судьбе. Но даже сквозь веки я чувствовал, как меня жжет суровый взгляд недоверчивой няньки.
— Девочка моя, ты точно уверена, что у тебя все в порядке?
— Да, точно.
— Может, у тебя сегодня переночевать?
Этого еще не хватало, свободных мест нет!
— Не надо, я же не маленькая.
— Хорошо, если еще что-то покажется, кричи, я рядом.
Раздались шаги и звук закрываемой двери. На комнату обрушилась такая тишина, что у меня даже в ушах зазвенело. Лежать с закрытыми глазами было по меньшей мере глупо, так что пришлось открыть их. Лучше бы я этого не делал. Маленькое рыжее существо, к которому я уже привязался, смотрело на меня с таким ужасом, что на секунду мне захотелось провалиться сквозь землю. Однако, справедливо рассудив, что в лучшем случае мне светит провалиться со второго этажа на первый, я сбросил с себя оцепенение.
— Тебе не надо меня бояться, я не причиню тебе никакого вреда.
— Ты кто? — наконец разжала плотно стиснутые губы Селистена.
— Ну, как бы тебе сказать…
Я уже было собрался рассказать на ходу сочиненную сказочку про злые чары и заколдованных князей, но меня резко одернули:
— Вот только не надо мне врать! Я ложь за версту чую, так что советую очень крепко подумать, прежде чем начинать.
Видали? А если бы я не собирался врать? Она бы обидела совершенно честного человека! Хорошо еще, что я попался. Но заготовленную манеру поведения придется изменить. Значит, немного правды все-таки надо будет рассказать.
Заметив, что я колеблюсь, она меня добила:
— Если будешь врать, кликну стражу. Их в тереме и во дворе много, со всеми не справишься.
Ишь, какая проницательная попалась! И откуда ты только на мою голову свалилась?
— Меня зовут Даромир. По воле случая я был вынужден вселиться в твою собаку. Только что, во дворе, я пытался расколдоваться, но у меня ничего не получилось.
— Даромир… А не тот ли ты наглец, который пытался украсть у нас перстень и которого приговорили к казни?
— Я не наглец, а вообще-то да, это я.
— Этого не может быть!
— Нет, может, я и есть.
— Нет! Есть моя собака Шарик, которого мне подарили еще щенком.
— Шарика ты, конечно, могла знать щенком, но мое детство прошло вдалеке от этих мест, и вряд ли мы пересекались.
Ну разве можно так медленно соображать? Начинает надоедать. Никогда не понимал этих женщин. Вру — ругаются, говорю правду — впадают в оцепенение.
— Собаки не разговаривают!
— Собаки нет, а я — да.
— Ты же собака?!
— Я мужчина, причем очень даже симпатичный, — попытался пошутить я и даже подмигнул ей правым глазом.
— Ах, мужчина… — задумчиво протянула боярышня. — Подойди ко мне поближе, симпатичный.
Вот это другое дело. Наконец-то она оклемалась. А что тут, собственно, такого, если честный пес решил немного поговорить? И я, усыпленный мягким голосом, подошел к коварной женщине. Я-то думал, она меня рассмотреть повнимательнее хочет или погладить решила. Помыслы ее оказались значительно более изощренными. Продолжая придерживать левой рукой рубашку, в тот момент, когда я хотел ткнуться носом в знак примирения и отсутствия дурных мыслей (ну почти отсутствия), правой рукой эта чокнутая протянула ручонку к небольшому столику у кровати. Последнее, что я запомнил, был неумолимо приближающийся к моей голове бронзовый подсвечник.
Ох, что-то с моей головой в последнее время все какие-то проблемы. Бррр. Ну и какой умник меня водой поливает? Не хочу я открывать глаза. А вдруг мне все это приснилось? И «Кедровый скит», и Кипеж-град, и собачья шкура, и рыжая бестия? Вот открою сейчас глаза, а меня Серафима завтракать позовет. Например, оладьи с черничным вареньем.
На меня опять полилась ледяная вода. Нет, Серафима так меня будить не будет. Такую пакость может со мной сделать только… Селистена! Значит, это был не сон, и глаза открывать все-таки придется.
— Шарик, вставай, я же вижу, что ты очнулся.
Точно, не сплю. Или, может быть, все-таки это сон? Ну кошмарный, ну с рыжими монстрами, но все-
